Януш Леон Вишневский - Триптих. Одиночество в Сети

Им, как и всем прочим, нужны были расставания, но в отличие от всех прочих не для того, чтобы радоваться возвращению. Они расставались, чтобы наконец-то встретиться. Утром в четверг, 18 июля. В аэропорту в Париже. Он знал уже наизусть ее мейл:

Возле того маленького цветочного магазинчика, что рядом с газетным киоском.

Дни в Новом Орлеане стали вдруг бесконечно долгими. Он делал доклад на конгрессе как раз в тот самый день, когда она ехала автобусом в Париж. Его выступление было первым на утреннем заседании. Он пришел за полчаса до начала, чтобы установить ноутбук и соединить его с проектором, передающим изображение на огромный экран. К тому времени как он все наладил, большая аудитория почти заполнилась. Придвигая к себе банку с американской «колой-лайт», которую он принес с собой, он обнаружил на покрытом зеленым сукном столе телефонную розетку; светящаяся надпись на пластиковой этикетке сообщала — «доступ в интернет». До начала доклада оставалось не более пяти минут, а он и думать забыл о выступлении. Она уже должна приехать в Париж! Она уже, наверное, написала ему, если учесть разницу времени между Парижем и Новым Орлеаном. Ему безумно захотелось узнать это наверняка. Прямо сейчас! Только знать, что она уже написала. А прочитает он после. Не глядя на внимательно наблюдающих за ним участников конгресса, он быстро подсоединил провод от модема своего ноутбука к телефонной розетке на столе и уже стал было запускать почтовую программу, но тут к нему подошел профессор из Беркли, который должен был вести заседание.

Пришлось отложить.

Профессор попросил написать точную транскрипцию его имени и фамилии. Потом несколько раз повторил их в его присутствии. Правда, звучало это как искаженный голос механического секретаря, но все-таки можно было распознать, что речь идет о нем. Однако через несколько минут профессор, представляя залу Якуба как первого докладчика, перепутал его фамилию с именем, вызвав в зале громкий смех. Это было как комплимент. Участники отличали его фамилию от имени! Такое редко случается на ярмарке тщеславия, каковой, в сущности, является научный мир.

Его доклад продолжался на пятнадцать минут дольше отведенного времени. Такую привилегию получают немногие. В нормальной ситуации председательствующий, как только заканчивается положенное время, безжалостно прерывает выступающего на полуслове и вызывает следующего. Когда-то он удивлялся этому, однако, после того как сам организовал конгресс в Мюнхене и выступать в нем выразили желание более двух тысяч человек, он понял, что только так и можно вести заседание.

В принципе сам доклад он закончил вовремя. Да иначе и не могло быть. Он не раз прочитал его в гостинице со стопером в руке. Ровно сорок минут вместе с несколькими анекдотами, которые он всегда включал в свои доклады. Он заметил, что из всех слышанных докладов лучше всего ему запоминались те, в которых были остроумные анекдоты. Он был уверен, что и другие реагируют точно так же. Остальные пять минут он оставил на вопросы из зала. Сейчас он уже толком не помнит, как дошло до этого, но он позволил втянуть себя в бессмысленный и резкий обмен мнениями с одним невеждой из Тюбингенского университета. Зал следил за их полемикой с нарастающим напряжением. В какой-то момент Якубу для подтверждения своей правоты потребовалась таблица со статистическими данными. Он был уверен, что она есть на диске его ноутбука и что этим аргументом он закончит бессмысленный спор.

Но таблицы не было!

Видимо, он позабыл скопировать ее со своего мюнхенского компьютера на ноутбук, который взял в Новый Орлеан. Немец сразу же заметил это, и было видно, что он торжествует.

И тогда Якубу в голову пришла невероятная мысль. Ведь его компьютер в Мюнхене постоянно включен. А раз он включен, значит, находится online в интернете. А это означает, что его программа ICQ активирована. Но у этого ноутбука тоже имеется ICQ, который тоже может быть активирован, поскольку ноутбук подключен к интернету. А подключил его Якуб потому, что уже практически не может обходиться без «колы-лайт», что на столе оказалась телефонная розетка и потому, что он тоскует по ней.

На его сообщение, что он «по рассеянности» оставил эти данные у себя в кабинете в Германии, но через минуту получит их с диска своего мюнхенского компьютера, зал отреагировал возбужденным шумом. На глазах у всех присутствующих — они могли наблюдать за тем, что он делает, на огромном экране у него за спиной — он запустил ICQ и включил опцию, открывающую после введения защитного пароля доступ к выбранным фрагментам диска его компьютера в Мюнхене. Таблица должна была быть там, так как за неделю перед отъездом на конгресс в Новый Орлеан он пересылал ее этим же способом коллеге в Варшаву. Через несколько минут таблица была в его ноутбуке, и он мог продемонстрировать ее на экране в центральной аудитории новоорлеанского центра конгрессов.

В какой-то момент у него возникло впечатление, что для большинства присутствующих в зале эта несчастная таблица, генетика и научный спор были не самым существенным. Главное же было то, что они оказались свидетелями чего-то совершенно необычного, что можно назвать мгновенным «сжатием» мира. Внезапно географическое расстояние утратило какое-либо значение.

The small planet, маленькая планета…

Для многих в зале эта рекламная формула неожиданно обрела иное, истинное значение.

Для Якуба мир сжался уже давно, потому на него это особого воздействия не произвело. Единственное, отчего он испытал волнение и чего, вне всяких сомнений, никто в этом огромном полном зале не заметил, был желтый мигающий прямоугольничек в нижней части окна с программой ICQ, которую он запустил, чтобы получить эту несчастную таблицу. Эта мигающая марочка могла означать только одно: она уже в Париже и пыталась войти с ним в контакт, послав сообщение. Без «сжатия» мира он никогда бы не узнал этого. Он улыбнулся, и, право же, ошибались все видевшие его улыбку и решившие, что она является проявлением «научного триумфа». Якуб улыбнулся «невежде» из Тюбингена. Он был благодарен ему.

Сразу же после доклада Якуб, отказавшись от всех приглашений на ланч, выскользнул из центра конгрессов в «Хилтоне» и поехал в такси на Лайола-стрит. Проезжая по Сент-Чарльз-авеню, он задумался над тем, как описать это состояние «возвращения в прошлое». Интересно, другие чувствуют то же самое? Что-то вроде грусти, поскольку это было так давно и уже никогда не повторится, но одновременно и необыкновенное любопытство. Словно открываешь книгу, которую когда-то читал с замиранием сердца и пылающим лицом.

Под номером восемнадцать вместо дома стояла единственная стена, подпертая остатками балок, которые когда-то держали всю конструкцию здания. Все остальное валялось кучей обломков и мусора. Развалины были огорожены колючей проволокой, скрытой высокой, цветущей белым крапивой, которая разрослась там, где когда-то был сад. Он обошел квадрат, обозначенный проволокой, прибитой к трухлявым кольям, и не нашел входа. И только на южной стороне обнаружил наполовину спрятанное в крапиве объявление о продаже «недвижимости». Датировалось оно январем. А сейчас уже был июль.