Том Рэкман - Халтурщики

МВПТ:никто не знает, что это слово означает, особенно те, кто его использует. Формально это аббревиатура словосочетания «мировая война против терроризма». Но поскольку сражаться с абстрактным явлением, мягко говоря, непросто, выражение следует рассматривать как маркетинговую пустышку. Но наши журналисты подобную чушь обожают; а задача редактора — все это удалять. Смотри также: ОБЛ; Акронимы; Олухи.

Он нажимает кнопку «Сохранить». Это статья под номером 18 238. Библией он называет их газетное руководство по стилю: в свое время оно была напечатано, переплетено и положено на каждый стол отдела новостей. Теперь библия существует только в электронном виде, в значительной степени из-за того, что текст занимал площадь княжества Лихтенштейн. Цель составления библии — создать свод законов о том, как писать сложносоставные слова с дефисами; напомнить о необходимости убирать лишние уточняющие местоимения; объяснить, когда какие предлоги использовать; разрешить споры насчет случаев употребления «какого-либо» и «какого-нибудь», а также обособленных определений — кулачные бои в редакторской разворачивались и по менее серьезным поводам.

В дверь постучала Кэтлин.

— Такая радость, — устало говорит она.

— Что за радость?

— Пытаться издавать ежедневную газету, за которую не стыдно, и при этом иметь пять процентов нужных для этого средств.

— Ах да, — говорит он, — рабочая радость.

— Ну а ты как? Чья самооценка сегодня пострадала?

Герман потирает пальцы и опускает руки в карманы брюк, которые топорщатся, словно он набил их галькой. Он достает комок слипшихся леденцов.

— Хочу тебя обрадовать, — начинает он, засовывая конфеты в рот, — у меня готов новый выпуск «Почему?» — Речь идет о ежемесячной внутренней рассылке, для которой он любовно собирает самые выдающиеся, по его мнению, ошибки из газеты. Справедливо будет отметить, что никто из сотрудников не встречает выход очередного номера с энтузиазмом.

Кэтлин вздыхает.

— Долг все-таки, к сожалению, требует, — говорит он. — Ну а тебе я чем могу служить, дорогая?

Кэтлин часто заходит к нему посоветоваться. Хоть официально ее помощником и является Крейг Мензис, но именно Герман стал ее советником. Он работает в газете уже больше тридцати лет, побывал почти на всех должностях (хотя журналистом он никогда не был), и в периоды междувластия в 1994-м, 2000-м и 2004-м исполнял обязанности главного редактора. Все до сих пор с ужасом вспоминают время его правления. Но хоть Герман и постоянно всех разносит, нельзя сказать, что он никому не нравится. Многие завидуют его способности оценивать новости, его безотказная память — надежный источник информации, и он действительно по-доброму относится ко всем, кому удается продержаться в газете достаточно долго.

— Что ты думаешь по поводу перетасовки, которую я устроила в отделе культуры? — интересуется она.

— Тебе наконец удалось потеснить Клинта Окли.

— Я этим очень горжусь, — признается Кэтлин. — А ты оказался прав: Артура Гопала еще не время списывать со счетов. А вот со спецкорами дела по-прежнему не очень. У нас до сих пор нет никого в Каире. И в Париже.

— Как Бухгалтерия может отказываться заменить Ллойда?

— Да, это просто безумие какое-то.

— Никуда не годится.

— Ты завтра будешь на месте?

— У меня завтра выходной, дорогая. Погоди, погоди, прежде чем ты уйдешь, хочу тебя предупредить, что у меня скоро будет готова чудесная новая правка.

Кэтлин охает, Герман ухмыляется.

За последнее время появилось множество новых правок. Некоторые ошибки даже завоевали место на его пробковой доске: например, Тони Блэра включили в список «недавно скончавшихся японских сановников», про Германию написали, что она страдает от «урогенитальной болезни в области экономики»; и почти каждый день появляются новости из «Соединенных Шматов Америки». Герман набивает последнее интересное исправление: «Во вторник в бизнес-разделе Харди Бенджамин в своей статье ошибочно назвала бывшего иракского диктатора Садизмом Хусейном. Правильное написание Саддам Хусейн. Скорее всего, такая опечатка не повлияла на репутацию этого человека, тем не менее мы сожалеем…» — Герман смотрит на часы. Сегодня уезжает Мириам, завтра приезжает Джимми. А у него еще полно дел. Он надевает плащ, пронзая пальцем воздух. «Авторитет!» — восклицает он.

