Сэйс Нотебоом - День поминовения

— Вслушайся, слышишь эти голоса, вот сейчас, и сейчас…

Артур понял, что должен услышать нечто необыкновенное, и взглянул вопросительно на своего друга. Все то же светлое ликование, что же имел в виду Арно?

— Вот, вот тут снова. Эта старушка фон Бинген была потрясающим композитором. К тому же еще и философом и поэтом! «Аег enim volat…» Ибо воздух вест… Заметь, все время идет перекличка между ми и ре. Ми слышалось в четвертом антифоне, теперь в седьмом, это женское начало… а вот в шестом и в восьмом наоборот… в целом получается — мужское благородство, женская одухотворенность, мужская власть… конечно, это были средние века, теперь такого нельзя говорить, но слышишь, как потрясающе звучит это противопоставление? Что ж поделаешь, все прошло, нынче никто уже таких мелочей не слышит.

— Я точно не слышу. А что ты до этого начал говорить, жалко, говоришь, жалко?

— Ах да. Ну, что она необыкновенная девушка. Мне показалось, она тебе как раз… за наш короткий разговор я понял, что люди моей породы ее ни капли не интересуют. Знаешь, как она меня назвала? Конструктивистом! Конструктивисты, говорит, выдумывают всевозможные конструкции, чтобы состыковать все свои идеи — о чем угодно, о мире, об истории. Мужские выдумки. Она же хочет оставаться в той конкретной нише, которую для себя выбрала, заниматься этой своей средневековой королевой…

— Потому ты и поставил такую музыку?

Арно смутился, словно его застукали. В комнате звучали высокие женские голоса.

— Да. Я попытался представить себе, как человек для себя что-то выбирает: время, место, личность. От того времени, разумеется, мало что сохранилось. Конечно, архитектура, церкви, рукописи и эта музыка — точно того же времени. Так легче приблизиться к тем, кто тогда жил…

— Но так ли это тогда звучало? Это же реконструкция? Ведь на диске записаны наши собственные средние века?

— Не знаю. Но думаю, что это звучание больше похоже, чем не похоже на настоящее. Так же, как и вот эта картинка.

Он протянул Артуру открытку, на которой делал пометки для Элик.

— Вот, передай ей.

— Что это такое?

— Роспись церкви в Леоне, потолок. Собор Сан — Исидоро. Усыпальница самых древних испанских королей. Думаю, что тут же похоронена и эта ее Уррака. Во всяком случае, это двенадцатый век, и место тоже подходящее.

Артур размышлял о том, как дорог ему Арно, его немецкий друг. В Голландии, наверное, тоже есть люди его породы, но Артур не был с ними знаком. Подобных ему фантастических всезнаек там, скорее всего, предостаточно, но людей, умеющих без тени высокомерия поделиться своими знаниями, да так, что собеседник все сразу поймет и на протяжении разговора ему будет казаться, что теперь-то он тоже все знает, — таких людей нечасто встретишь. Если же этот собеседник через некоторое время попытается мысленно воспроизвести ход рассуждений, то ничего не получится, но что-то от каждой беседы западает в душу, и Артур считал, что за годы знакомства с Арно он многому от него научился.

— Когда ты успел столько всего прочитать? — спросил он как-то раз.

— Пока ты путешествовал. Но смотри не спутай: путешествия — это то же самое чтение. Мир — это тоже книга.

Последние слова прозвучали скорее как попытка утешить друга. Артур посмотрел на открытку. Пастух с посохом и каким-то квадратным духовым инструментом. Челка на лбу, накидка до колен, башмаки без пяток. Именно таким современный человек представляет себе средневекового пастуха. Значит, все правильно. Трубадуры близ винных и сырных лавок выглядели, наверное, так же.

— Забавно, — сказал Арно, — смотреть на такое вот тело. Они не знали о своих телах ровным счетом ничего. Кажется, это твоя мысль? Стволовая часть мозга, электронные импульсы, ферменты, кровяные шарики, нейроны, ничего не знали. Наверное, это здорово. Если и задумывались об анатомии, то только на поле брани, когда от тела отрубали какую-нибудь часть. До Везалия [25] Везалий Андреас (1514–1564) — естествоиспытатель, основоположник анатомии. им еще жить и жить. И в точности таким же, как у нас, мозгом они думали совершенно другое. Ты собираешься к ней зайти?

— Не к ней зайти, а ее найти. — И Артур рассказал о том, как они вчера расстались.

— Ну и ну.

Арно был явно удручен.

— У меня часто бывает ощущение, будто я смотрю на своих современников из-под какого-то колпака. И точно так же их слушаю. Половину времени я абсолютно не понимаю, о чем идет речь.

— Такое же ощущение возникает, должно быть, и у них, когда они слушают твои речи.

— Наверное. Сначала все было абсурдным, а теперь стало жутко смешным. — Арно вздохнул. — Ну и что ты собираешься делать? Будешь ее искать? И каким образом? Очень даже романтично.

Вот именно это-то мне и претит, подумал Артур. Он попытался сказать себе, что терпеть ее не может, но не получилось. Ее лицо. Как будто она каждую секунду готова укусить.

— Насчет этой королевы я до сих пор еще мало что понимаю. А ты? Зная тебя, полагаю, что ты кое-что разыскал.

— Можно подумать, что ты сам не искал.

— В энциклопедии написано очень мало.

— Так о ней вообще известно очень мало, — сказал Арно. — Только факты и даты. В восемь лет, совсем маленькую, ее выдали замуж за какого-то бургундского принца. Даже тогда в Европе все были знакомы друг с другом. Забыл, как его звали. Скоро умер, так что не важно. Между тем ей досталось в наследство целое королевство. Она опять вышла замуж, на этот раз за короля Арагона, человека, который ее бил, но в постели оказался никуда не годным. В книжке так прямо не говорится, но это понятно. Брак был бездетным. Современники сообщают… и так далее.

— Ты разузнал уже очень многое.

У Арно снова сделался виноватый вид.

— Это вчера, после того как вы ушли. Мне все равно надо было в университетскую библиотеку. Немножко почитал про историю Испании раннего периода, но намного умнее не стал. К тому же тогда Испании как таковой и не было. Границы без конца передвигались туда-сюда, обалдеть можно. Мусульмане и христиане, и те и другие делятся на десяток больших и маленьких королевств, все друг друга убивают или, наоборот, не убивают, и всех мужчин зовут Альфонсо, от этого еще труднее разобраться. И ее отец, и второй муж, и брат — все короли и все Альфонсо, Альфонсо Первый, или там Шестой, Седьмой. И все-таки…

— И все-таки?

— Видишь ли, вопрос сводится к тому, что понимать под историей. Какими фактами можно пренебречь? Намного ли великие события важнее малых? Извечный вопрос о баховском хоре или винном соусе…

— Не очень ли ты расстроишься, если я попрошу объяснить?

— Баховский хор. Шестнадцать сопрано, шестнадцать басов и так далее. Если заболеет один бас, заметишь ли ты это? Полагается шестнадцать, подразумевается, что их и есть шестнадцать. Если одного не хватает, ты наверняка не заметишь. Дирижер, может быть, и заметит, но не ты. Но вот отсутствуют двое, трое… и в какой момент хор перестанет быть самим собой. Про винный соус я тебя мучить не буду, тут ты сам заметишь по вкусу, что что-то не так. Представим себе, что твоя подружка молодец и ей удастся что-то выяснить. Собственно говоря, и она, и все ее собратья стараются изо всех сил заполнить дыру во времени, которая, с одной стороны, есть, а с другой стороны, ее нет.