Эрика Леонард Джеймс - На пятьдесят оттенков темнее

— Можно я сяду за руль?

Кристиан удивляется моей просьбе.

— Я бы этого не хотел.

— Почему?

— Я не люблю, когда меня везут.

— Сегодня утром ты вытерпел это, да и Тейлора за рулем ты всегда терпишь.

— Я доверяю квалификации Тейлора.

— А моей не доверяешь? — Я упираюсь руками в бедра. — Честное слово — твои диктаторские замашки не знают границ. Я вожу машину с пятнадцати лет.

В ответ он лишь пожимает плечами, словно это не имеет никакого значения. Нет, он просто невыносим! Польза сомнения? Ладно, к черту это.

— Это моя машина? — злюсь я.

Он хмурит брови.

— Конечно, твоя.

— Тогда отдай мне, пожалуйста, ключи. Я два раза водила ее, да и то лишь до работы и обратно. Ты лишаешь меня этого удовольствия. — Я в воинственном настроении. Губы Кристиана дергаются от сдерживаемой улыбки.

— Но ведь ты не знаешь, куда мы собираемся ехать.

— Я уверена, что вы просветите меня на этот счет, мистер Грей. До сих пор вам это прекрасно удавалось.

Он изумленно смотрит на меня, потом улыбается. Его новая, робкая улыбка совершенно обезоруживает меня, и у меня от нее захватывает дух.

— Прекрасно удавалось, да? — бормочет он.

Я краснею.

— Чаще всего да.

— Что ж, в таком случае… — Он протягивает мне ключи, обходит вокруг машины и открывает передо мной водительскую дверцу.

— Налево, сюда, — командует Кристиан, и мы берем курс на север, на I-5. — Черт, осторожнее, Ана! — Он хватается за приборную панель.

Да ради бога. Я закатываю глаза, но не поворачиваю к нему голову. Из стереоустановки воркует Ван Моррисон.

— Сбавь скорость!

— Я сбавляю!

Кристиан вздыхает.

— Что сказал тебе Флинн? — В его голосе я слышу беспокойство.

— Я уже говорила: что я должна дать тебе почувствовать пользу сомнения.

Проклятье, пожалуй, надо было уступить руль Кристиану. Тогда я могла бы смотреть на него. Да… Я сигналю о том, что останавливаюсь.

— Что ты делаешь? — рычит он, встревожившись.

— Уступаю тебе руль.

— Почему?

— Чтобы я могла смотреть на тебя.

Он смеется.

— Нет уж, ты хотела вести машину — вот и веди, а я буду смотреть на тебя.

Я хмурюсь, глядя на него.

— Не отрывай глаз от дороги! — кричит он.

У меня лопается терпение. Правильно! Я останавливаюсь у обочины прямо перед светофором и выскакиваю из машины, хлопнув дверцей. Стою на тротуаре, скрестив руки на груди, и злобно гляжу на него. Он тоже выходит.

— Что ты делаешь? — сердито спрашивает он.

— Нет, что ты делаешь?

— Здесь нельзя останавливаться.

— Знаю.

— Так почему остановилась?

— Потому что я сыта по горло твоими командами. Либо садись за руль, либо заткнись и не командуй, когда я веду машину.

— Анастейша, возвращайся в машину, пока мы не получили квитанцию о штрафе.

— Нет.

Он растерянно моргает, не зная, что делать, потом проводит руками по волосам, и его гнев превращается в удивление. Внезапно у него становится такой комичный вид, что я невольно улыбаюсь. Он хмурится.

— Что? — снова рычит он.

— Ты.

— Ох, Анастейша! Ты самая несносная женщина на планете! — Он потрясает в воздухе руками. — Ладно, я поведу машину. — Я хватаю его за лацканы пиджака и тяну к себе.

— Нет, это вы самый несносный мужчина на планете, мистер Грей.

Он окидывает меня с высоты своего роста темным пронзительным взглядом, потом обнимает за талию и прижимает к себе.

