Эрика Леонард Джеймс - На пятьдесят оттенков темнее

Я стаскиваю зажим с пальца. Хм-м-м, возможно, это действительно приятно. При мысли об этом я ежусь.

— Эти мне нравятся, — бормочу я, и Кристиан улыбается.

— Неужели, мисс Стил?

Я робко киваю и кладу зажимы в ящик. Кристиан наклоняется и вытаскивает еще парочку.

— Вот эти регулируются. — Он протягивает их мне.

— Регулируются?

— Ты можешь закрутить их крепче… или нет. В зависимости от настроения.

Как он ухитряется говорить так эротично! Я сглатываю и, чтобы отвлечь его внимание, вытаскиваю нечто, похожее на нож для пиццы.

— А это что? — хмурюсь я. Мы ведь не на кухне.

— Это игольчатое колесо Вартенберга.

— Для чего?

Он забирает у меня девайс.

— Дай мне твою руку. Ладонью кверху.

Я протягиваю ему левую руку, он ласково берет ее и проводит большим пальцем по моим суставам. У меня сразу бегут мурашки по спине. Еще не было ни разу, чтобы он не вызывал во мне бурной реакции, когда моя кожа соприкасается с его. Он проводит колесом по моей ладони.

— Ай! — Шипы впиваются в мою кожу — и это не столько больно, сколько щекотно.

— Теперь представь, что это колесо прикладывают к твоей груди, — сладострастно бормочет Кристиан.

Ох! Я вспыхиваю и отдергиваю руку. Мое дыхание учащается, пульс — тоже.

— Анастейша, существует незримая черта между удовольствием и болью, — мягко говорит Кристиан, наклоняется и убирает колесо в ящик.

— А бельевые прищепки? — шепчу я.

— С ними можно сделать очень много. — Его глаза горят.

Я нажимаю рукой на ящик, и он задвигается.

— Все? — удивляется Кристиан.

— Нет… — Я выдвигаю четвертый ящик, набитый разными ремешками. Я тяну за один ремешок… оказывается, к нему прикреплен мячик.

— Круглый кляп. Чтобы ты не дергалась, — говорит Кристиан.

— А как же мягкий предел? — бормочу я.

— Я помню наш разговор, — отвечает он. — Но ведь ты можешь дышать. Твои зубы сжимают мячик.

Забрав его из моих рук, он сжимает мячик пальцами, показывая, как во рту его сжимают зубы.

— А ты сам испробовал что-то на себе? — интересуюсь я.

Кристиан замирает и глядит на меня.

— Да, испробовал.

— Чтобы приглушить свои крики?

Он закрывает глаза, и мне кажется, что он раздражен.

— Нет, его назначение не в этом.

Да?

— Анастейша, тут дело в контроле. Насколько беспомощной ты себя почувствуешь, если ты связана и не можешь говорить? Насколько ты можешь мне доверять, зная, что ты полностью в моей власти? Это я должен видеть по твоему телу и твоим реакциям, а не слышать из твоих слов. Это делает тебя более зависимой от меня, а мне дает полнейший контроль.

Я сглатываю комок в горле.

— Ты говоришь так, словно тебе этого не хватает.

— Это то, чем я владею, — бормочет он и глядит на меня серьезными, широко раскрытыми глазами. Между нами изменилась атмосфера; сейчас он словно исповедуется мне.

— Ты обладаешь властью надо мной. Ты ведь знаешь, — шепчу я.

— Правда? Ты заставляешь меня чувствовать… мою беспомощность.

— Нет! — Ну Кристиан… — Почему?

— Потому что ты единственная из всех моих знакомых, кто может действительно меня ранить. — Он протягивает руку и заправляет выбившуюся прядь мне за ухо.

— Ох, Кристиан… это обоюдно. Если бы ты не хотел меня… — Я вздрагиваю и опускаю глаза на свои дрожащие пальцы. В этом состоит еще одно мое потаенное опасение насчет нас. Если бы он не был таким… сломленным, захотел бы он меня? Я стараюсь не думать об этом.

