Ирвин Шоу - Хлеб по водам

Как и большинство людей моего поколения, я в данном случае осознаю свою полную беспомощность и смотрю на будущее с пессимизмом и отвращением.

Впрочем, есть и приятные новости. У Роллинза кончился испытательный срок, и весь последний сезон он играл в разных командах, что позволило ему получить спортивную стипендию и поступить в университет штата Пенсильвания. Так что он уже никогда не опустится ниже линии Мейсона-Диксона.

Недавно Джимми женился на миссис Соломон, в девичестве Нелли Фергюсон. Зарегистрировались они в Лас-Вегасе. Похоже, у нас в семье это уже вошло в традицию. На свадьбу меня не приглашали. Компания, которую он возглавляет вместе с Джоан Дайер, выпустила какую-то Золотую пластинку или Золотой диск, следовательно, им удалось продать свыше миллиона экземпляров. Еще не слушал ее.

Занятий в школе жду с нетерпением. Есть у меня в классе совершенно необыкновенный мальчик по фамилии Уиллоуби. Ему шестнадцать, родом он из Виргинии, манеры безупречные, и, похоже, успел прочитать все на свете, от Тацита до Тойнби, [48] Тойнби, Арнолд Джозеф (1889–1975) — английский историк. а также труды Цезаря, Йозефуса, [49] Йозефус, Флавий (37–100) — еврейский историк. Карлайла, Прескотта, Гегеля, Маркса и Фримана, ну и, разумеется, незабвенного Гиббона. Умен и одарен, как Ромеро, но в отличие от него обладает чувством приличия и меры, что, возможно, объясняется его виргинским происхождением или же каким-то необычайно удачным сочетанием генов, позволяющих на лету улавливать самые абстрактные идеи и понимать ход развития истории в целом. Поневоле вспоминается, что говорил о Моцарте Кроувелл, сочинитель киношных гэгов и бездарный ученик Лесли. Работы этого мальчика удивляют и восхищают. А его выступления в классе и зрелость суждений, которые высказывает он во время наших долгих совместных прогулок по осенним лужайкам Данбери, доставляют истинное наслаждение. Когда я читаю его сочинения или слушаю, как он цитирует наизусть целые отрывки из книг, то снова испытываю тот же почти благоговейный трепет, который ощутил, впервые войдя в класс, где меня ждали мои первые ученики. Ведь я входил туда, свято веря, что история, которая исследует и ремесла, и науки, и философию, и падение и становление империй, и искусство, и страсти, воистину является королевой всех наук. А также величайшим учителем всего человечества.

Он говорит, что собирается заняться политикой, и я уже предвижу, что в тридцать пять он вполне может стать сенатором. Если бы нашлось во всех штатах хотя бы десять таких мальчиков, тогда, возможно, удалось бы в последний момент спасти от катастрофы эту прекрасную и ужасную страну, построенную на крови, мужестве, вере, варварстве, грабежах, алчности, компромиссе и вечной и неизбывной надежде.

Сегодня получил письмо от Лесли. В нем, как и в каждом своем послании, она благодарит меня за терпение, за то, что так снисходительно смотрю на ее «запоздалые хождения в подмастерьях» — именно так она теперь это называет. Летом обещает приехать и предлагает вместе попутешествовать по Западу, который хочет попробовать писать. Письма ее наполнены любовью, и у меня не возникает ни малейших сомнений в ее любви, несмотря на то что мы так далеки друг от друга. Что же касается меня самого, то я полюбил ее еще совсем юной девочкой, сидевшей в первом ряду. Любил, когда мы стояли перед алтарем, любил, когда она играла на пианино в нашем доме в Нью-Йорке, когда впервые забеременела, когда лечила раны Хейзена и влепила пощечину его жене в том ресторане в Туре. Любил, когда провожал на самолет, вылетающий во Францию. Судьба это была или чистая случайность, что привела ее тогда в мой класс, а потом бросила в мои объятия, где она осталась навеки, не знаю… Да и не слишком хочу знать. Знаю одно: я люблю ее, всегда буду любить, а все остальное, в том числе и причины, не важно. Мы были предназначены друг другу самой судьбой. Она уверяет, что вернется. Посмотрим…

Стрэнд отложил ручку, перечитал написанное и покачал головой, явно недовольный собой. А потом стал думать о Ромеро. Ромеро стал просто наваждением, призраком этого дома, и в глубине души Стрэнд был уверен, что не расстался с ним. «Мирно пасутся себе на зеленой травке, — вспомнил он. — А вы бьетесь головой о каменную стену». А потом еще вот это: «Вы здесь тоже долго не останетесь».

Вспоминая все это, Стрэнд покачал головой. Вот наглый мальчишка!.. Или все-таки мудрый?..

Он смотрел на раскрытую тетрадь, лежащую на столе перед ним; свет лампы мягко высвечивал страницы. Затем взял ручку и снова принялся писать.

Хочу ли я закончить свои дни именно здесь? Хочу ли закончить их как животное, мирно пасущееся на пастбище? Где то место, в котором я действительно нужен, где то дело, для которого создан я, а оно — для меня?.. Неужели я нужен такому мальчику, как Уиллоуби? Ответ скорее всего отрицательный. Он расцветет и без моей помощи, а человек, подобный мне, будет лишь льстить себе напоминаниями о том, что в его возвышении есть и заслуга учителя. Я словно зритель, стоящий на обочине и подбадривающий криками бегуна. А бегун и без меня знает, что он чемпион.

Каменная стена…

На свете полным-полно Ромеро, что выросли на камнях, полно и Уиллоуби, которые пасутся на травке, на пастбище. Возможно, первых все же больше. И с первым я потерпел неудачу. Но возможно, это тоже послужило уроком, надоумило, как избежать неудач и с другими. Мужчины и женщины, работающие здесь, представляют собой один тип преподавателя. Я же — совсем другой. Я занялся этим делом вовсе не для того, чтобы чувствовать себя комфортно, и ход событий только подтверждает это. Разве что на время. На время… И вот теперь это время истекло. Мои дети не должны меня стыдиться. «Когда поймете, что готовы вернуться, — сказал директор школы, навещавший меня после больницы в Хэмптоне, — когда будете готовы, просто позвоните мне. Ваше место всегда за вами». Теперь я знаю, что готов, и позвоню ему, прямо завтра утром.

Позвоню завтра утром… Вообще все не так просто, и он это знает, и я знаю. Такие вещи всегда говорят посетители больным. Вселяют в них надежду, что все будет хорошо, что больной обязательно поправится, что он ни в коем случае не умрет и что все его коллеги просто ждут не дождутся, когда он снова займет свое место в этом мире. Что ж, умереть я не умер. И позвоню ему утром, но не буду смущать этого доброго человека, притворяясь, что поверил ему. Место мое, разумеется, занято. Чтобы снова получить его, придется заполнять кучу бумаг, проходить советы директоров, где будут с подозрением задавать разные вопросы. Мало того, придется еще, наверное, проходить и медицинские комиссии, чтобы врачи убедились, что я работоспособен. Переделывать карточку пенсионного страхования, учитывать чужие интересы, ждать, пока не появится вакансия или пока кого-то не переведут куда-то, — короче, впереди долгие, утомительные месяцы ожидания, и вероятность отказа весьма высока.