Всеволод Бенигсен - ПЗХФЧЩ!

— И чё?

— Хватит «чёкать». Ты лучше отсчитай тридцать пять дней с начала года.

— Не буду, — буркнула жена.

— Выходит 4 февраля! — торжествующе закончил Глебов. — День рождения Анюты.

— Бред какой-то, — хмыкнула жена.

— Нет, не бред.

— Хорошо. Не бред. Мне можно дальше спать?

— Нет, — сурово отрезал Глебов. — Слушай дальше. Фамилия наша пошла от Глеба-кузнеца, предка нашего. Если буквы имени Глеб по порядковым номерам разложить, выходит 4, 23, 6, 2. Сложи вместе.

— Миллион, — ответила Наталья, которой все это начало порядком надоедать.

— Сама ты миллион, дура. Снова тридцать пять выходит. Чуешь?

— А окончание куда дел? — неожиданно съехидничала жена.

— Ага! — торжествующе выкрикнул Глебов, радуясь, что наконец уест жену. — Тут-то самое интересное и начинается. «Ов» — это 26 и 3. Прибавь к тридцати пяти — выйдет 64. А мой дед в шестьдесят четыре года умер. А моего батю он родил в двадцать. Ну-ка, прибавь к шестидесяти четырем двадцать.

— Восемьдесят четыре, — быстро решила задачу жена.

— А во сколько лет отец умер?

— В восемьдесят четыре, — устало ответила та.

Глебов победоносно посмотрел на жену, но та только приподнялась на локте.

— Слушай, ты мне сейчас это все серьезно рассказываешь или правда спятил?

— Тьфу ты, — сплюнул Глебов и шлепнулся головой в подушку, откуда прошипел с досадой: — Ничего ты не поняла.

— Нет, — честно сказала жена и, зевнув, повернулась на бок.

Утром Глебов, как обычно, ушел на работу, и Наталья полностью забыла о ночном происшествии, как о временном помрачении ума. Но вечером, незадолго до возвращения мужа, ей позвонил Олег Ушаков, коллега-механик, который частенько заходил в гости к Глебовым.

— Что-то случилось? — мгновенно встревожилась Наталья, поскольку Олег никогда не звонил по телефону, да и зачем? Он и так каждый день видел Глебова на работе.

— Боюсь, что да, — мрачно ответил тот.

— Егор?! Он живой?!

— Да живее всех живых, не переживай. Только странный. Я это к чему… Пришел он сегодня и весь день нам и мастерской мозги какими-то цифрами, выкладками компостировал.

— А что говорил-то?

— Да хрен поймешь. То там что-то совпало, то тут. Имена наши стал задом наперед произносить, подсчитывать количество букв. А про себя столько рассказал, что мама не горюй. И тут все неслучайно, и там как будто нарочно, и вот здесь еще все заранее известно. Я это к чему… Мы, конечно, раз его послушали, два, потом пора и честь знать — работу надо делать. А он карбюратор собирает, а сам все время бормочет что-то и то и дело по лбу себя шлепает! Я это к чему… Он у тебя не пил вчера?

— Да нет, — смутилась жена. — Телевизор посмотрел и все.

— Может, после смерти отца крыша поехала?

— Не знаю, — растерялась Наталья.

— Я это к чему… Может, к врачу его сводить. А то, не ровен час, порубает вас топором, потом обидно будет.

— Обидно — не то слово, — мрачно хмыкнула Наталья.

— Я это к чему… Если что, ты мне звони, не стесняйся.

— Ладно, — сказала Наталья и повесила трубку.

Вечером вернулся Глебов. В руках он держал две увесистые сумки.

— Это что? — испуганно спросила жена, вспомнив слова Олега про топор.

— Книги, книги, — отмахнулся Егор.

— Откуда?

— Да вот, записался в библиотеку. Набрал всяких книг по истории и математике.

