Харуки Мураками - 1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 3. Октябрь-декабрь

Любой рассказ пойдет, пусть даже долгий и нудный. Она хочет услышать, о чем люди рассказывают друг другу в этом новом мире. Новые истории, в которых попадаются новые тайны — а может, и новые подсказки для старых.

— В общем, возле парка Кинута я подобрал пассажира, мужчину средних лет, — начал водитель. — Он попросил отвезти его в университет Аояма по скоростной. Сказал, что лучше не по земле, там сейчас жуткие пробки. А о пробке на скоростной тогда еще ничего не сообщали. В последней говорили, что все там просто летает. Потому я и сделал, как просили: заехал на скоростную в Ёге. Но тут у съезда на Танимати крепко стукнулись две машины, ну я и вляпался в эту пробку, как сами видите. И вот ползу по скоростной, а до съезда на Икэдзири все никак не доеду. Ни туда, ни сюда. Как вдруг мой пассажир видит знакомую. В Комадзаве мы здорово притормозили и надолго встали бок о бок на соседних полосах. У нее серебристый «мерс»-купе. Пассажир мой ее узнал — какая-то случайная знакомая, — и давай с ней переговариваться через открытые окна. Болтали-болтали, и вот она уже его к себе в машину зовет — поехали, мол, нормально поговорим. Он — ко мне: простите, говорит, здесь расплачусь и туда пересяду. Конечно, высадить пассажира посреди скоростной — дело неслыханное, но вокруг вообще все застыло, что тут скажешь? Он пересел в серебристый «мерс». Извинился, заплатил сверх счетчика. Спасибо, конечно. Да только я уже потерял больше, потому что двигаться перестал. Худо-бедно прополз еще немного, почти до съезда с Икэдзири. Смотрю — вы руку подняли… Вот такая история, просто не верится, согласитесь!

— Верится, — только и отвечает Аомамэ.

Ночь они проводят в высотном отеле на Акасаке. Гасят свет, по отдельности раздеваются, ложатся в постель и обнимают друг друга. Конечно же, им о стольком нужно поговорить. Но для этого есть и утро. Сначала необходимо кое-что предпринять. Очень долго, не говоря ни слова, они изучают друг друга в полной темноте. Ладонями, всеми пальцами проверяют все, до чего бы ни дотянулись, одно за другим: где это, что это, какое на ощупь. Трепеща, словно малые дети при виде сокровищ, найденных в потайной комнате. Перебирая каждую драгоценность, они трогают его губами и опечатывают поцелуем. Исследовав все что можно, Аомамэ берет твердый член Тэнго — и пожимает его. Точно так же, как пожимала ему руку в опустевшем классе. Ничего лучше в жизни не испытывала. Настоящее чудо. А потом прижимается к нему бедрами, раздвигает ноги — и медленно впускает Тэнго в себя. До упора. Закрывает глаза в темноте, вбирает в легкие темный воздух. Потом выдыхает. Согревая своим дыханием грудь Тэнго.

— Всю жизнь я фантазировала о том, как ты со мной это делаешь.

— Как я развратничаю с тобой в постели?

— Вот-вот.

— У тебя в десять лет уже были такие фантазии?

Аомамэ хихикает:

— Нет, конечно. Когда уже постарше стала…

— Я тоже здорово все это представлял.

— Себя во мне?

— Ну да.

— И как? Совпадает с представлением?

— Трудно поверить, что это на самом деле, — признается он. — Все не отвыкну от мысли, что это не просто мечта.

— Но это правда.

— Это слишком здорово, чтобы оказаться правдой.

Аомамэ улыбается в темноте. Касается его губ своими. Их языки сплетаются.

— Послушай… А у меня не очень маленькая грудь?

— Как раз то, что надо, — отвечает Тэнго, протягивает руку и на всякий случай проверяет это еще раз.

— Спасибо, — вздыхает Аомамэ. И добавляет: — Дело не только в этом… Они еще и по размеру отличаются.

