Сесилия Ахерн - Девушка в зеркале

— Чем же он болен? — спросила Эмбер, почти боясь услышать ответ.

— У него тяжелая паранойя, синдром навязчивых состояний, шизофрения — всё вследствие серьезной психической травмы.

— А что с ним случилось?

— У него пропали жена и дети.

Эмбер судорожно сглотнула:

— Пропали?

— Да, исчезли как-то ночью из собственного дома. Это произошло в часе езды отсюда, близ Литерли. Так, кажется, называется деревня. А вы с ним хорошо знакомы?

Эмбер покачала головой:

— Нет… Один общий друг, зная, что я буду в городе, попросил его навестить.

— Не сомневаюсь, что он обрадуется.

— Вы сказали, он часто попадает к вам. Почему?

— Мистер Уиллис приезжает добровольно, потому что сознает свои проблемы. Мы хоть и поощряем наших пациентов к адаптации в обществе, но его нам бывает сложно куда-нибудь определить. Он… несколько необычно себя ведет.

— Необычно?

— Ну, вам это ничем не грозит. К примеру, недавно он вынес всю мебель из дома, где жил, в сад, пока никого не было, а потом заявил, что в комнатах должно быть пусто. И проделывал это не один раз.

У Эмбер закружилась голова, и она, боясь упасть, схватилась за перила:

— Почему его не навещают родные?

— Они бы, может, и не прочь, но он не хочет их видеть.

— А меня, по-вашему, захочет?

— Не знаю. Но попытаться стоит. Вы подождите здесь, я скажу ему, что вы пришли.

Эмбер осталась ждать в комнате для свиданий. Вскоре медсестра вернулась, и, прежде чем успела заговорить, Эмбер обо всем догадалась по ее лицу.

— Извините, — сказала медсестра с искренним сожалением.

— Ничего страшного. — Эмбер взяла сумку, собираясь уходить. — Но, может быть, если вы сообщите ему, что я живу в поместье Бернса, он изменит свое решение?

Хелен заколебалась:

— Я знаю мистера Уиллиса, если он отказал, то уж не отступится. Не хочу, чтобы он вас обидел.

— Да я не обижусь, — улыбнулась Эмбер, — но, может быть, он сменит гнев на милость.

Хелен снова ушла.

Старуха в купальном халате, с жестяной банкой в руке, которая все это время стояла у окна, вдруг начала колотить ладонью по стеклу. Эмбер вздрогнула от неожиданности, растерялась, не зная, как поступить. Вокруг никого не было, а старуха все стучала, потом стала биться головой о стекло. Эмбер испугалась, в который раз пожалев, что приехала сюда, и встала, намереваясь уйти. Незнакомая медсестра, спешащая на помощь больной, едва не сбила ее с ног. В дверном проеме Эмбер увидела Хелен, та радостно показывала ей два поднятых вверх больших пальца.

Эмбер вошла в маленькую палату, где помещались только кровать, гардероб и кресло у окна, в котором расположился Артур Уиллис. Он смотрел в окно и, когда она вошла, даже не обернулся. Эмбер села у двери на принесенный Хелен стул:

— Здравствуйте.

Он взглянул на нее и снова отвернулся, причем на его лице не отразилось ни интереса, ни неудовольствия. Эмбер внутренне съежилась, но затем собралась с духом и начала:

— Я признательна вам за то, что вы согласились встретиться со мной, хотя мы и незнакомы. Меня зовут Эмбер Бэнкс. Я и мой муж Герман Бэнкс живем в поместье Бернса в Литерли.

Артур Уиллис повернул голову, среагировав не то на упомянутое ею имя Германа, не то на место их проживания.

— Я знаю, что некоторое время назад и вы там жили вместе с вашей… семьей. И мне было очень печально услышать о том, что случилось.

Он отвернулся к окну.

— Я надеялась побеседовать о вашей жизни в поместье Бернса. Если вы замечали что-либо необычное или…

Артур Уиллис вдруг стукнул кулаком о ручку кресла и закричал так громко, что Эмбер вздрогнула от страха.