— Зачем столько-то? — удивилась Наталья. — В институт, что ли, поступать надумал?

— Сама ты «в институт», — огрызнулся Глебов. — Тут, видишь, как все завернулось…

— Как?

— А вот так! Неспроста. Вот как. Я-то думал, что я тебя сам в жены взял, а на самом-то деле и выбора у меня другого не было.

— Здрасте, посрамши! — возмутилась Наталья. — Во-первых, это я тебя выбрала.

— Да это неважно. У тебя тоже выбора не было.

— Чего это? — хмыкнула жена. — А то ты прямо первый парень на деревне был.

— Да не о том ты все, — разозлился Глебов. — Вот мы дочку Анюткой назвали. Имя долго выбирали. Думали, сами выбрали.

— А то нет, — удивилась Наталья.

— А вот и нет. Я все подсчитал. Выходит, что имя ей такое на роду было написано, а мы только чью-то волю и исполнили.

— Так мы и исполнили. Мою бабку Анютой звали, а отец хотел внучку Анюту. В честь своей мамы.

— Не понимаешь ты меня, — вздохнул Глебов обреченно. — Я как раньше думал? Вот я родился. Это от меня зависит? Нет. А помру? Тоже нет. Ну если, конечно, руки на себя не наложу.

— Типун тебе на язык!

— А внутри, ну между рождением и смертью, я сам себе хозяин. Плюс-минус, конечно. А оказывается, что и тут я не хозяин!

— А кто?

— А вот не знаю. Работа предстоит большая.

Егор скосил глазами на сумки с книгами и добавил:

— Я потому и взял отгул на работе. Пары дней должно хватить. А там видно будет.

Наташа хотела спросить, будет ли он ужинать, но Глебов только подхватил сумки и ушел в свою маленькую комнатку, затворив за собой дверь.

Боясь разозлить мужа, она не стала лезть с вопросом об ужине, но тем не менее приникла ухом к двери и прислушалась. Из комнаты послышалось удивленное цоканье языком, шелест бумажных страниц и скрежетание шариковой ручки.

«Не, — подумала Наталья, — ужинать, похоже, не будет».

С тех пор жизнь в семье Глебовых изменилась. Глава семьи заперся в своей комнатке и что-то лихорадочно писал. Спал там же. Иногда выходил поесть. Сонный и возбужденный одновременно. Глаза его горели, и на похудевшем лице это было особенно видно. Наталья с растущей тревогой наблюдала за этой метаморфозой, но что-либо говорить боялась. Иногда из комнаты раздавались вопли то ли изумления, то ли ужаса. Тогда Ванька испуганно прижимался к маме. А та уже начала подумывать, не последовать ли совету Олега, то есть осмотреть Егора на предмет психического расстройства. Но все оттягивала, надеясь, что муж образумится. К тому же в душе боялась подтверждения худших опасений — ей было спокойнее верить, что все само собой рассосется. В конце концов, два года назад муж увлекся йогой. Даже курить бросил. Делал какую-то утреннюю гимнастику под названием «Приветствие солнца», сидел в позе лотоса и просветлялся. А через неделю проспал на работу, гимнастику сделать не успел, и все сошло на нет. Видать, надоело. Или недостаточно проникся просветлением.

Однако шли дни, а Глебов по-прежнему сидел, уткнувшись в книжки и собственные выкладки. Пару раз выходил сдать библиотечные книги и взять новые. Вот и весь отдых. На работе ввиду его стажа и ценности как работника чертыхнулись, но согласились две недели переждать. Так и сказали Наталье: пусть, мол, болеет или что там у него, но когда две недели истекут, будем думать об увольнении. Наталья поняла, что дело пахнет керосином. В конце концов, она-то денег не зарабатывала, а без мужниной зарплаты на что семью кормить? Она несколько раз пыталась достучаться (в прямом и переносном смысле) до Глебова, но тот только отмахивался — мол, погоди, дай разобраться.