— Они хороши какие есть, — говорит он. — Левая — это левая. Правая — это правая. Ничего не нужно менять.

Она прикладывает ухо к его груди.

— Знаешь, я очень долго была одна. И очень долго страдала от одиночества. Встреть я тебя раньше, не пришлось бы так долго плутать.

Тэнго качает головой:

— Нет, не думаю. Все как раз очень вовремя. И для тебя, и для меня.

Аомамэ плачет. Все, что она сдерживала в себе так долго, вырывается крупными слезинками на постель. Сдержать эти слезы она не в силах. Ощущая Тэнго в себе, она плачет, тихонько подрагивая всем телом. Руки Тэнго крепко держат ее. И уже никогда не отпустят.

— Каждому потребовалось свое время, чтобы постичь глубину одиночества, — говорит он.

— Двигайся, — шепчет она ему на ухо. — Медленно и долго…

Он повинуется. Приводит тело в движение — постепенно, осторожно. Чуть дыша и прислушиваясь к биению своего сердца. Аомамэ цепляется за него, как утопающий за спасителя. Перестает плакать, прекращает думать и, отключившись от прошлого и от будущего, растворяется во вкрадчивом ритме Тэнго.

Перед рассветом оба в гостиничных банных халатах стоят у большого окна. С бокалами красного вина, заказанного в номер. По случаю Аомамэ соглашается пригубить. Спать еще неохота. Из окна семнадцатого этажа видно луну безо всяких помех. Облака расползлись, небо чистое — взгляду не за что уцепиться. К рассвету луна проделала по небу долгий вояж, но пока еще зависает над невидимым горизонтом. Ее пепельный диск все бледнее. Уже очень скоро она уйдет на покой и утонет за краем земли.

Накануне вечером, когда они заселялись, Аомамэ попросила у женщины за стойкой портье номер, пусть дорогой, но чтобы из окна было бы здорово смотреть на луну.

— Это самое важное, — подчеркнула она. — Видеть луну так, чтобы вокруг ничто не мешало.

Администраторша очень приветливо отнеслась к парочке голубков, пожелавших свить в их отеле любовное гнездышко. Тем более что половина номеров в этот сезон пустовала. А кроме того, они ей просто понравились. Тут же послала горничную проверить, хорошо ли видна луна в люксе для новобрачных, сразу вручила ключ и обеспечила максимальную скидку.

— А что, сегодня полнолуние? — с интересом спросила она. На своем гостиничном веку эта женщина выслушала пожелания, требования и запросы от миллиона клиентов. Но еще ни разу не встретила постояльца, который с серьезным видом просил бы поселить его в Номер С Лучшим Видом На Луну.

— Нет, — ответила Аомамэ. — Полнолуние уже прошло. Сейчас луна видна примерно на две трети. Но это неважно. Лишь бы видна была.

— Любите смотреть на луну?

— Обожаем, — улыбнулась Аомамэ. — Это очень важно для нас обоих.

Рассвет приходит, но количество лун не меняется. Луна в небе, как обычно — единственная и одинокая. Незаменимый спутник Земли, с позабытых времен летящий с той же скоростью, по той же орбите — и столь же преданный своей Миссии, что и всегда. Не сводя с нее глаз, Аомамэ прикладывает ладонь к низу живота и еще раз проверяет, на месте ли Кровиночка. Она чувствует: сам живот вроде не увеличился, но Кровиночка подросла…

Что здесь за мир, я пока не знаю, думает она. Но как бы он ни был устроен — пожалуй, я здесь остаюсь. Мы все остаемся. Наверняка и в этом мире нас будут подстерегать угрозы и опасности. Наверняка он тоже полон своих загадок и парадоксов. И, возможно, впереди у нас — еще много окольных неведомых троп, которыми придется пройти. Все равно. Неважно. Я готова с этим жить. И никуда не уйду. Что бы ни случилось, мы останемся жить в однолунном мире: Тэнго, я и наша Кровиночка.