Максим Малявин - Психиатрию - народу! Доктору - коньяк!

Спорить они любят и делают это по любому поводу — до хрипоты и парных вмятин в интерьере от упертых рогов. Где не хватит логики — выручит кавалерийский наскок. Или наезд дорожным катком. Считают, что борются за справедливость, хотя на деле качают права — столь же самозабвенно, сколь и спорят. В благородном порыве могут начать защищать кого бы то ни было от чего бы то ни было, но по привычке свернут к тому, что обижают, обделяют и не ценят именно их.

Кстати, специально задирать и обижать их не стоит. Не забудут и не простят — просто потому, что не умеют этого делать. А вот припомнить, с элементами особой извращенной изобретательности, — сколько угодно.

Нередко педантичность и въедливость перерастают у них в мелочность и скаредность, не давая душе развернуться и воспарить, отринув мелочи и частности. Какие полеты, окститесь! А драгоценное здоровье? А цены на авиационный керосин?

Довольно рано обзаводятся брюзгливой складкой в углу рта и ханжески-стариковским взглядом на «племя молодое и стремное». Пусть даже племя моложе их самих всего-то на какие-нибудь пять лет.

При всей своей конфликтности они могут стать неожиданным подарком судьбы для начальника — педантичный, аккуратный подчиненный с должным градусом льстивости и подхалимажа, готовый при этом проехаться по сослуживцам гусеницами. Шипованными по такому случаю. Для поддержания тонуса по умолчанию нерадивых, ленивых и лукавых сотрудников — самое то.

Становясь начальниками (не иначе как по неосмотрительности верхнего эшелона и иронии судьбы), поразительно быстро постигают нюансы и тонкости тирании и мракобесия, несмотря на то что ни Нерон, ни Сталин руководств на этот счет не оставляли. Ну чисто самородки, право слово.

Фантасты и лгуны, как называл их Э. Крепелин, ищущие признания — так их описывал К. Шнайдер, творческие — у Т. Хендерсона. П. Б. Ганнушкин, Е. А. Попов, О. В. Кербиков называют их истерическими (П. Б. Ганнушкин, правда, еще добавляет — патологические лгуны). Истерическим этот тип психопатий величают также МКБ 9-го и 10-го пересмотров. Сразу почему-то рисуется сборный образ главной героини фильмов двадцатых годов — с картинными жестами, заламыванием рук, обмороками и сакраментальными фразами. Ах да, и непременными попытками как-нибудь самоубиться — и чтобы поклонники спасали, спасали (к спасению допускаются только чертовски красивые и всенепременно томно-загадочные).

Не представляю, что бы делал истерический психопат на необитаемом острове. Возможно, много лет спустя мореплаватели наткнулись бы на развалины хижины и популяцию попугаев, умеющих устраивать бурные овации и громко (местами нецензурно) восхищаться. Зритель такому человеку жизненно необходим, он катализатор драматических процессов, он топливо для мгновенно разгорающегося пожара эмоций. Появление хотя бы одного потенциального зрителя в зоне прямой видимости кардинально меняет все. Куда подевалась обыденность? Движения и жесты стали нарочитыми, с налетом картинности и подчеркнутости. А уж стоит заговорить… Ни слова, ни интонации просто так — все только чтоб раз, и наповал. Глазами ВОТ ТАК, эмоции яркие и броские (даже если описывается просто сломавшийся ноготь), придыхание строго в нужном месте. И вся игра на зрителя под четким контролем — впечатлен ли? В достаточной ли мере проникся? И пусть ему самому глубоко пофигу появление на рабочем месте на час позже положенного, вы непременно услышите героическую сагу о сгинувшем в ужасных муках будильнике, кошмаре позднего пробуждения, лихорадке сорокапятисекундных сборов, семи «же» при рывке с низкого старта и попытках усилием воли и гневно сомкнутых бровей разогнать общественный транспорт хотя бы до первой космической. Тут не замечания делать — медаль давать надо. И премию.

Если бы вместо биологического имел значение психологический возраст, такие люди жили бы вечно. Правда, в детском саду, но это уже детали. По причине этой психической незрелости им легче кем-то казаться, кого-то из себя изображать, нежели представлять на самом деле (это же так трудно, когда взаправду!).

Смена друзей и приятелей (позже — поклонников и поклонниц) может происходить с головокружительной быстротой и, несмотря на внешнюю яркость процесса, не сильно затрагивает струны души. «Кто — я эмоционально холодный? Это все они эмоционально отмороженные фалломорфные дятлы, надо смотреть и восхищаться, а не идиотские личные проблемы решать, да еще пытаться их решение на меня повесить! Логическое мышление? Трезвая оценка? Фи, это бесчеловечно, механистично и роботоподобно! Где полет фантазии? Где яркие краски? Что значит — не соответствует реальности? Это моя реальность, и законы в ней мои, и ничего такого я не придумываю, а кто не верит — гад, зануда и завистник, вон из моей реальности!» Кстати, внушаемость и самовнушаемость, будучи избирательными, удивительно хорошо работают в отношении всех этих фантазий и грез, и довольно часто истерический психопат сам начинает верить в то, что придумал.

Чем бы такие психопаты ни занимались — они постараются организовать процесс в центре угадайте с кем? И чтоб все кружили вокруг в пассионарном состоянии, и чтоб царила атмосфера всеобщего обожания и легкой вздрюченности. Я ничего не упустил?

Этой же цели — притягивать взоры и оказывать воздействие — подчинено и стремление хорошо выглядеть. Броский макияж, экстравагантная одежда, яркие цвета и выделяющиеся аксессуары — они идеальные потребители супермодного продукта. Идеал авто — красный «феррари». Ну хорошо, пусть будет желтый «ламборджини». Ладно-ладно, розовая «Калина» тоже сойдет.

В области умения манипулировать окружающими им трудно найти равных. Не удалось обаять блеском и красотой? Ничего, есть такое безотказное средство, как жалость. Как романтичен и трагичен Овод в романе Войнич! Эта хромота, это заикание, этот взгляд! Вот и появляются загадочные недомогания, онемения вроде «чулок-перчаток», немота и глухота, истерические припадки, которые только приехавшая скорая, устало матерясь, отличит от эпилептических, и прочий инструментарий воздействия на окружающих.

Акцентуант или психопат — скорее всего будет ясно уже годам к 17–18. То, что у первого будет набросано легкими мазками и лишь придаст шарма театральности и флера экстравагантности, не мешая найти себя в жизни, у второго нарисуется помощнее рубенсовских форм — ни в балет, ни на дефиле, остается только кнопка жалости.