Анна Матвеева - Есть!

Кровь стыла в жилах нашей Еки, но она с научным упрямством продолжала кошмарное чтение: «Возьмите зайчонка, разделайте и выпотрошите его, добавив кровь к голубиной крови. Нарежьте мясо зайчонка на филе и порубите вместе с небольшим количеством сырого окорока…»

Ека закрыла толстый том Дюма и глаза одновременно – вспомнила бабушкину деревню. Крольчатник, где за рабичными ромбиками, среди осколков моркови и зверинского духа томились пушистые жертвы. Бабушка пестовала своих кролей как дорогих внуков: кормила, разговаривала с ними, заботилась, но в урочный день все равно тюкала по голове чем-нибудь тяжеленьким и делала кролику дыру в глазике. Чтобы выпустить кровь.

– Потому что главное, Катюшка, нам с тобой не повредить шкурочку, – ласково приговаривала бабушка, подвешивая свежеубиенного кроля под крышу. Снизу, пыхтя, стелила клееночку.

Маленькая Ека стояла рядом, выпятив живот, и, задумчиво сунув палец в рот, наблюдала, как стекает через глазик совсем недавно живого и теплого зверя долгая струя крови. Сам подвешенный зверь выглядел невозможно длинным и мало похожим на пока еще живых собратьев, распушившихся в клетках.

Кстати, гибрид зайца и кролика называется «лепорид» – эту ненужную информацию Еке торжественно сообщил П.Н. Он каждый день по многу раз забегал в Екину рабочую студию, чтобы держать ее в курсе мировых событий и собственных, больших и маленьких открытий. О странах мира, катастрофах и войнах П.Н. говорил запросто, как о соседях, – и, высказавшись, бежал прочь из кабинета в поисках новых событий.

Первый выпуск «Ека-шоу» не просто порвал рейтинги – он превратил их в мелкую труху, как делает многомощный профессиональный измельчитель, который на следующий после премьеры день предложили рекламировать Еке.

Справочно: за время царствования на канале «Есть!» Геня Гималаева рекламировала лишь хилый японский соус. Теперь и соус, и саму Геню поглотила пучина забвения – певица Лариса Ларисина прекрасно знает, как такое бывает. Только что ты отбивалась от вспышек фотокамеры, как от слепней в уральском саду, а теперь никому не нужная отзываешься на безличное: «Девушка!»

Геня еще не вернулась из скоропостижного отпуска, а Ека уже навела порядок на канале «Есть!» и в прилегающих к нему водах – вся жизнь здесь была разобрана по кирпичику и сложена заново, так, как хотелось блестящей ведущей, виртуозу кухни и единственному светилу телеканала Еке Парусинской.

– …Парусова? – рассмеялся молодой преподаватель антички, любитель древних авторов и юных дев. – Есть такая река, не правда ль?

О реке Катя думать не стала, вытащила первый попавшийся билет – с Гомером. И славно! Аэды и рапсоды, мифология как почва греческого искусства, киклические поэмы, историчность Гомера, стилистические особенности, боги и герои.

– Можно отвечать сразу?

– Без подготовки? – возмутился преподаватель. Поддернул под столом брюки, а очки, наоборот, спустил на самый кончик носа.

Катя усмехнулась и вывалила на него не только аэдов с рапсодами, но и такой ушат подробностей из жизни древнегреческих богов и героев, что бедный экзаменатор разалелся как маков цвет. Неловко обронил карандашик, вначале полез было за ним, потом передумал.

– Вы, Парусова, уж не исчезайте в тумане моря голубом! – попросил он, вручая Кате зачетку с красиво выписанным «отлично». – Загляните на кафедру, мы с вами посудачим.

Ека Парусинская, если бы ей сейчас сказали «посудачим», решила бы, что речь идет о том, чтобы зажарить судака. Немудреная, но вкусная рыбка! И преподаватель античной литературы был такой же породы – именно его круглая умная голова стала первой ступенькой (она же – кочка) Катиного подъема вверх, к научным высям, так грубо прерванного позабытым нами прекрасным студентом.

– Парус, порвали парус! – грустно напевал античный препод вскоре после Катиного окончания университета, встречая ее на кафедре в новом, преподавательском статусе.

Она же запросто выбросила его из головы – вместе с дипломной работой, вместе с недописанной диссертацией, вместе со всем, что было в ее жизни до телеканала «Есть!». Теплый, насиженный и уютный, как гнездо, трон царицы канала Ека заняла с наслаждением и по праву – так уставшая от бесконечной суеты домохозяйка валится к вечеру в любимое кресло, и поднять ее оттуда нельзя ни силой, ни хитростью.

Ека входила в студию, и зрители были счастливы уже только потому, что она живет с ними в одном городе. Среди зрителей были Фарогат и Лола, была выпускница филфака Авдеева с памятью размера XXL, был изрядно облезший с годами преподаватель античной литературы, была та самая продавщица из книжного магазина и спившаяся совсем к этой поре бедненькая Лариса Ларисина, но Еке Парусинской было до них не больше дела, чем до целиком взятой античности. – Не люблю готовить по старым рецептам, – откровенничала Ека в эфире, – долой древности! Да здравствует новая кухня!

в которой Геня вспоминает цитаты, детство и давно утраченные книги

У Гени Гималаевой подруг не было – так уж сложилось.

Однажды Геня пошла в кино – одна, как водится; сзади сидела девушка – тоже одна. Девушка смеялась ровно в тех же сценах, что и Геня. И молчала в других, там, где надо было молчать. Геня оборачивалась и жалела, почему в их возрасте нельзя взять и запросто подойти друг к другу. Впрочем, Геня и в детстве не умела – взять и подойти.

Она всегда, сколько помнится, была одна. Завидовала ровесницам, которые смело называли свое имя, будто пароль, и тут же накрепко завязывали узел дружбы с совершенно незнакомыми девочками. Всего только раз к маленькой Гене, хихикая, подошла одна такая девочка с невозможным именем Злата. Компания Златы всегда играла в стороне от Гени, угрюмо сидевшей на лавке с книжкой. У Гени сердце затрепетало, как флажок на ветру, но Злата всего лишь выпалила скороговоркой:

– Почему у тебя всегда такие платья? Дурацкие!

И тут же убежала обратно к подружкам, что заливались громким смехом.

Геня так и не поняла, что было дурацкого в ее платьях – такие же, как у всех, стремные советские ткани, простейший фасон, самые обыкновенные пуговички и кантики. Не в платьях было дело, а в самой Гене – она отличалась от других девочек, скрывала свое одиночество, хотя и тяготилась им, и потому была нелюбима. Лишь маленькая Ленка с вечно красными руками и гениальной сестрой-поварихой однажды поделилась с Геней чем-то похожим на дружбу, но и с ней они перестали встречаться сразу же после того, как Ленку перевели в другую школу.

Взрослая Геня Гималаева, отбывая ссылку в Пенчурке, думала о том, что у нее нет и никогда не было подруг.

– … Мама, у тебя есть подруги? – спрашиваю я так внезапно и не в тему, что мама резко просыпается от дневного сна и машет руками. Напугала!

Читать дальше