— Журналистка! Вон! Вон! Грязь! Мразь! Пошла вон! — вопил он, даже не глядя на нее и с каждым словом все больше краснея.

— Пожалуйста, не надо… — Эмбер поднялась и произнесла громко, надеясь, что он расслышит сквозь крик: — Я не журналистка! — Она приоткрыла дверь и выглянула в коридор: встревоженная Хелен уже торопилась в палату. Захлопнув дверь, Эмбер навалилась на нее всем телом, чтобы помешать войти медсестре. — Я не журналистка! — закричала она громче прежнего, и это подействовало: Уиллис вдруг замолчал. — Я просто женщина, которая живет в поместье Бернса, — понизила голос Эмбер, — я не знаю, что мне делать, и нуждаюсь в вашей помощи. Все из-за моего мужа: он купил этот дом, чтобы написать книгу; за время, пока мы там живем, он очень изменился, точно сошел с ума. А наше имущество: картины, драгоценности, мебель, даже камины — все исчезло. Я не знаю, кто все это взял. — Тут Эмбер расплакалась, но все же сумела удержать дверь, в которую билась Хелен.

— Эмбер, впустите меня! Мистер Уиллис, с вами все в порядке? Эмбер! Что вы там делаете? Боже, Джимми, помоги мне!

— С домом происходит что-то странное, — продолжала Эмбер. — Мы ссоримся из-за него, мы сходим с ума, хотя в этом есть и моя вина. — Она еле сдерживала напор превосходящих сил противника за дверью. — Но я не нарочно. Я хотела, чтобы муж просто посмотрел на меня. Нет, чтобы увидел , когда смотрит. — Силы ее иссякли, она разрыдалась, в ту же секунду была с силой отброшена от двери и в палату ввалились Джимми и Хелен. Медсестра окинула взглядом палату, увидела плачущую Эмбер и молчаливого Артура Уиллиса, по-прежнему сидящего в кресле у окна, и с возмущением спросила:

— Что здесь происходит? Мистер Уиллис, как вы себя чувствуете?

Хелен направилась к больному, а Джимми крепко взял Эмбер за руку и приказал:

— Свидание закончено, идите со мной.

— Уезжайте! — вдруг обратился к ней мистер Уиллис тихим, унылым, осипшим от крика голосом.

Джимми потянул Эмбер за руку.

— Да, да, сейчас, я ухожу.

— Уезжайте! Уезжайте! Уезжайте! — опять раскричался пациент.

— Уезжаю. — Эмбер вытерла глаза, собирая остатки гордости.

— Прочь! — угрожающе вскрикнул он и вскочил.

Не обращая внимания на уговоры Хелен, которая пыталась усадить его обратно в кресло, он обогнул кровать, шагнул к Эмбер, схватил ее за свободную руку и задержал, не давая уйти.

— Уезжайте! — тихо повторил Артур Уиллис.

— Я пытаюсь, — всхлипнула Эмбер, готовая снова разрыдаться.

Джимми хотел высвободить руку Эмбер, но Артур остановил его — уперся ладонью ему в грудь и проговорил:

— Немедленно уезжайте из этого дома. Ему нельзя заканчивать книгу.

З двин опустился на колени у могилы отца и заплакал. Дела расстроились вскоре после его заключения в тюрьму. Никто не хотел связываться с отцом убийцы. Пять лет семейство продержалось на своих довольно значительных сбережениях, а затем Бертрам, отец Эдвина, занял денег у местного ростовщика, который, как, впрочем, и все представители этой профессии, никогда благотворительностью не занимался.

Воспользовавшись бедственным положением Бертрама, тот составил договор на крупный заём, и заемщик не сразу обнаружил, что вернуть долг вовремя представляется задачей практически неосуществимой, поскольку пошатнувшееся здоровье не позволяло ему больше работать. И вот фамильный дом постепенно пустел, лишаясь семейных ценностей — их забирали за долги, — а Бертраму становилось все хуже и хуже, пока он не умер, говорили, что с горя. Это случилось за два года до освобождения Эдвина.