Марк Леви - Первая ночь

Потрясенная Кейра опустилась на стул.

— Но с какой целью были модифицированы эти хромосомы? — спросил я.

— Операции на генах не являются предметом нашего обсуждения, но я все-таки отвечу на ваш вопрос. Мы экспериментируем с такого рода вмешательством, имея целью предупредить наследственные болезни и некоторые виды рака, вызвать мутации, чтобы приспособиться к условиям жизни, которая эволюционирует быстрее нас. Генная инженерия позволяет выровнять алгоритм жизни, который мы сами же и нарушаем, короче говоря, медицинские интересы безграничны, но сегодня речь не о них. Женщина, найденная в столь дорогой вашему сердцу долине Омо, не может одновременно быть частью далекого прошлого и иметь в ДНК начатки будущего. Зачем вы прибегли к обману? Мечтаете о Нобелевской премии? Хотели заручиться моей поддержкой, одурачить меня столь грубым образом?

— Мы вас не обманули. Ваше недоверие мне понятно, но мы ничего не придумали, клянусь вам. Шарик, что вы исследовали, находился на груди скелета, два дня назад лежавшего в захоронении, и степень его окаменелости невозможно было бы подделать. Вы ни на секунду не усомнились бы в нашей искренности, если бы знали, чего нам стоило отыскать этот скелет.

— Предположим, я вам поверю. Вы понимаете, что из этого воспоследует? — спросил доктор.

Пуэнкарно неожиданно сменил тон — похоже, он решил выслушать нас, сел за стол и зажег свет.

— Две вещи, — ответила Кейра. — Во-первых, Ева родилась прежде Адама, и, во-вторых, праматерь человечества намного старше, чем мы предполагали.

— Не только, мадемуазель. Если митохондриям, которые я исследовал, действительно четыреста миллионов лет, это позволяет сделать множество других предположений, которые ваш сообщник-астрофизик наверняка вам уже объяснил, поскольку я уверен, что вы идеально отрепетировали свой номер, прежде чем прийти сюда.

— Ничего подобного мы не делали! — возмутился я. — О какой теории вы говорите?

— Не считайте меня распоследним невеждой. Вам прекрасно известно, что исследования, которыми каждый из нас занимается в своей области науки, иногда пересекаются. Многие ученые сходятся во мнении, что жизнь на Земле могла зародиться после метеоритной атаки. Я прав, господин астрофизик? Эта теория получила подтверждение после обнаружения в хвосте кометы глицина. Вам это, конечно, известно?

— В хвосте кометы обнаружили растение? — изумился Уолтер.

— Не глицинию, Уолтер, а глицин — простейшую из аминокислот, играющую важнейшую роль в зарождении жизни. Зонд «Стардаст» взял пробу из хвоста кометы «Вилд-2», когда она пролетала в трехстах девяноста миллионах километров от Земли. Протеины, из которых состоят все органы, клетки и энзимы живых организмов, образованы из цепей аминокислот.

— И к превеликому удовольствию астрофизиков, это открытие подкрепило идею о том, что жизнь на Землю была занесена из космоса и что Вселенная населена куда гуще, чем предполагалось раньше. Я ничего не перепутал? — перебил меня Пуэнкарно. — Но попытки заставить нас поверить, что Земля была населена столь же сложными, как мы, существами, прибегая к грязному обману, граничат с безумием.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила Кейра.

— Что наша Ева не может быть из прошлого и иметь генетически измененные клетки, если только вы не пытаетесь заставить нас поверить, что первый обитатель — вернее, обитательница — Земли прибыл в долину Омо с другой планеты!

— Не хочу вмешиваться в то, что меня не касается, — подал голос Уолтер, — но, если бы вы рассказали моей прабабушке, что из Лондона до Сингапура можно будет добраться за несколько часов, летя на высоте десять тысяч метров в консервной банке весом пятьсот шестьдесят тонн, она немедленно вызвала бы к вам деревенского эскулапа, а тот тут же наладил бы вас в психушку! Что уж говорить о сверхзвуковых полетах, о высадке на Луне или о зонде, зачерпнувшем немного аминокислот из хвоста кометы, путешествовавшей в сотнях миллионов километров от Земли! Ну почему у самых выдающихся ученых такое убогое воображение?

Разгневанный Уолтер бегал по комнате, и никто не осмелился перебить его. Внезапно он остановился и угрожающе нацелил указательный палец в грудь Пуэнкарно:

— Вы, ученые, тратите время на самообман. Мусолите ошибки коллег и свои собственные — и не разубеждайте меня, я облысел, пытаясь сбалансировать бюджеты, чтобы нам хватало денег на переизобретение уже изобретенного. Но всякий раз, стоит появиться новаторской идее, и вы начинаете причитать: невозможно, невозможно и еще раз невозможно! Просто немыслимо! Сто лет назад никто даже не задумывался об изменении хромосом. Как вы полагаете, нашелся бы в начале XX века хоть один человек, поверивший в ваши исследования? Уж точно не мое начальство… В лучшем случае вас назвали бы пустым фантазером. Господин доктор генетических технологий, я знаком с Эдриеном не первый день и запрещаю вам — слышите, запрещаю! — подозревать его в коварном обмане. Честность сидящего перед вами человека порой граничит… с глупостью!

Пуэнкарно обвел нас взглядом:

— Вы выбрали не ту профессию, господин управделами Академии паук, из вас вышел бы превосходный адвокат! Что ж, ладно, я не стану ничего сообщать в административный совет, и мы продолжим исследовать эту кровь. Я засвидетельствую результаты, но не более того. В моем отчете будут отмечены выявленные нами аномалии и нестыковки, но я не выдвину никакой гипотезы и не поддержу ни одной теории. Вы вольны публиковать все, что угодно, но ответственность целиком и полностью ложится на вас. Если вы хоть раз упомянете мое имя или сошлетесь на меня, пытаясь обосновать свои идеи, я подам на вас в суд. Все ясно?

— Я не просила вас выдвигать гипотезы. — ответила Кейра. — Ваш вклад будет неоценим, если вы согласитесь установить и обоснованно подтвердить, что возраст клеток — четыреста миллионов лет. И не беспокойтесь насчет публикации — еще слишком рано обнародовать что бы то ни было. Мы, как и вы, совершенно обескуражены тем, что узнали, и пока не готовы делать выводы.

Пуэнкарно проводил нас до двери, пообещав позвонить через несколько дней.

Дождливым лондонским вечером мы с Уолтером и Кейрой вышли на мокрый тротуар Хаммерсмит-Гроув. Стемнело, было холодно, мы чувствовали себя совершенно измотанными. Уолтер предложил поужинать в баре по соседству, и у нас недостало духа отказаться и оставить его в одиночестве.

Мы сидели за столиком у окна, и Кейра в подробностях описывала Уолтеру нашу эфиопскую эпопею. Он подпрыгнул на стуле, когда она рассказала, как мы нашли скелет. Уолтер был благодарным слушателем, Кейра увлеклась и не жалела красноречия, ей нравилась непосредственность нашего друга. Веселый смех Уолтера и Кейры заставил меня забыть о пережитых за последние месяцы неприятностях.