Владимир Маканин - На первом дыхании (сборник)

И рублики при себе — они их вынули. Отсчитывают и дают Светику. Крупные деньги легко считаются.

Светик забирает четыре сотни и уходит. А прощаясь, говорит:

— Только просьба. Ни звука.

— Конечно, — обещают они.

— И если тот попик сунется, ему тоже ни звука.

А на другой день Светик встречает на рынке этого недоделанного попика. Вид у него — хуже не бывает. Опечален с ног до головы. Плох. И заметно, что уже пообносился.

— Представляешь, беда какая, — жалуется он Светику. — Им не нужна книга.

— Худо.

— Хуже некуда. У них, видно, сменилась тема диссертации. А я совсем на мели и голоден… Книга никому не нужна.

Если б Светик умела всхлипывать, она бы сейчас попробовала это сделать. В конце концов, она ему сочувствует. Искренне. Она ведь тоже могла для начала попасть ногой в такую лепешку. Никто не застрахован.

— А ведь они четыреста рублей давали! — сокрушается он.

— А сейчас?

— Сейчас вообще не берут.

— Н-да.

— Хоть в урну выбрасывай. Вон на углу — видишь урну?

Служка закуривает.

— Что дальше? — спрашивает Светик. — Путешествовать отправишься?

— Какое теперь путешествие!

— А куда же?

И служка рассказывает — путь только в Запорожье. Там у него братан. Старший братан. Начальником вроде работает. Надо бы поехать к нему, но денег нет. Совсем нет. А «Житие» никто не берет. Оно, видно, и нужно было только тем двум психам.

— Представляешь, — служка совсем сражен и пал духом, — даже за сотню не берут.

Светик ему сочувствует. Жизнь есть жизнь, что поделаешь. А затем она сама берет у него «Житие». За сотню. Служка счастлив.

— Билет до Запорожья куплю. И на пропитание останется — отлично!

И он тут же меняется, потому что счастье, конечно же, меняет человека. Он начинает клянчить. Клянчить на радостях:

— Набрось червонец. Набрось, Светик… На бутылочку мне, грешному. Чтобы веселее ехать.

— Ладно, — говорит Светик. — На кружку пива.

И она ищет, ищет в карманчике… Тут ей становится жаль беднягу. И не потому, что она перебежала ему дорожку с фотокопиями. А просто так жаль — с неба, ни с того ни с сего. Со Светиком бывает такое.

Она дает ему еще двадцать рублей. Он смотрит — и своим голубеньким глазкам не верит.

— За что, Светик?

— А ни за что… Вали в Запорожье.

День замечательный — блеск, а не день. И склад какой замечательный! Книжный!

Книги загружает в машину старик сторож. Бабрыка ему помогает. А они двое — Светик и Николай Степаныч — стоят в сторонке. И мило разговаривают. Дяденька Николай Степаныч говорит всякие такие слова. И теперь уже не ее, а его сладкие глазки работают не переставая.

— А какая книга? — уточняет Светик.

— Не волнуйся, Светланочка.

— А все-таки?

— Сборник детективов. Среди них — два американских.

То, что надо. В каждой связке по двадцать книг. Пять связок. С каждой книги чистой прибыли пять (пусть так!) рубликов. Итого 5x5. Пятьсот рублей. Из них половину дяденьке Николай Степанычу. Ну что ж, двести пятьдесят рублей для Светика не пустячок. На дороге не валяются. Тем более это только начало.

А вокруг теплый-теплый вечер.

Когда они возвращаются, уже темно. Бабрыка что-то нервничает. Дергает машину. На заднем сиденье бултыхаются связки книг.

После перекрестка они попадают в небольшой затор машин, поворачивающих налево. И черепашьим ходом ползут по направлению к старому четырехэтажному дому. На этот дом Светик сейчас и смотрит. Светик и в прежние дни на него поглядывала. Там живет этот книжник с загипсованной клешней. Каратыгин.

— Прижмись, — говорит Светик Бабрыке.

— А?

— Да не ко мне — очень ты мне нужен!.. К дому прижмись.

— К этому?

— Ага.

Штука в том, что Светик вдруг увидела его в окне — первый этаж, шторки почти раздернуты. Каратыгин шастает взад-вперед и почесывает грудь загипсованной рукой. Ну и видок.

— Долго будем стоять? — спрашивает Бабрыка, как заправский таксист.

— Тсс.

Светик видит, что Каратыгин переместился в соседнее окно, — ага, потопал на кухню. Зажег газ. Поставил чайник. Кухня коммунальная, очень смахивает на кухни родного Челябинска.

— Жди здесь, — говорит Светик Бабрыке. Она берет одну из книг с заднего сиденья. Просто так. Для видимости. К тому же детективы — это детективы, по ним очень даже умные люди, бывает, сохнут.

Квартиру Светик находит мигом. Мать честная — коммунальная дыра, затхлость и десяток кошек. Каратыгин проживает в угловой. Тук-тук-тук.

— Здрасьте, — говорит Светик.

Каратыгин кивнул. Наливает себе чай. Ноль внимания. Светик оглядывает его комнату — ну и сарай. Даже жутковато. Комната вообще-то большая. Но вся середина и угол заняты книгами. В середине просто-напросто гора — почти до потолка.

И конечно, никакой обстановки. Рухлядь. Даже холодильника нет. Ну и ну.

— Чего вам? — спрашивает он. Не очень-то вежливо спрашивает.

Светик сделала наивное лицо — одно из своих любимых, из сильнодействующих. Я, дескать, девочка простая. Меня, дескать, и обидеть нетрудно, и обхамить. Я, дескать, как травка в поле…

— Вот, — говорит Светик. — Книга такая. Не нужна ли вам?

Глядит.

— Не нужна.

— Почему?

— Это не для меня.

Светик тихонечко говорит:

— Но это же детективы.

— Плевать я хотел.

А Светик по-прежнему глядит Аленушкой. Стоит и стоит. Не уходит. Утоли мои печали.

— Я знаю, — говорит она. — Вам «Книга печалей и радостей» нужна. Схимника Езерского. Семнадцатый век.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Я вас на книжном рынке часто вижу.

— А-а. Теперь я вспомнил эти глазки.

— Ага. На рынке.

— Помню, помню… Спекулянтка, да?

— Что вы!

— Извини.

— Книжница… Я тоже ищу… Можно мне ваши книги посмотреть?

И Светик подходит к горе книг. Это старые книги. Старинные. И Светик сама не знает, почему, вдруг дрогнули руки — и внутри что-то тихо отозвалось. Правда, первая же, которую Светик открыла, оказалась с совсем неожиданным названием. «Описание и необходимый уход за Владимирскими кладбищами». Бррр. С ума сойти. Каратыгин, конечно же, слегка чокнутый. Это ясно как ясный день. Даже чаю не предложил.

— Да, — говорит Светик, не скрывая восторга, — вот это книги!

И тут в дверь стучат. «Ну, — думает Светик, — Бабрыка. Приперся все-таки. Сейчас он получит».

Но нет — голос женский. Светик еще от Оли знала, что Каратыжка не женат. Но все-таки оробела. Мало ли кто к нему ходит. Бывает, и не жена, а ведет себя за двух жен сразу.

Светик притихает за книжной горой. На всякий случай. Ее от двери не видно, ну а если увидят — стоит и листает книжку, вот и все.

Входят мужчина и женщина. Уже легче.

— Здравствуй, — говорит женщина.

А Каратыгин пьет себе чай.

— Н-да-а… — Вошедший мужчина оглядывает комнату. — Здесь без перемен!