Януш Леон Вишневский - На фейсбуке с сыном

Обо всем этом я много думаю, сыночек, потому что очень тоскую по нему, и воспоминания об этих недосказанных словах такой меня наполняют ностальгией, что я в наушниках слушаю стихи Бреля [82] Жак Брель (1929–1978) — бельгийский франкоязычный поэт, бард, актер и режиссер. — чтобы совсем уж себя растравить и поплакать. А когда слушаю «Не покидай меня» — такую невыразимую печаль чувствую, что хочется перенестись на те счастливые наивные Небеса, что в диснеевских мультфильмах и брошюрах Свидетелей Иеговы изображены. И Ты ведь, сыночек — Ты тоже романтик, на этого Жака Бреля похожий. И Казичек, пожалуй, романтик, только он это скрывает, поэтому и книжек не пишет. А досталось вам это по наследству от родителей — ну не от Адама и Евы же, в самом деле! От них у вас разве что скучный исторически-генетический фундамент, больше ничего. Вот Ты заметил, сыночек, что эта парочка, Адам и Ева, никому никогда не была интересна? Ни одного фильма про них нет, ни одной книги, ни песен, ни даже польского сериала. Скучные они… разве что представляют интерес с точки зрения райских интерьеров, ну и для шикарного порнофильма под громким названием «Самый Первый грех» — могло бы получиться пикантно-возбуждающе. А так — нудные они были, как змеиные внутренности в масле. Под многими деревьями во многих парках мира шепотом зовут людей к греху змеи. И шепчут они голосом Адама, а не Евы. И женщины этим уговорам поддаются. Если бы мне пришлось снимать об этом кино, совращение Адама проходило бы не в райских кущах, никакого зоологическо-ботанического антуража не было бы, это все безнадежно устарело. У Евы бы в сумочке было спрятано био-яблоко, а сумочка сработана из тонкой змеиной кожи, от Гуччи, куплена в Тель-Авиве. Адам был бы метросексуалом и вегетарианцем, который обожает яблоки и логотип Гуччи. Вот так бы все началось. И я гарантирую, сыночек, что при таком сценарии доверие к Моисею выросло бы существенно. Но это так, к слову.

Ты, сыночек, еще в одном очень на отца похож — вы оба с ним хотели дочек. Тебе повезло — у Тебя две любимые дочки, а у Леона ни одной не было, о чем он сильно иногда сокрушался. После Твоего рождения не раз меня уговаривал родить еще ребеночка, надеясь, что на этот раз это была бы выстраданная и вымечтанная его маленькая принцесса. И не только уговаривал, а еще и весьма приятные практические шаги в этом направлении предпринимал. Но я больше рожать не хотела. Я Тебя-то, сыночек, на свет произвела, когда мне за сорок было. А в те времена, в сталинские — Ты же в сталинские времена родился — это было каким-то чуть ли не извращением. К тому же на моем изрезанном после трех кесаревых сечений животе не было места для четвертого шрама. Да и вообще — я испытывала экзистенциальную, вытекающую из некоторых особенностей жизни при социализме хроническую усталость от материнства. Потому, несмотря на все ласки и уговоры Леона, каким-то образом от беременности увернулась, хотя в то время ни таблеток не было противозачаточных, ни спиралей, ни даже презервативов в киосках и аптеках. Но зная направление струи спермы одурманенного наслаждением мужчины, всегда можно в кульминационный момент так его пенис направить, чтобы ни капельки не упустить и все-все в себе сохранить, но без риска забеременеть — просто по причине довольно большого расстояния рта от лона.

Тебя, сыночек, такими трюками не проведешь. Нет. Ты еще одну дочку хочешь. Хочешь с близкой Твоему сердцу женщиной привести в мир еще одну, совсем по-другому любимую девочку. Несмотря на возраст. Ты уж и имя ей придумал, и книжки покупаешь, которые будешь ей читать, и во сне даже головку ее целовал и вкус этих поцелуев помнишь, представляешь себе тепло ее маленьких ручек на своей почти уже лысой голове — так отчетливо представляешь! Ты ее полюбил еще до ее зачатия. И мать ее тем более. Я это знаю, даже больше того — я это чувствую. Поскольку я ее, внучку-то мою, тоже заранее люблю. Но если нашу с Тобой любовь к этой маленькой девочке отбросить, искренне признаюсь, это Твое горячее желание наполняет меня беспокойством. Ведь Ты, сыночек, когда она получит аттестат зрелости, будешь уже стариком. А если не бросишь курить и не займешься сердцем — уже и вовсе оставишь ее сиротой. Ты подумай — хорошенько подумай! И перво-наперво прекрати курить.

Иногда я думаю, сыночек, что Бог с этой самой любовью, видимо, не справился.

Большого маху дал. Взять вот моногамию — не продумал тут что-то. Оставил этот вопрос людям, пастве своей. Но я Его понимаю, потому как это не совсем в Его интересах. Думаешь, сыночек, оно Богу надо? Моногамия — однозначно нет. При полной и последовательной моногамии на сегодняшний день люди бы имели один глаз и огромный палец для того, чтоб по клавиатуре стучать — эволюция бы своими мутациями все гены Творца уже из ДНК повылавливала. Да и мутантов с одним глазом и гигантским пальцем было бы недостаточно, чтобы наполнить земные храмы. Вот ислам непостижимым образом такое предусмотрел — у них многобрачие в законе, а христианство и еще более старший иудаизм в этом смысле, конечно, отстали. А ведь в древнем Израиле, то есть в старозаветные времена, полигамия была нормальным и естественным явлением. Можно вспомнить о четырех женах Иакова, или о женах и наложницах царя Соломона, или о трех женах Авраама. Были ли счастливы жены Иакова и Соломона — вопрос другой. Тогда об этом никто и не спрашивал особо-то.

Научно доказанным фактом является то, что полигамия существовала с тех пор, как существует человек. Начиная с раскрепощенности Древней Греции, шагая дальше через культуры Ближнего Востока, Азии и Африки, заканчивая свидетельствами о полигамных связях в Америке и Европе девятнадцатого века — сегодняшняя полигамия опирается на крепкие исторические ноги. Пылким сторонником и знатоком треугольников, четырехугольников и прочих многоугольников в подобных связях проявил себя некий Нойес Джон Хамфри из американского Йеля, [83] Нойес Джон Хамфри (1811–1886) — американский социальный реформатор; находясь на учебе в Йельском университете, провозгласил себя приверженцем перфекционизма, заявив, что ему удалось достичь состояния безгрешности; поскольку его взгляды не согласовывались с преобладавшей в обществе кальвинистской идеологией, вынужден был покинуть Йельс; в 1836 году основал коммуну в Путни, где проповедовал свободную любовь (именно он ввел этот термин в обиход); арестованный за прелюбодеяние, бежал в Онейду, где основал коммуну, просуществовавшую до 1879 года, когда ему пришлось удалиться в Канаду, избегая судебного преследования. Автор ряда книг о перфекционизме и об истории американских утопических коммун. один из самых уважаемых (хотя в то же время и ненавидимых, что очень способствовало его попаданию во всевозможные энциклопедии) теологов. Я на этого Нойеса нарвалась случайно: в библиотеке нашей, в допотопном поисковике, да еще и подцензурном — покруче, чем в Китае, — набрала два слова — «Библия» и «коммунизм». И первая же ссылка была на этого Нойеса. Меня очень интересует коммунизм и родственный ему социализм в его непосредственной связи с Библией, и я читаю все, что попадается по этой теме. Потому книгу Нойеса «Библейский коммунизм» прочла в первую очередь. Поначалу-то я заскучала — он как библейский перфекционист довольно долго всякие очевидные банальности разводит. А интересно мне стало, когда он начал рассуждать о Небе и сравнивать его с коммуной. И пришел к выводу, что на Небесах не существует мужей и жен, а есть коммуна, где все общее, и что исключительное право на партнера — это грех. Так вот дословно теолог-коммунист и написал: моногамия — это грех! Конечно, из-за этого у него неприятности случились, вплоть до изгнания из Йеля. Но он теорию свою решил воплотить на практике, организовал в 1848 году группу более чем из двухсот человек и назвал ее Коммуной Онеида. Мужья и жены там были общие, полное равноправие, а рожденных в таком сексуальном равноправии детей воспитывали также сообща. Это было слишком прекрасно, чтобы долго продержаться — тем более в пуританской Америке. Через тридцать лет коммуна распалась, но оставила после себя заметный след. Нойес первым употребил термин «свободная любовь» и ввел его в обиход. У меня это, сыночек, вызвало удивление — я всегда думала, что его придумали хиппи шестидесятых-семидесятых годов двадцатого века.