Алтай 2009-01

— Вот как, — выслушав фрейлину и еще больше обнажив свое тело, удивилась княгиня. — Передайте Ее Величеству, что в России мы одеваемся именно таким образом.

После этого Александра Федоровна резко сократила количество приемов. Мало того, сама вычеркивала из списка приглашенных тех дам, которые были замечены в любовных интрижках. Хотя некоторых из них ей было искренне жаль.

Ее мучило бросающееся в глаза безделье и бесцельное прожигание жизни молодых и красивых дам из высшего российского света. Пытаясь сделать их существование полезным, молодая Императрица организовала в Санкт-Петербурге общество рукоделия, члены которого должны были связать по три предмета одежды для бедных. Ей казалось, что от желающих участвовать в таком благородном деле не будет отбоя. Но кроме Императрицы и ее фрейлин никто не пришел ни на одно заседание общества. Петербургские дамы передали, что у них для этого нет времени.

После этого между Императрицей и петербургским светом возникла разделительная полоса, которая все больше становилась непреодолимой. У Александры Федоровны пропало всякое желание общаться с дамами из высшего света. Привыкшим же к неограниченной свободе экзальтированным русским княгиням и графиням общество молодой Императрицы казалось не просто скучным, а даже нудным. Их влекли кутежи, шумные вечера с цыганскими хорами, плясками и легкомысленными кавалерами, безумные скачки в санях по заснеженному Петербургу из одного ресторана в другой до тех пор, пока не закончится ночь и не наступит утро. В этом они видели смысл своей жизни.

Александра Федоровна нисколько не сожалела о разрыве с петербургским светом. Будучи внутренне натурой страстной, она всю свою любовь отдала семье. Она преподавала детям музыку, поскольку хорошо знала ее и блестяще играла на фортепиано, ставила с ними спектакли, читала книги, разучивала стихи, ходила на молебны. Она была бы абсолютно счастлива, если бы не болезнь любимого сына и Наследника Алексея. А единственным лекарем и утешителем его в болезни был Распутин.

Каждое его появление во дворце вызывало в Петербурге целый поток сплетен. Ведь петербургские дамы и о царской семье судили по себе. И чем меньше общалась с ними царица, чем более замкнутой становилась ее жизнь, тем грязнее распускались сплетни. Дамы хотели, чтобы царица походила на них. А когда убедились, что она никогда этого не сделает, стали распространять о ней легенды.

Сначала Александра Федоровна бурно возмущалась ложью, плакала, жаловалась мужу. Потом убедилась, что сплетни — это основа существования петербургского общества. Отними их, и ему нечего будет обсуждать. А без этого жизнь станет скучной. Чего только не говорилось об отношениях Распутина и царской семьи. Некоторые дошли до того, что выдавали себя за свидетелей интимной связи Императрицы и Распутина. А уж о его отношениях с Анной Вырубовой и говорить нечего. Та по их рассказам просто не вылезала из его постели. Но когда в прошлом году находившуюся по распоряжению Керенского в тюрьме Анну Вырубову обследовали врачи, то к своему полному удивлению установили, что она девственница. Об этой унизительной процедуре бывшая фрейлина написала своей бывшей Императрице в Тобольск. Плюнуть бы в лицо всем этим сплетникам, но теперь и они почти все арестованы и находятся в большевистских тюрьмах.

Но самым страшным для Александры Федоровны были попытки петербургского общества обвинить ее в измене России. Когда выяснилось, что тяжелая и кровопролитная война с немцами оказалась еще и затяжной, петербургское общество выдумало легенду о темных силах, которые якобы и довели Россию до этого. Олицетворением всех темных сил стали, конечно же, Распутин и Императрица. Руководитель кадетской фракции в думе Павел Милюков обвинил Императрицу даже в связях с немцами. Разве думала когда-нибудь Александра Федоровна, что ей придется пережить такие унижения? Ее дети, свободно говорившие по-английски и по-французски, не знали по-немецки и нескольких слов. Она специально не учила их немецкому. «Господи, за что это мне?» — стоя перед иконой на коленях, постоянно спрашивала Александра Федоровна.

Но, выходит, не все в России относились к ней с такой ненавистью. Народ, до которого не доходили петербургские сплетни, и думал, и говорил по-другому. Жаль только, что открывается это слишком поздно. Надо было раньше чаще встречаться с народом. С такими людьми, как хозяйка этого дома и ее дети. Это бы укрепило волю и помогло не довести Россию до смуты. Но кто же думал, что жизнь обернется таким образом?

Александра Федоровна вздохнула и посмотрела на хозяйку дома. Ей не захотелось уезжать из него. Здесь все было наполнено добром, любовью и уютом, созданным заботливыми женскими руками.

— Прощайте, Ваше Величество, — сказала хозяйка и снова поцеловала ей руку. — Мы всегда будем помнить о вас.

Государь с Марией уже стояли на пороге. Александра Федоровна повернулась и шагнула к двери. Услышав о том, что лошадей будут перепрягать в родном селе Распутина Покровском, она вспомнила и лежавшего в гробу Григория, и так ненавистный ей петербургский свет. Неужели, сидя в тюрьмах, петербургские дамы радуются тому, что и она оказалась под стражей? Ведь если еще кто и может спасти их, так это только монархия. Или они до сих пор не поняли этого?

На улице было уже совсем светло. В ограде, полной вооруженных людей, стояла запряженная карета, в которой Государыня ехала вчера из Тобольска. Она облегченно вздохнула, потому что боялась идти пешком через реку. Бессонная ночь вконец вымотала ее. Кроме того, Государыня чувствовала, что у нее снова поднялось давление. Гипертония начала мучить ее с тех пор, как в семье узнали о болезни Алексея. Александра Федоровна подошла к карете, около которой стоял учтивый Яковлев.

— Слава Богу, что не пешком, — не сдержавшись, сказала Александра Федоровна, пытаясь поставить ногу на приставленную к карете лесенку.

— Это только до реки, — ответил Яковлев. — Там придется перебираться своими ногами.

Вслед за Государыней в карету села Мария. Николай вместе с Яковлевым и охраной направился к реке пешком.

От берега к Тоболу шел крутой спуск. Подойдя к нему, Государь увидел на другом берегу множество повозок и большую толпу вооруженных людей. Тобол был покрыт льдом, поверх которого лежали доски. Их еще с вечера по приказу Яковлева положила охрана. Однако лед покрывал реку всего на три четверти. Вдоль всего противоположного берега блестела промоина шириной не менее тридцати саженей. Но Яковлев предусмотрел все. У края льда, там, где заканчивался дощатый настил, стояла большая деревянная лодка.