Алексей Козырев - Трансплантация (сборник)

Мама тяжело вздохнула и долго молчала:

— Но самое удивительное в этой прегрустной истории я узнала совсем недавно. Оказывается, Игорёк всё прекрасно знал. То ли кто-то из его друзей прослышал о беде от своих родителей, а потом всё выложил Игорьку, то ли как-то иначе… Но он знал, что ему оставалось жить несколько недель. Игорь знал, что все эти сноуборды и Диснейленды — ложь! Та самая святая ложь его мамы и папы. И он не мог признаться им, не мог сказать: «Перестаньте, я всё знаю». Он слишком их любил. И поэтому тоже лгал. Он был уверен, что так им легче. Они и до сих пор этого не знают и дай Бог, чтобы никогда не узнали…

Машина въехала на набережную Фонтанки и вскоре остановилась у дома Останиных.

Что было на похоронах Марины, Влад помнил плохо. Он и видел-то всё сквозь пелену слёз, сдерживать которые, к великому удивлению директрисы, безуспешно старавшейся выдавить из себя хотя бы слезинку, и не пытался. Влад иногда вообще не представлял, где он находится и что здесь происходит. Но, чем ближе к концу похорон, тем явственнее начинал понимать, что плачет не только по Марине, а еще и от жалости к себе и, что уж совершенно невероятно, от жалости к Антону. Тому самому Антону, которого только вчера он называл убийцей и которого ненавидел всем сердцем и всей душой. Он пытался разобраться, что с ним произошло, и сначала не находил ответа.

Может быть, это оттого, что он видел абсолютно всех ребят класса, пришедших проститься с Мариной? Абсолютно всех, за исключением одного человека — Антона! Человека, который больше других любил Марину и, как оказалось, был Мариной любим. Влад представил себе, что могло твориться сейчас в душе Антона. Ему самому было невероятно тяжело и тоскливо, но каково же сейчас Антону?

А может, это произошло оттого, что среди скорбно стоящих с непокрытыми головами ребят он узнал Мишку Суворова? Кляня и презирая себя самого, вдруг вспомнил, как несколько дней назад попросил Мишку позвонить Антону и убедить того, что Марина увлечена им, Владом. Тогда он не испытывал никаких угрызений совести. Ему всегда казалось, что у Антона просто не может быть настоящих серьёзных чувств к Марине, таких, как у него самого. Так, очередное увлечение.

И вдруг Влад понял, что именно эта его подлость, может быть, и толкнула Антона на обернувшийся такой трагедией поступок. А тогда, следуя его же собственной логике, получается, что убийца не Антон Тенин, а как раз он сам — Влад Останин. Это он убил Марину, и он виновен в несчастье Антона. Влад почувствовал, как от этой внезапно пришедшей ему мысли бешено заколотилось сердце и стало трудно дышать.

В этот самый момент кто-то сзади тронул его за плечо. Это был Николай Николаевич, Плебей. В глазах его стояли слёзы.

— Влад, ты не знаешь, где может быть Антон? Тревожно мне за него. Я тебя очень прошу, ты бы не попробовал его найти? Ему сейчас, наверное, очень тяжко!

— Николай Николаевич! — внезапно послышался голос директрисы. Они даже и не заметили, как та тихо подошла к ним. — Что это вы опять о нём беспокоитесь, об Антоне? Вспомните, я ведь и раньше не сомневалась, что он бессовестный негодяй. И вот что натворил! А вы, Останин, и не вздумайте его искать. Не ваше это дело. Милиция, если мне надо будет, быстренько его отыщет.

— Да, Николай Николаевич, его надо найти… я должен его обязательно найти, — уточнил Влад, не обращая никакого внимания на присутствие директрисы. — Только, пожалуйста, сделайте так, чтобы она ушла отсюда. Ладно? — И повернувшись, пошёл к выходу.

— Не беспокойся, Влад, — услышал он вдогонку голос Плебея. — Она сейчас же уберётся отсюда, я тебе это обещаю.