— Меньше всего на свете я хочу тебя обидеть. Я люблю тебя. — Я протягиваю руки и нежно провожу пальцами по его вискам, щекам. Он тянется навстречу моим прикосновениям, бросает мячик в ящик и обнимает меня за талию. Привлекает к себе.

— Мы закончили показ? — спрашивает он нежно и вкрадчиво и передвигает руку на мой затылок.

— А что? Что ты хочешь сделать?

Он наклоняется и нежно целует меня. Я таю в его объятьях.

— Ана, ты сегодня едва не пострадала. — Его голос звучит нежно, но с тревогой.

— Ну и что? — спрашиваю я, наслаждаясь его близостью, чувствуя тепло его рук. Он откидывает голову и хмуро, с упреком смотрит на меня.

— Как это «ну и что»?

Я озадаченно гляжу в его милое, недовольное лицо.

— Кристиан, со мной все в порядке.

Он крепко прижимает меня.

— Когда я думаю, что могло случиться… — Он утыкается лицом в мои волосы.

— Пойми, наконец, что я сильнее, чем кажусь! — горячо шепчу я в его шею, вдыхая его восхитительный запах. Нет ничего лучше на этой планете, чем стоять или лежать в объятьях Кристиана.

— Я знаю, что ты сильная, — спокойно соглашается Кристиан. Он целует меня в макушку, а потом отпускает меня, к моему огромному разочарованию. И все?..

Наклонившись, я вытаскиваю из нижнего ящика еще одну игрушку. Несколько наручников, прикрепленных к планке. Я вопросительно смотрю на Кристиана. У него темнеют глаза.

— Это, — говорит он, — распорка с ограничителями для щиколоток и запястий.

— Как этим пользоваться? — спрашиваю я, искренне заинтересованная.

— Тебе показать? — удивленно спрашивает он и на миг закрывает глаза.

Я смотрю на него. Когда он открывает глаза, в них горит темный огонь.

— Да, я хочу, чтобы ты показал мне. Я люблю, когда ты меня связываешь, — шепчу я. Моя внутренняя богиня делает кульбит и садится в шезлонг.

— Ох, Ана, — бормочет он. Внезапно его лицо искажается от боли.

— Что?

— Только не здесь.

— Почему?

— Я хочу любить тебя в моей постели, а не здесь. Пойдем. — Он берет меня за руку, хватает распорку и стремительно выходит из комнаты.

Почему мы уходим? Я оглядываюсь назад.

— Почему не здесь?

Кристиан останавливается возле лестницы и строго смотрит на меня.

— Ана, может, ты и готова вернуться сюда, а я нет. В последний раз, когда мы были с тобой здесь, ты ушла от меня. Сколько мне раз повторять, когда ты это поймешь? — Он хмурится и, отпустив меня, жестикулирует свободной рукой. — В результате изменилось все мое поведение. Радикально сдвинулся мой взгляд на жизнь. Я уже говорил тебе об этом. Вот только я не сказал тебе, что… — Он замолкает, проводит рукой по волосам, подыскивая точные слова. — Я сейчас похож на выздоровевшего алкоголика, понятно? Это единственное сравнение, которое я могу привести. Зависимость снята, но я не хочу, чтобы на моем пути возникали соблазны. Я не хочу причинять тебе боль.

Он выглядит полным раскаянья, и в этот момент меня пронзает острая боль. Что я сделала этому человеку? Улучшила ли я его жизнь? Он был счастлив и до встречи со мной, разве нет?

— Мне невыносима даже мысль о том, что я причиню тебе боль, потому что я люблю тебя, — добавляет он, его лицо сейчас абсолютно искреннее, как у маленького мальчика, говорящего нехитрую правду.

Он совершенно простодушен, и у меня захватывает дух. Я обожаю его больше всего и больше всех на свете. Я очень люблю этого мужчину, люблю бескорыстно.