— Может, мы и предназначены друг для друга, — тихо говорит он и, уткнувшись носом в мои волосы, вдыхает их запах. Я обхватываю его руками и закрываю глаза. Впервые с утра я чувствую душевный покой.

— Ах… Ана, Ана, Ана, — шепчет он, приникнув губами к моим волосам.

Я еще крепче сжимаю объятия, и мы неподвижно стоим, наслаждаясь мгновением неожиданного покоя среди уличной суеты. Отпустив меня, Кристиан открывает пассажирскую дверцу. Я забираюсь в машину и спокойно сижу, глядя, как он садится за руль.

Кристиан трогает «Сааб» с места и встраивается в поток машин, рассеянно подпевая Вану Моррисону.

Эге! Я никогда не слышала, как он поет. Даже под душем. Я хмурюсь. У него приятный голос — конечно. Хм-м… слышал бы он мое пение. Если бы слышал, то никогда бы не предложил мне выйти за него замуж! Мое подсознание скрестило на груди руки; оно нарядилось в эксклюзивную клетчатую юбку от «Бёрберри». Песня кончается, и Кристиан замечает с ухмылкой:

— Знаешь, если мы получим штрафную квитанцию, то на твое имя. Ведь машина зарегистрирована на тебя.

— Что ж, хорошо, что меня повысили, — теперь я могу позволить себе заплатить штраф, — лукаво отвечаю я, любуясь на его красивый профиль. Его губы складываются в усмешке. Звучит еще одна песня Моррисона, а Кристиан сворачивает на эстакаду, ведущую на I-5, на север.

— Куда мы едем?

— Сюрприз. Что еще сказал Флинн?

Я вздыхаю.

— Он говорил о ФФФСТБ или типа того.

— СФБТ. Последнее слово в терапии, — бормочет он.

— Ты пробовал и другие?

Кристиан фыркает.

— Детка, я перепробовал все. Когнитивизм, Фрейд, функционализм, гештальттерапия, бихевиоризм и все прочее… — В его голосе слышится горечь и затаенная злость. Последнее меня беспокоит.

— Как ты думаешь, этот новый метод поможет?

— Так что сказал Флинн?

— Сказал, что не надо цепляться за прошлое. Надо сосредоточиться на будущем — на том, где ты хочешь быть.

Кристиан кивает и одновременно пожимает плечами; на его лице я вижу недоверие.

— Что еще? — допытывается он.

— Он говорил о твоей боязни прикосновений, хотя назвал ее как-то мудрено. И о твоих ночных кошмарах, и об отвращении к себе.

Я гляжу на его лицо, озаренное вечерним солнцем. Кристиан задумался и грызет ноготь. Потом бросает на меня быстрый взгляд.

— Глаза на дорогу, мистер Грей, — строго напоминаю я и хмыкаю.

Мне кажется, что он немного разочарован.

— Анастейша, вы разговаривали целую вечность. Что он еще сказал?

Я сглатываю комок в горле.

— Он не считает тебя садистом, — шепчу я.

— Правда? — спокойно говорит Кристиан и хмурит брови. Атмосфера в салоне делается мрачной.

— По его словам, психиатрия не признает такой термин. С девяностых годов, — бормочу я, стараясь спасти наше недавнее тепло.

Лицо Кристиана мрачнеет, он вздыхает.

— Мы с Флинном расходимся в мнении насчет этого.

— Он сказал, что ты всегда думаешь о себе самое плохое. И я согласна с ним, — бормочу я. — Он также упомянул про сексуальный садизм — но сказал, что это выбор стиля жизни, а не сфера для работы психиатра. Может, об этом стоит подумать.

Он снова сверкает на меня глазами, а его рот сжимается в угрюмую линию.

— Так-так, один разговор с доктором — и ты уже эксперт, — едко говорит он и снова смотрит на дорогу.

О господи… Я вздыхаю.