У самых кладбищенских ворот Влад остановился. Он увидел скромный деревянный крестик на ещё свежем бугорке маленькой могилы. Что-то знакомое почудилось ему в небольшом фото, прикреплённом к кресту. Подойдя поближе, он склонил голову и так простоял несколько минут, охваченный горькой печалью. С фотографии смотрели на него знакомые озорные глаза. Даже на любительском чёрно-белом снимке щёки улыбающегося Игорька горели румянцем.

Влад нажимал и нажимал кнопку звонка в квартиру Антона. Сразу после кладбища он уже был здесь, но ни на звонки, ни на стук в дверь никто не откликнулся. Тогда он обошёл все соседние дворы, заглянул в школу, даже на стадион. Но Антона нигде не было, и его никто не видел в последние дни.

Прильнув ухом к широкой замочной скважине, Влад старательно вслушивался в тишину пустой квартиры и вдруг замер — он услышал какой-то шорох и громко крикнул в ту же замочную скважину:

— Антон, открой, это я, Влад Останин!

Некоторое время спустя послышались тихие шаги, щёлкнула задвижка, и дверь открылась. В первое мгновение Влад даже не узнал Антона — так тот изменился за эти несколько дней. Осунувшееся, побелевшее лицо, впалые щёки, повязка со следами проступающей крови на лбу и потухшие глаза.

— Заходи, — тихо сказал Антон.

Они прошли в маленькую, с задернутыми шторами тёмную комнатку. Здесь царил полный беспорядок. Разложенный диван с мятыми простынями явно давно не застилался. В стене рядом со старенькой гитарой зияли щербинами следы от картечи. На полу валялось охотничье ружьё, бумаги, книжки, серый ноутбук с замотанной синей лентой ручкой и просто всякий хлам.

И лишь в дальнем, самом светлом углу комнаты, напротив окна, на чистом журнальном полированном столике в простой стеклянной вазе благоухал роскошный букет белых роз, перетянутый чёрной траурной лентой.

Антон остановился посередине комнаты, повернувшись к Владу, тихо, но внятно произнёс:

— Ну что ж, давай, бей! — и посмотрел Владу прямо в глаза.

С минуту они напряженно молчали. Потом у Влада задрожали губы, и он, не отводя глаз, вплотную подошёл к Антону, обнял его за плечи и уткнулся лбом прямо в кровоточащую повязку.

И вот так, два высоких, красивых и сильных парня, чем-то очень похожих друг на друга, стояли посреди неубранной маленькой комнатёнки, уткнувшись друг в друга лбами, и горько рыдали по бедной Марине, по так трагично и так внезапно ушедшему детству, по нахлынувшей нестерпимой жалости к себе и друг к другу. Слёзы их, смешиваясь на лету, падали на крышку старенького ноутбука, с лежащим на нём письмом в распечатанном голубом конверте.

Давно Антон не спал столь спокойно и крепко. Простившись вечером с Владом, он забрался с ногами на кресло и ещё долго размышлял о происшедшем с ним в эти самые тяжёлые дни его жизни. Да, видимо, так и уснул.

Проснулся от настойчивой трели телефонного звонка.

— Привет, Антон! Ну как, отоспался? — услышал он в трубке заботливый голос Влада. — Знаешь, сколько сейчас времени? Уже час дня! Я из школы звоню. У нас перемена. Плебей тебе привет передавал. Сказал, чтобы ты поскорее в школу приходил и директрисы не боялся. Её, кстати, скоро у нас и не будет. Приказ из комитета по образованию пришёл. В институт её переводят, к твоему лучшему дружку — Викарьевичу. Это нам в конце урока сам Плебей сказал. Ещё он сказал, что стать директором предложили ему, и вот он советуется с нами, принимать это предложение или нет. Договорились так: Плебей соглашается, но остаётся нашим классным руководителем и учителем истории. В общем, всё в порядке. Так что приходи, ещё три урока впереди!