Эрик Сигал - Однокурсники

Старик был весьма осторожен в высказываниях, но и он как-то признался Дэнни:

— Этот Маккарти меня пугает. Знаешь, в Германии все начиналось точно так же.

Он невольно замолчал: воспоминания обожгли болью незаживающую рану.

А потом продолжил негромким голосом:

— Дэниел, все кругом всего боятся. Сенатор Маккарти считает, что он вправе диктовать Гарварду — приказывать, кого увольнять, и тому подобное. Я думаю, ректор этого университета проявляет огромное мужество. И за это мне бы очень хотелось выразить ему свое восхищение.

— А как вы это сделаете, профессор Ландау?

Пожилой человек слегка поклонился своему блестящему ученику и произнес:

— Я пошлю ему вас.

Наступила середина мая, когда стали приходить письма из различных университетов с выражением согласия о зачислении. Принстон, Гарвард, Йель и Стэнфорд — все желали заполучить Дэнни. Даже доктора Росси это впечатлило, хотя он и опасался, что мальчик может совершить роковую ошибку.

Конфликт разразился в выходные, когда отец вызвал Дэнни в свой кабинет, уставленный мебелью, обитой кордовской кожей. И задал свой ключевой вопрос.

— Да, папа, — застенчиво ответил сын. — Я собираюсь в Гарвард.

Наступила мертвая тишина.

До настоящей минуты Дэнни лелеял смутную надежду, что когда отец станет свидетелем твердости его убеждений, то в конце концов сдастся и уступит.

Однако Артур Росси был тверд как кремень.

— Дэн, мы живем в свободной стране. И ты имеешь право поступать в любой университет, какой тебе захочется. Но и у меня есть свобода выразить свое несогласие. Поэтому я принимаю решение не платить ни пенни по твоим счетам. Поздравляю, сынок, отныне ты предоставлен сам себе. Ты только что объявил о собственной независимости.

На мгновение Дэнни смутился и растерялся. Но затем, вглядываясь в лицо отца, он вдруг понял, что вся эта история с Маккарти была лишь предлогом. На самом деле Артуру Росси просто на него наплевать.

А еще он понял: пора изжить свою детскую потребность в одобрении этого человека.

Ибо теперь он узнал, что никогда ее не получит. Никогда.

— Ладно, папа, — сипло прошептал он, — если тебе так хочется…

Он развернулся и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова. Сквозь закрывшуюся следом тяжелую дверь он услышал, с какой силой отцовский кулак ударил о письменный стол.

Как ни странно, но он почувствовал себя свободным.

Он был самым настоящим золотым мальчиком. Высоким, светловолосым Аполлоном — его обаяние притягивало женщин и восхищало мужчин. Он преуспевал во всех видах спорта, чем бы ни занимался. Учителя обожали его, поскольку, несмотря на бешеную популярность, он был вежлив и почтителен.

Короче говоря, подобные юноши встречаются крайне редко, и любой родитель мог бы только мечтать о таком сыне, а любая женщина — о таком возлюбленном.

Так и хочется сказать, что Джейсон Гилберт-младший был воплощением «американской мечты». Разумеется, многие люди думали именно так. Но внутри, под этой ослепительной внешностью, скрывался единственный небольшой недостаток. Трагический изъян, доставшийся ему по наследству от многих поколений его предков.

Джейсон Гилберт родился на свет евреем.

Его отец приложил немало сил, чтобы скрыть этот факт. Джейсон Гилберт-старший благодаря синякам и шишкам, которые он получал в своем бруклинском детстве, давно уяснил, что быть евреем — значит обрекать себя на трудности, которые не позволяют свободно вздохнуть. Жизнь была бы намного лучше, если бы все вокруг считали себя просто американцами.

Довольно долго он раздумывал над тем, как избавиться от неудобств, причиняемых ему фамилией. И наконец осенним днем 1933 года окружной судья своим решением подарил Якову Грюнвальду новую жизнь — теперь уже под именем Джейсона Гилберта.

Спустя два года на весеннем балу в загородном клубе он познакомился с Бетси Ньюмен — изящной светловолосой девушкой с веснушчатым лицом. У них было много общего. Они оба любили посещать театр, ходить на танцы, заниматься спортом на свежем воздухе. И что немаловажно, молодых людей объединяло полное безразличие ко всем ритуалам, которые предписывала соблюдать религия предков.

А чтобы их более набожные родственники, которые настаивали на проведении «подобающей» свадебной церемонии, не давили на жениха с невестой, они решили от всех сбежать.

Брак оказался счастливым, и радости в их жизни прибавилось, когда в 1937 году Бетси произвела на свет мальчика, которого они назвали Джейсоном-младшим.

Как только Гилберт-старший, сидевший в прокуренной комнате ожидания, услышал замечательную новость, он возликовал в душе. Отныне его новорожденному сыну не грозят никакие тяготы жизни, вызванные одним лишь фактом рождения от родителей-евреев. Нет, этот мальчик подрастет и станет полноценным членом американского общества.

К тому времени Гилберт-старший стал исполнительным вице-президентом стремительно развивающейся Национальной корпорации связи. Они с Бетси жили на зеленом участке в три акра, в растущем — и без всяких гетто — городке Сайоссет, на Лонг-Айленде.

Спустя еще три года у Джейсона-младшего родилась сестренка — малышка Джулия. Как и старший брат, она унаследовала от матери голубые глаза и светлые волосы — правда, веснушки достались только Джулии.

Детство у них было безоблачным. Оба ребенка буквально расцветали на глазах, благодаря режиму постоянного самосовершенствования, который придумал для них отец. Вначале они научились плавать, затем стали брать уроки верховой езды и тенниса. И разумеется, во время зимних каникул катались на горных лыжах.

Юный Джейсон страстно увлекся теннисом и готовился стать грозой всех теннисных кортов.

Вначале он занимался в спортивном клубе неподалеку. Но когда в мальчике открылись способности, что полностью оправдало ожидания его отца, каждую субботу Гилберт-старший стал лично отвозить своего многообещающего сына в Форест-Хиллз к тренеру Риккардо Лопесу, некогда побеждавшему в финалах на кубок Уимблдона и открытого чемпионата Америки. На протяжении всех тренировок счастливый папаша глаз не сводил со своего отпрыска — он подбадривал Джейсона выкриками, восторженно радуясь его успехам.