Роман Трахтенберг - Рома едет в Кремль

— Ну, с Богом, — сказал подполковник. — Аллах Акбар! — и нажал кнопку дистанционного взрывателя.

Сначала мы услышали уже привычный нашим ушам звук взрыва, а потом ударная волна буквально впечатала нас в стальную дверь убежища. Через некоторое время, почти оглохшие, но живые мы стали расползаться по полу. Очнувшийся раньше других Шурик сбегал к месту взрыва и торжественно объявил нам, что путь свободен. Собрав наши скромные пожитки, мы двинулись к выходу из убежища.

Кабинета, принадлежавшего коммерческому директору Мавзолея, просто не существовало. Какие-то остатки разнесенной на куски мебели, оргтехники и человеческих тел — вот что мы увидели в свете наших фонарей. Входная дверь вылетела, а в коридоре лежало несколько изуродованных трупов, которые еще несколько часов назад были боевой группой московского филиала „Триады“. Похоже, что кроме нас ни одной живой души в подземельях Мавзолея не было. Рамиль с Шуриком провели разведку в правую от двери сторону и, вернувшись через несколько минут, сообщили, что коридор полностью завален обрушившимися перекрытиями. Пришлось нам двигаться туда, откуда мы пришли, то есть в сторону станции „Кремлевская“. Освещая путь фонарями, мы спустились в технические помещения, а затем без происшествий пробрались через подземные ходы, переправились через бурную речку и вскоре вышли в верхний вестибюль станции. Эскалаторы, что удивительно, исправно работали, так что спускаться вниз пешком не пришлось.

Плененный Жорой бандит так и сидел в трусах и майке, прикованный к бронзовой ноге Сталина. С помощью Шурика француз расклепал цепь и взял свободный конец ее в руки.

— Встать! — повелительно приказал Жорж. — Двигай вперед, козел!..

Ноутбук Цана разбился при последнем взрыве, телефонная связь не работала, так что ориентироваться нам приходилось по не очень точным картам, которые передал мне Алексеич. „Кремлевская“ была обозначена на них лишь схематично: платформа и два выхода: к Мавзолею и съездовскому залу. Вспомнив уже проделанный мной трюк, я приказал Шурику быстро сгонять наверх и принести остатки водки с барной стойки верхнего вестибюля. Взяв в руки бутылку, я вылил ее содержимое на план-схему станции. К моему удивлению, ничего не произошло. Тогда, порывшись в своем рюкзаке, я достал заветную фляжку с „Фэймос Трахтенбергом“. Плеснул янтарной влаги на мокрый лист бумаги и увидел, как на нем проявляются слова: „Молодцы! Так держать!“ А затем напиток собрался в небольшую лужицу, которая запрыгала в сторону выхода к подземному залу для съездов. Там она на секунду замерла и вдруг взлетела вверх, разбрызгиваясь небольшим (с полметра высотой) салютом. От увиденного соратники мои просто остолбенели. Я взглянул на Рамиля и язвительно спросил его:

— Кто там что-то насчет видений говорил?

Съездовский зал представлял собой обычное помещение для заседаний, мест, наверное, на пятьсот. На сцене стоял стол президиума, задник, как и положено, был красным и плюшевым, скатерть тоже, а на трибуне красовался позолоченный герб СССР. Я вспомнил рассказ Алексеича о том, что в этом засекреченном зале планировалось проводить заседания партийных съездов в узком составе во время ядерной войны. А еще я почему-то подумал, что из этого зала должен быть выход наверх в первый корпус Кремля. Поднялся на сцену, зашел за занавес и увидел дверь в лифтовый холл. Кнопка около лифта была только одна. Я нажал ее, и двери современного, отделанного нержавейкой лифта открылись. Там, где в обычных лифтах располагается панель с кнопками этажей, была маленькая пластиночка с двумя кнопками и стрелками на них, показывавшими вверх и вниз. Я приказал соратникам погрузиться в лифт и нажал кнопку „Вверх“. Лифт со свистом полетел наверх так, что у нас заложило уши. Через несколько секунд он стал притормаживать, а затем мягко остановился. Двери лифта открылись, и мы увидели перед собой большой кабинет со столом для заседаний, большим рабочим столом и приставленным к нему, дабы сделать его Т-образным, маленьким. Позади стола были застекленные стеллажи с книгами, а за столом, между двумя российскими флагами сидел темноволосый человек, примерно моего возраста и что-то писал. Поставив на листе бумаги размашистую подпись, он поднял голову, оглядел нашу живописную компанию и встал.

— Здравствуйте! Я вас ждал. Я…

— Мы знаем, кто вы, — тактично сказал я. — Ваше поручение выполнено!

— И не только выполнено, но и перевыполнено, не так ли? — Президент хитро улыбнулся. — А я ведь ваш старый поклонник. Еще в девяносто восьмом был у вас в „Хали-гали“, смеялся до упаду. И друзья мои (они почти все сейчас со мной работают) тоже захаживали. Замечательные времена были! Но, видите ли, профессия и должность обязывают иногда не афишировать свои предпочтения… Мы, конечно, сейчас боремся с пьянством, но, думаю, вашу победу не грех и отметить.

Президент нажал кнопку вызова на столе, и в кабинет вошла официантка с подносом, уставленным бокалами с шампанским.

— Прошу вас!

Мы разобрали бокалы, причем официантка пыталась вручить шампанское и нашему пленному, которого Жорик оперативно привязал к ножке стола, но остановилась под тяжелым взглядом Рамиля.

Глава государства пожал каждому из нас руку, а потом произнес:

— За вас, друзья мои! За победу!

Я не удержался и добавил, глядя ему в глаза:

— За нашу победу!

Он рассмеялся и сказал:

— Да-да, Владимир Владимирович тоже так любит говорить…

Мы выпили ледяного пенящегося напитка и слушали речь президента уже не так внимательно. В голове появился легкий туман, и я успел только уловить слова о том, что он подписал указ о немедленном закрытии всех игорных заведений, за исключением тотализаторов на бегах, распоряжение о ликвидации всех игровых зон, дал поручения о пересмотре договоров с сетью ресторанов быстрого питания Макдоналдс, фирмой „Кока-кола“, что-то поручал московскому мэру насчет Церетели… Через некоторое время все звуки стихли, и я погрузился в глубокий сон…

Мое пробуждение было каким-то странным. Голова болела так, как будто я после коньяка, вопреки своему обыкновению и здравому смыслу, выпил шампанского. Около моей постели стоял мой водитель Алексей Николаевич и вежливо тряс меня за плечо.

— Рома, подъем, уже семь сорок, нам ехать пора! Ну, Роман Львович, вставайте!

Я нехотя встал и поплелся в ванную. Моя жена Вера подбежала ко мне, оторвавшись от кухонной плиты, чмокнула в щеку и сказала:

— Ромочка, милый, кофе сварен, пирожки разогреты, куриный рулетик на столе, а я побежала, у меня операция через час…

Глядя в зеркало на свою сильно небритую физиономию с небольшим, но заметным синяком под глазом, я подумал, что хорошо бы расспросить водителя о том, где я вчера так прилично погулял. Душ, туалет, бритье, а затем кофе с пирожками.