Грейс Макклин - Самая прекрасная земля на свете

В субботу вечером ветер стих. На следующее утро показалось голубое небо. Днем солнце уже пригревало не на шутку. Сосульки за окном роняли капли, будто кто-то играл на сосудах с водой. Снег на улице посерел и распался на льдинки. Папа сказал: «Я знал, это долго не протянется!» Я ничего не сказала, пошла встала на тротуаре и стала слушать, как шумит вода в водостоке у мостовой, и сказала:

— Спасибо, Господи. Ты опять меня услышал.

А Оскара все не было. Я ждала весь день, я ждала весь вечер. Я спросила: «Я все сделала правильно, Господи?» Но Бог, видимо, все еще был занят четырьмя всадниками или еще чем-то, потому что Он мне не ответил.

Вечером я сидела в кровати и смотрела, как по луне пробегают облака, скрывая и вновь открывая Красу Земель. Я смотрела, как солнце восходит над горой и тускло подмигивает красным, заливая небо розово-желтым светом и делая его похожим на леденец. А Оскара так и не было.

На следующий день после собрания я стояла с папой в саду, и тут произошло четвертое чудо.

Папа чистил тропинки, а я ему помогала. Птички повсюду оставили свои следы — на кормушке, на заборе. От дверей гаража тянулась цепочка следов какого-то существа покрупнее. Буделии и дипсис согнулись под снежными шапками, а ветки вишни потемнели и с них капало. Тут и там уже виднелись прогалины — показалась земля и привядшая травка.

Папа пил чай, оглядываясь, уперев одну руку в бок, — его дыхание прорисовывалось розовым облаком. Он сказал:

— Думаю, весной, когда мамино деревце зацветет, будет очень красиво. Еще несколько недель — и покажутся первые зимние розы.

И тут мы услышали какой-то стук, подняли головы и увидели, что миссис Пью стоит у кухонного окна. Она манила меня пальцем.

Когда я добежала до стены, она открыла заднюю дверь и указала пальцем. Прямо у ее ног, приникнув к миске кошачьего корма, с хрустом раскусывая сухари, поворачивая голову то вправо, то влево и издавая голодное урчание, сидел Оскар. Миссис Пью сказала:

— Я подняла голову — а он сидит себе на подоконнике!

Голова ее тряслась в два раза чаще обычного. Она сказала:

— Я-то думала, он сгинул, а он на тебе — жив-здоров и лопает от пуза!

Я перебралась в сад к миссис Пью, протянула руку и погладила Оскара по голове. Оказалось, по счастью, что мех не опален и усы вроде как в полном порядке.

— Я же говорила, что он вернется, — сказала я.

Миссис Пью улыбалась и кивала. Глаза у нее были на мокром месте. В тот момент я ее совсем не боялась. А потом она вдруг сказала:

— Джудит, вы с папой не хотите корзиночек с джемом?

Перед глазами мелькнула картинка — мы с папой катаемся по полу, схватившись за животы и перемазанные джемом с крошками. Но я тут же сказала себе: «Не будь дурой». А вслух ответила:

— Спасибо, миссис Пью.

Она завернула тарелку в кухонное полотенце и подала мне.

— Заходите ко мне как-нибудь попить чайку, — сказала она.

Когда я вернулась, папа уже ушел в дом. Я видела через кухонное окно, как он заваривает чай. Я не сразу пошла внутрь. Я постояла на дорожке, глядя, как розовеет небо, принюхиваясь к запаху земли, чувствуя в руках тепло тарелки.

И тут я вдруг поняла, что теперь все будет становиться только лучше и лучше, и удивилась: за что это Бог решил так мне помочь. И хотя Он не ответил и вообще ушел куда-то к Себе, Он, видимо, понимал, что Он сотворил: с Его помощью я вдруг стала счастливой, все вокруг начало изменяться.

В понедельник шел дождь. Крыши стучали, водосточные трубы пели, крошечные сугробы маячили у канав, как островки в море. Когда Сью Леденец переводила меня через дорогу перед школой, со шляпы у нее капало. Я подумала — а знает ли она, кого переводит через дорогу, однако решила промолчать: Бог ведь просил никому не говорить, что я — Его Орудие.

Сью сказала:

— А я собралась на Багамы. Со дня на день достану билет, деточка.

Я спросила, нельзя ли поехать с ней, она сказала, что спрячет меня в чемодане.

Я пришла в класс и стала ждать, когда все вернутся с линейки. Я не хожу на линейку, потому что папа говорит, там возносят хвалы ложным богам. От классного запаха сводило живот, и, чтобы прошло, я стала думать про снег, который сотворила. И вот, теперь он тает. На полу стояло два ведра, в них с потолка падали капли, по окнам стучал дождь. Летящие с неба капли казались бледными в свете ламп дневного света. Они были как искорки, то вспыхивали, то гасли. Я попыталась следить, как они падают, но от этого всё поплыло, тогда я просто опустила голову на парту и закрыла глаза.

Дверь грохнула об стену, я вздрогнула. Все толпой ввалились в класс, а с ними — стена звука, все хохотали и толкались. Нил скакал верхом на Хью и орал. Я съехала на стуле как можно ниже. А потом заставила себя снова сесть прямо. «Бояться нечего, — сказала я себе. — Теперь — нечего».

Джемма, Рианна и Кери уселись за парту. Со мной не поздоровались. Они смотрели журнал, который принесла Джемма. Она заметила, что я тоже смотрю, и передвинула так, чтобы мне не было видно.

У Джеммы светлые волосы спиральками, а кожа круглый год — коричневого цвета. Она умеет садиться на шпагат. В каждом ухе у нее по две золотые сережки; на пальцах — золотые колечки; ходит она в кроссовках и коротких носках, а еще в блестящих лосинах. У меня в жизни не было лосин. Я вообще не в ладах с физкультурой. Я хожу в ботинках и в гольфах. Как-то раз надела в школу кроссовки, но они были на липучках, и Джемма сказала: «У меня тоже такие были — в четыре года», и все заржали. Джемма знает, как рассмешить. Но на самом деле Джемма просто завидовала моим кроссовкам, потому что продержались они дольше, чем ее. А что до лосин — я лучше умру, но их не надену, каких бы там на них ни было блесток.

Джемма и Кери захихикали. Я достала книжку и начала читать — пусть видят, что мне все равно. Потом над головами у нас пролетел пирог. За ним — пакетик с чипсами, через пару секунд — две футбольные бутсы. Я обернулась и увидела: Хью ползает по полу и собирает свои вещи, а Нил в то же время вытряхивает его сумку. Тут хлопнула дверь. Мистер Дэвис произнес:

— Что тут, прости господи, творится?

Раздался смех, заскрипели стулья. Нил сел, потом снова вскочил и всей пятерней схватил Хью сзади за свитер. Мистер Дэвис заорал:

— НИЛ ЛЬЮИС! Ты решил, что это относится ко всем, кроме тебя?

Нил уселся и осклабился так, будто мистер Дэвис отвесил ему комплимент.

Мистер Дэвис провел рукой по глазам и пошел к своему столу. Прошел полпути, замер с поднятой ногой. Проговорил:

— Да что за… — Потом лицо у него побагровело, и он взревел: — Это уже беспредел! Полный беспредел! Откуда здесь пирог?

Нил ответил: