Н. Келби - Белые трюфели зимой

— Индийский карри.

— Non. Подливка к кролику. В индийском карри нет сливок.

Это была их старая игра. И Дельфина сказала:

— А в состав чего входит картофель «король Эдуард», чеснок, сливочное масло, кантальский сыр и перец?

— Ну, это чересчур просто. Aligot.

— Между прочим, это могли быть и gnocchi! Такой сорт картошки, как «король Эдуард», лучше всего подходит для итальянских клецек, это всем известно.

— Мадам Эскофье. Если бы этот вопрос мне задали не вы, это действительно вполне могли бы быть и gnocchi.

— Да? Ну, ладно. Aligot — это чудесно.

— Истинная правда. Хотя это всего лишь картофельное пюре, чеснок и сыр.

— Ну и что? А если добавить туда немножко белых трюфелей? Помнишь, что по этому поводу говорил Брийя-Саварен? «Трюфели пробуждают мысли не только гастрономические, но и эротические…»

— Мадам! Здесь полон дом детей!

— И это тоже благодаря моему aligot.

— Исключительно благодаря высокой кухне, мадам.

Когда Эскофье и Дельфина еще только-только поженились, они часто по ночам, лежа каждый на своей постели, играли в темноте в эту игру и азартно подсчитывали очки. Они слишком уставали за день, чтобы уснуть. И были слишком напряжены, чтобы заниматься любовью.

Через два месяца после их свадьбы внезапно умер отец Дельфины. А через четыре месяца после его похорон две ее маленькие сестренки подхватили дифтерию. Издательство прогорело. «Золотой фазан» стал далеким воспоминанием. Молодожены вновь вернулись в Париж, чтобы поддержать мать Дельфины, которая больше не желала ни есть, ни спать, ни разговаривать и целыми днями молча бродила по дому, переходя из комнаты в комнату, словно что-то искала. Но она не искала — просто смотрела. Словно ждала своей очереди.

Жизнь Дельфины и Эскофье стала какой-то ужасно тесной, запутанной, и в качестве отдушины родилась эта игра. Это было еще в те времена, когда еда не имела для них прямого отношения к балансу и итоговой отчетности, к бесконечному танцу доходов и расходов; в те времена meule [69] Круг сыра (фр.). из Франш-Конте, или кусок чудесного швейцарского сыра «Грюйер» с отчетливым привкусом орехов, или горсть мелких сладких персиков и добрый бокал «Помероль» уже вызывали у них обоих слезы восторга.

И теперь они снова играли в эту игру. И снова была очередь Дельфины.

— В состав чего входит коринка, абрикосовый джем, заварной крем и «Гран Марнье»? Министерский пудинг? Трифль? [70] Trifle — бисквит, пропитанный вином и залитый взбитыми сливками (англ.). Абрикосовый мусс? Рисовый пудинг?

— Министерский пудинг. Очень умно! — Эскофье рассмеялся. — Бисквит «трифль» можно, конечно, пропитать и «Гран Марнье», но обычно используют либо портвейн, либо сладкий шерри, либо мадеру. А иногда и просто фруктовый сок. А в министерский пудинг всегда кладут виноград «дамские пальчики», вымоченный в ликере.

— Верно. Сто очков.

Так они продолжали до самого рассвета, когда луна побледнела, а в небесах над лазурным морем заиграли яркие краски зари, все вокруг пятная красным.

— Но каким оттенком красного?

— Цвета клубники?

— А может, свеклы?

— Или театрального занавеса? Занавес в театре ведь всегда красный, разве не так?

— Для сравнений годится только еда. А как тебе коринка? Это совершенно особый оттенок красного цвета.

— Тогда почему бы не вишневый?

— Цвета зрелой вишни?

— Конечно. Небо цвета зрелой вишни.

— Non. Перезрелой. В книге это могло бы выглядеть так: «Небо перезрело, но сочилось красным». А вишни вообще не нужно упоминать; это и так ясно.

— Неплохо.

— Естественно. Ты что, забыл, что и я тоже Эскофье?

И оба засмеялись, как тогда, в молодости, когда лежали в темноте, держась за руки, и столь многого хотели от этого мира, а теперь этот мир, казалось, совсем забыл о них. А потом он спросил:

— В какое блюдо входят яйца, сливочное масло, трюфели и сливки?

— Во многие, но я, наверное, имею право выбрать сама?

— Да, конечно. Но это нечто такое, чего ты не готовила мне очень-очень давно.

И после этого наступила тишина. Игра была закончена.

— Сегодня мы будем готовить, — сказала Дельфина.

Сабине эта идея совершенно не нравилась. Буквально за одну ночь старая мадам стала совсем прозрачной. Она даже говорила с трудом — шипела каким-то клокочущим шепотом, точно забытая струйка воды из крана. Она, что называется, истаивала на глазах. И все-таки потребовала, чтобы сиделки снесли ее вниз. Они подчинились, да так и оставили ее прямо посреди кухни на больничных носилках, словно она была тарелкой, которую надо вымыть.

Короче, все это было совершенно ни к чему. И потом, Сабина уже приготовилась к выходу и даже свои красные бальные туфельки надела. Во всяком случае, готовка в ее планы явно не входила.

— Мадам, разве вам не следует лежать…

— Мертвой?

— …в постели?

— Мне следовало бы лежать мертвой в постели, но я не мертва и не лежу в постели, так что сейчас мы будем готовить.

Сабина слышала, как где-то в доме ревут дети, а родители шепотом тщетно пытаются их успокоить. Слышала, как в саду серые кролики жуют свежие побеги моркови, сельдерея и салатной горчицы.

— Мадам, сегодня ко второму завтраку соберется человек двадцать, а то и больше.

— Яйца у нас есть?

Сабина вообще-то надеялась выставить на стол блюдо с теплым хлебом, миндальное масло и варенье из фиг, быстренько позвонить в колокол и еще до того, как все соберутся, ускользнуть через заднюю дверь; ей хотелось спуститься к причалам, где жители Монте-Карло по большей части и проводили дни — просто чего-то ждали, глазея на французских моряков, полирующих бесконечные ряды пушек на своих боевых кораблях. Собственно, ожиданием были заняты все: моряки ждали увольнительной на берег; молодые люди, сбежавшие в нейтральное Монако, ждали, что им удастся избежать призыва в армию; ждали священники, в огромных количествах поглощая святое вино; ждали доктора, заранее готовясь и потихоньку разрывая простыни на бинты.

Führer und Reichskanzler. Каждая газета, каждая радиопередача приносила о нем очередную новость.

Правитель Монако, великий князь Людовик II, в молодые годы служивший во Французском Иностранном легионе, тоже частенько приходил на пристань. Одетый в старую военную форму и черные лакированные туфли, он слушал рассказы тех, кто, как он, участвовали в мировой войне, но сам ни с кем своими воспоминаниями не делился. Через некоторое время он обычно обращался к толпе с такими словами:

— Французский флот находится здесь, чтобы вас защитить. И я здесь для того, чтобы вас защитить. Так что можете спокойно отправляться по домам. Вы в полной безопасности.

Но сам почему-то не уходил, продолжая смотреть в морскую даль и чего-то ждать.