Уильям Янг - Перекрестки

— Для меня это звучит как полная белиберда. Но я верю тебе, хотя и не понимаю, чему именно верю. И я думаю, что каким-то образом воспринимаю то, что ты говоришь, даже если не понимаю. — Он помолчал. — Мне его очень жалко.

— Кэбби? Он сказал то же самое про тебя.

Тони удивленно поднял взгляд.

— Да-да. Так что не очень-то его жалей. Просто ущербность его тела заметнее, чем твоего. Он открыто демонстрирует ее всем, в то время как ты изо всех сил пытаешься спрятать свою. Внутренние рецепторы и восприимчивость у Кэбби развиты гораздо лучше, чем у тебя. Он видит вещи, которых ты не замечаешь, может распознать хорошее и плохое в людях быстрее, чем ты, его восприятие тоньше и глубже. Только все это скрыто в нем за неспособностью к нормальному общению, спрятано в сломленных теле и душе, отражающих сломленный мир. Но не стоит сравнивать себя с ним и расстраиваться. У каждого из вас свой путь, потому что каждый из вас уникален. Жизнь — это не сравнение и не соперничество.

— Ладно, — вздохнул Тони, — скажи тогда, что такое душа?

— Вот наконец очень толковый вопрос. Но точного ответа на него нет. Душа, как я уже сказала, не принадлежность человека, она живое существо. Есть Кэбби, который вспоминает или воображает что-то, а есть Кэбби, который создает, мечтает, испытывает различные чувства, желает чего-то, любит, мыслит. Но Кэбби как душа пространственно ограничен тем Кэбби, который является поврежденным телом.

— Это, по-моему, несправедливо.

— Несправедливо? — пробормотала Бабушка. — Вот новость! Энтони, в сломленном мире, где полно сломленных людей, нет ничего справедливого. Закон пытается действовать справедливо, но спотыкается на каждом шагу. Нет ничего справедливого ни в милосердии, ни в прощении. Наказание никогда не восстанавливает справедливость. То же самое можно сказать и о покаянии. Жизнь не раздает поощрительных призов за правильное поведение. Коммерческим договорам, адвокатам, властям, болезням нет дела до справедливости. Надо бы выкинуть из языка мертвые слова и обратить внимание на живые, такие как «сострадание», «доброта», «прощение», «милосердие». Ни к чему так заботиться о своих правах и о том, что кажется тебе справедливым. — Она оборвала свою тираду. — Но я это так говорю, между прочим…

Они опять помолчали, глядя на огонь.

— А почему вы не вылечите его? — тихо спросил Тони.

Бабушка ответила так же спокойно:

— Энтони, он же не сломанная игрушка, которую можно починить, не имущество, которое можно обновить. Он человек, живое существо, которое будет существовать вечно. Когда Молли и Тедди решили завести ребенка…

— Тедди?

— Да, Тедди, Тед, Теодор. Бывший приятель Молли, отец Кэбби. Он бросил Молли и своего сына. — Тони сжал губы, выражая свое неодобрение и осуждение, а Бабушка продолжала: — Энтони, ты ведь практически ничего не знаешь об этом человеке — слышал лишь обрывки разговора. Ты считаешь его подонком, а я — заблудшей овцой, потерянной монетой, блудным сыном или, — она кивнула в его сторону, — внуком.

Больше она ничего не сказала, предоставив Тони размышлять о своих суждениях, о том, как он смотрит на окружающее и окружающих. Результаты размышлений не принесли ему радости. Он видел большую черную тень, давно уже притаившуюся в его душе, и чем больше он старался оправдать себя доводами рассудка, тем больше росла эта тень. Как бы он ни изощрялся в своих попытках оправдаться и как бы ни пытался скрыть их, стремление осудить другого казалось ему самому отвратительным, оно грозило уничтожить все хорошее, что в нем осталось.

Тони почувствовал на своем плече руку; этого было достаточно, чтобы тень начала таять. Лицо Бабушки вплотную прижалось к его лицу, и он стал успокаиваться.

— Осуждать себя тоже не нужно, Энтони. Не время, — мягко произнесла она. — Важно понимать, что в детстве умение судить было необходимо тебе, чтобы выжить. Это помогало и тебе, и твоему брату. Отчасти вы оба сегодня живы именно потому, что трезво оценивали окружающее. Только эта способность постепенно подтачивает силы человека и становится губительной.

— Но я же и сам вижу, насколько безобразно это стремление судить других. Как мне преодолеть его? — спросил Тони чуть ли не умоляюще.

— Преодолеешь, дорогой мой, когда станешь доверять чему-то другому.

Тень померкла, но Тони знал, что она исчезла не окончательно, а притаилась, как грозное чудовище, выжидающее своего часа. Пока его усмирило присутствие этой женщины. То, что поначалу казалось игрой или мимолетным приключением, обернулось настоящей войной, где полем битвы стали его разум и сердце, где нечто старое, ущербное столкнулось с тем, что еще только нарождалось.

Бабушка принесла Тони другой напиток, на этот раз какой-то более земной и крепкий. Он чувствовал, как тепло от питья разливается по всему телу, достигая даже кончиков пальцев на руках и ногах. Колючая волна пробежала по позвоночнику, и Тони удовлетворенно улыбнулся.

— Только не спрашивай, что это и сколько стоит, все равно не скажу, — проворчала Бабушка.

Тони рассмеялся.

— Но мы отвлеклись. Мы говорили о Кэбби, — напомнил он.

— Это подождет, — отрезала индианка. — Тебе пора возвращаться.

— Возвращаться? Внутрь Кэбби?

Она кивнула.

— А тебе не надо сделать кое-что — ну, ты знаешь…

— Квантовый огонь? — улыбнулась она своей широкой сердечной улыбкой. — Но это же просто детская игра, прыжки и ужимки. — Она покрутила бедрами. — Не-а, ничего делать не надо. Но хочу сказать тебе еще кое-что, Энтони: когда ты окажешься в трудном положении и поймешь это, покрутись.

— Покрутиться?

— Ну да, просто покрутись, вот так, — и Бабушка подпрыгнула, слегка крутанувшись, — как в хороводе.

— Покажи-ка еще раз, а то я не запомнил, — съехидничал Тони.

— Нетушки, — ответила та, ухмыльнувшись. — Одного раза вполне достаточно, так что больше не увидишь.

Оба рассмеялись.

— А теперь отправляйся. — Прозвучало почти как приказ.

И Тони отправился.

Тони прибыл как раз к концу завтрака. По остаткам на тарелке Кэбби было видно, что он лакомился лепешками с курицей, фасолью и сыром. По довольному виду мальчика можно было заключить, что это одно из его любимых блюд.

— Кэбби, ты можешь минут двадцать поиграть, а потом пойдем в школу. Мэгги встретит тебя после уроков, потому что мне надо пойти к Линдси. А вечером она возьмет тебя в церковь. Не возражаешь?

— Ланна.

— И знаешь что? На ужин Мэгги приготовит цыпленка и даст тебе отделить мясо от костей. Ладно?

Кэбби был в восторге и выставил растопыренную пятерню, чтобы мама хлопнула по ней своей ладонью. Крайне довольный жизнью, мальчик рысью бросился к себе в спальню и закрыл за собой дверь. Вытащив из-под кровати футляр для гитары, он открыл его. Внутри оказалась красная игрушечная гитара и малогабаритный фотоаппарат — на вид дорогой. Удостоверившись, что все на месте, Кэбби закрыл футляр, защелкнул замки и спрятал его снова под кровать. Оглядевшись, он увидел одну из своих любимых книжек с картинками и принялся ее листать. Касаясь пальцем надписей под изображениями животных, он достаточно членораздельно называл их, так что было видно, что он их знает. Но одно из животных он не узнал или просто не мог правильно произнести название — и озадаченно сидел, постукивая пальцем по картинке.