Входная дверь в его квартиру в Монтеверде не поддается, Герман толкает ее плечом, открывая лишь наполовину, и со стоном протискивается внутрь. Вход заставлен чемоданами жены. Она летит ночным самолетом из Рима на родину, в Филадельфию, навестить их дочь и внуков. В коридоре раздается стук ее каблуков: цок-цок-цок.

— Сладкая моя, — зовет Герман, протискиваясь мимо груды ее багажа. — Сладенькая, я, к сожалению, повалил один из твоих чемоданов. Красного цвета.

— Он цвета бургундского вина, — возражает она.

— А это не то же самое, что красный?

Герман поправляет всех на работе, но не дома.

— Надеюсь, я ничего не разбил. Подарки в нем лежат? Может, стоит открыть и проверить? Как думаешь? — в ожидании ответа Герман весь съеживается, словно задел вазу, и она вот-вот упадет.

— Я так удачно там все сложила, — сообщает жена.

— Прости.

— Столько времени на это потратила.

— Понимаю. Я просто козел. Чем-то помочь?

Она опускается на колени и расстегивает чемодан, а Герман поднимает палец: на этот раз он не собирается пронзать им воздух — он будет вымаливать у жены разрешения.

— Дорогая, тебе сделать чего-нибудь выпить? Хочешь?

— Можно я сначала чемодан проверю?

— Да, да, разумеется.

Он ретируется на кухню и принимается нарезать морковь и сельдерей. Услышав стук ее каблуков, он резко оборачивается:

— Приготовлю тебе вкусненького горячего супчика, подзарядиться перед дорогой.

— Я тебе не батарейка.

Герман продолжает резать овощи.

— Они очень вкусные, хочешь скушать чего-нибудь?

— Жаль, что ты не можешь со мной полететь. Впрочем, с Джимми тебе, очевидно, будет интереснее.

— Не говори так.

— Прости, — отвечает Мириам, — я, наверное, просто невыносима. — Она хватает кусок моркови.

— Волнуешься перед полетом?

Она моргает, что означает «да», потом смотрит на будущий суп.

— Соли не хватает.

— Откуда ты знаешь? — возражает он и пробует суп. Она оказывается права. Герман солит, размешивает и целует жену в щеку.

После ужина он провожает Мириам в аэропорт и уносится обратно домой на их помятой синей «мазде», она такая крошечная, что он в ней выглядит как в машинке с аттракциона. Он заправляет гостевую кровать для Джимми и прибирается. Но дел не так много, как он предполагал. Он проводит пальцем по кастрюле остывшего супа («акуакотта ди таламоне»: морковь, сельдерей, панчетта, тыква, цукини, фасоль обыкновенная и лимская, сердцевина артишока, тертый пекорино, молотый перец, восемь яиц вкрутую, четырнадцать тостов). С Джимми он познакомился в Балтиморе в конце 50-х, они были единственными евреями в пресвитерианской частной школе. Германа туда отправил отец, сионист со скверным характером, двойник Карла Маркса, считавший, что лучшей школе в районе необходимо принудительно скормить маленького толстенького еврейчика, то есть его сына. А маленькому толстенькому еврейчику не особо нравилось, что его головой таранят стены. Но к счастью, к тому времени в школе уже был один еврей, Джимми Пепп, мальчик, ставший легендой после того, как залез на крышу церковной библиотеки и выкурил там трубку. Говорят, спускался он по водосточной трубе, не давая трубке погаснуть. А день был ветреный. История звучала не слишком правдоподобно, но все же в юности у Джимми действительно была трубка, изогнутая красавица с пенковой чашкой и чубуком красного дерева, и он раскуривал ее на пригорке за школой, зачастую над какой-нибудь книгой со стихами — скажем, Каммингса или Бодлера. Он также славился тем, что был единственным учеником, не носившим пиджака от школьной формы — такой участи он избегал благодаря поддельной медицинской справке о том, что у него себорейный дерматит. Никто из учителей не отваживался спросить, как проявляется эта болезнь, что было весьма кстати, поскольку у самого Джимми не имелось никаких идей на этот счет. Он пустился на это ухищрение только потому, что ему больше нравился взрослый твидовый пиджак с заплатами на локтях, в левом кармане которого он носил «Улисса» в издании «Современная библиотека» без суперобложки, а в правом — тыквенную трубку и коробку табака «Мак Барен». Тяжеленный «Улисс» заметно оттягивал левый карман, и чтобы восстановить равновесие, Джимми набивал правый перьевыми ручками, которые часто ломались и протекали, оставляя на ткани темно-синие созвездия. По какой-то непонятной Герману причине Джимми защищал его в школе с самого первого дня их знакомства.