Борис Мещеряков - Там, где нас есть

Дети мои такой потребительской заморочки не унаследовали. Слава Всевышнему, на их памяти колбасы везде полно, какой хочешь. Оно и к лучшему.

Заморочка, конечно, согласен, но вот так. Колбаса, хлеб и помидоры. Помидоры тоже были довольно редки, только в сезон, и только когда цены на рынке упадут на них до приемлемого моим небогатым родственникам уровня. Но это уже совсем другая история.

Колбаса не была единственной среди нехваток времен моего взросления. Не хватало много чего, замаешься перечислять. Кроме всего прочего была еще нехватка хлопчатобумажных штанов синего цвета различной степени пронзительности. Под общим названием «джинсы».

В нехватке джинсов была еще одна некоторая тонкость. В отличие от колбасы или книжек для чтения, джинсы носили оттенок некоторой фронды и вольности. Их ношение, как и ношение длинных волос, не пресекалось однозначно, но и не одобрялось, а сильно резвый комсомольский вожак мог и произнести прочувствованную речь об литье воды на известную мельницу и пособничестве империалистам. Нет, в самом деле. В молодежной центральной прессе время от времени печатались содержательные статьи, в которых ношение синих штанов и возможное предательство Родины и де́ла Ленина связывалось вполне недвусмысленно. Где они сейчас, те пламенные борцы? Ну да пес с ними.

Приобщиться к тихой фронде было можно с легкостью, купив синие штаны на «толчке» у фарцовщиков (еще одна нелегкая профессия, ушедшая в прошлое, надеюсь, что насовсем), и стоило удовольствие от 200 до 300 тогдашних вполне еще полновесных рублей. Это были деньги, деньги серьезные, почти невообразимые. По крайней мере лично в моем тогдашнем представлении. Бабка с дедом, растившие меня и сестру, зарабатывали на круг, вместе с дедовой пенсией, рублей, как я понимаю, около двухсот двадцати. Мне было тринадцать лет, я ничего не зарабатывал, а сестра училась на третьем курсе универа и стипендию в общую кучку не складывала. Короче, цена джинсов была заоблачной, и об обзаведении ими в общем порядке я даже не мечтал.

Странно вообще-то сейчас звучит, что «обзаведение в общем порядке» — покупка у темных личностей, преследующих стяжательские цели, преступников даже, спекуляция была серьезным правонарушением. Но российская жизнь и тогдашняя была полна парадоксов, не вчера они начались, ага. Ходили слухи, что цена тем джинсам в магазине («госцена» — было такое слово) составляла от сорока до шестидесяти рублей. Тоже не кот на скатерть начхал, треть или даже половина инженерской зарплаты, но уже нечто выглядевшее близко к моей экономической реальности. На шестьдесят рублей бабку с дедом уболтать было возможно, в этом я не сомневался, засада была в полном непопадании государственных джинсов на прилавки родного города. Но я не терял надежды.

В те годы мы с бабкой довольно часто ездили в Ленинград, там жила бабкина младшая дочь, моя тетка Ирина, замужем за военным, дядь Толей, о коем я как-нибудь расскажу специально, настолько он замечательный. Ездили мы в Ленинград, естественно, не только достопримечательности осмотреть, а и добыть чего по хозяйству. Одежки там, обувки, той же, туды б ее, колбасы. По магазинам бабка меня таскала с собой для помощи в переноске и свободы маневра, а достопримечательности я осматривал в свободное от покупок время. Порядком, надо сказать, осмотрел, думаю, что в центре Питера я и сейчас как-нибудь сориентируюсь. Ну музеи ж, само собой. Уже другого чего, а музеев в Питере имелось, не знаю как сейчас. Эрмитаж, скажем, я посещал с видом даже несколько пресыщенным, и бабушки-хранительницы меня узнавали и были приветливы, давали советы и справлялись о здоровье родни.

Москву я и тогда, и потом представлял себе куда хуже, у московских родственников мы бывали редко и не подолгу. Но дело не в том.

Бабка не питала особенных иллюзий относительно того, насколько я люблю стоять в очередях (а без очереди нужного почему-то не случалось), а напротив, люблю всякие достопримечательности, и с учетом моей слабости к культуре у нее был заранее заготовленный план посещения торговых центров в разных районах Северной столицы, с максимальной пользой для хозяйства и с максимальной же эффективностью охвата.

В тот день мы должны были посетить универмаг «Московский» на Московском проспекте, расположенный в первых этажах двух зданий-близнецов на разных сторонах улицы. Сошли это мы с бабкой с троллейбуса и заметили, как за углом одного здания тихо кипела оживленная группа людей, вид коей не оставлял сомнений. Это была очередь за чем-то. Сейчас трудно объяснить, как и главное — почему немедленно занималась чуть ли не любая замеченная очередь, неважно за чем. Тогда-то было понятно: раз очередь, значит, там что-то нужное всем, а стало быть, и нам, возможно, даже остро необходимое. По госцене. Сначала занимали очередь, самоназначенный бойкий распорядитель писал вам на руке номерок шариковой ручкой, а потом уж вы изящно осведомлялись светским тоном, а чего, соп-псно, дают, граждане? И граждане со свойственным советскому человеку участием охотно сообщали, что, собственно, дают.

Так четко тютелька в тютельку куда надо именно мне, я не попадал ни до, ни после. Очередь оказалась за джинсами. За джинсами! За синими джинсами породы «Texas», западногерманского производства, ценой, правда, не в сорок-шестьдесят, а в восемьдесят рублей, о чем интересующихся оповещала здоровенная картонка с надписью «ДЖИНСЫ 80 РУБ». Очередь была даже не очень длинная, часа на три-четыре, как определила опытным взглядом бабка.

Даже не знаю, как описать то, что во мне происходило, да толком я и не помню. Наверное, я был в адреналиновом, или какой он там, шоке от счастья. Тремя часами дело, конечно, не кончилось. Весь процесс от написания номерка на бабкиной ладошке до передачи мятых денег усталой девушке в синем халате занял часов семь или даже больше. Не помню, чем было наполнено это время моей жизни, помню, что дело было уже к закату, когда я принял пакет с МОИМИ! ПЕРВЫМИ! СОБСТВЕННЫМИ! ДЖИНСАМИ! По госцене, бля!

В душе моей все пело. Наверное, и в моем лице было что-то специальное в этот момент времени. Девушка в синем халате улыбнулась мне, толстому подростку тринадцати лет, сказала: носи на здоровье, мальчик, и я просипел: спасибо. А потом еще раз, откашлявшись: спасибо.

План покупок, таким образом, оказался сорванным к чертовой матери. Мы поехали домой, я прижимал к себе чудесно пахнувший (они еще и чудесно пахли, я не знал этого раньше) новыми джинсами сверток и был полностью счастлив.

И не думал, что теперь я обойдусь некоторое время, примерно с год, старым костюмом и старыми ботинками и урезанной до предела дозой карманных денег, я просто был счастлив. Да, такой Борух был шмоточник в своем отрочестве. Столько эмоций всего-то со штанов.