Роман Сенчин - Иджим (сборник)

В восемнадцать ноль-ноль первый день конференции объявили оконченным, и участники медленно направились в ресторан. «М-м, в «Барский двор» идем, если не ошибаюсь», – сказал Степанов. Зюзьков иронично дернул плечами: «А куда ж еще? У них это одно приличное место». – «Да, кормят там вкусно. И главное, – поддержал разговор Чеснов, – на воздухе. Люблю выпить на воздухе». Ремников хохотнул: «А кто не любит!»

Их компания замыкала вереницу, и Чеснов то и дело выхватывал взглядом из идущей впереди группы людей в разнообразной одежде голубые джинсы, бежевый свитерок, бордовый, с вышивкой чехольчик на шишечке волос. «Зад тяжеловатый, – отмечал с сожалением. – Вот в юбке бы хорошо смотрелась. Или в платье пышном. С кружевами. И разве не понимает, что безвкусно это, особенно вкупе с такой прической?»

«Барский двор» находился почти в центре, у пересечения двух широких улиц, но стоило войти за ограду, возникало ощущение, что ты где-то в сельской местности, на берегу маленькой речки. Журчала перебегающая из одного мраморного бассейна-прудика в другой вода, шелестели листья берез и еще каких-то, неизвестных Чеснову, деревьев… Все постройки, вплоть до туалета, были в «Барском дворе» бревенчатые.

Разместились на веранде за поставленными буквой «П» столами. Чеснову, Зюзькову, Степанову и Ремникову выбирать, куда сесть, не пришлось – сели на свободные места с краю.

Банкеты нравились Чеснову куда больше московских фуршетов, где нужно было скорей хватать тарелку, толкаясь, накладывать на нее что попало, успеть к столу с напитками, а потом ходить меж кучек неловко едящих людей, выискивая, к кому бы пристроиться. А банкеты напоминали Чеснову большие праздники его детства – тогда в избе у бабушки и дедушки составляли в ряд все имеющиеся столы, собиралась родня и соседи, человек двадцать – тридцать (каждый обязательно что-нибудь приносил с собой), и сидели подолгу, распотевая, размякая, ели и пили, потом пели песни, даже плясали на свободных пятачках. И на банкетах тоже иногда начинали петь и плясать.

Чеснов огляделся, заметил – женщина с шишечкой недалеко: на противоположной стороне стола, на пять человек левее его. «Неплохо, – порадовался, – лицо приятное, есть на что смотреть». Снял с тарелки салфетку, положил на колени. Ослабил галстук.

«Что ж, господа, – предложил Степанов, но негромко, – приступим. Н-ням, и грибочки мои любимые имеются, сёмужка…» Да, стол был приличный.

Поедание деликатесов перемежалось тостами в честь организаторов конференции, русского крестьянства, «во многом благодаря которому нам есть, что в рот положить».

Усмехаясь про себя подобным фразам, Чеснов чокался с удовольствием и пытался дотянуться до рюмки выбранной женщины. Первые несколько попыток были неудачны, а потом она заметила его усилия, улыбнулась, привстала, их рюмки звенькнули друг о друга. Встретились взглядами, и Чеснов понял, что они вполне могут быть вместе этой ночью. Главным стало – разговорить ее.

«Простите, – спросил, когда чокались в следующий раз, – зачем у вас кружок лимона в рюмке?» – «О, это мое секретное оружие». – «Да? Раскройте секрет». Но расстояние между ними было все-таки немалое, поэтому женщина лишь пообещала: «Позже». И повернулась в сторону произносившего тост завкафедрой естественных наук.

«Н-ну-с, – удовлетворенно выдохнул Чеснов, – не все так печально». Выпил, не дождавшись остальных.

…Когда, казалось, опьянение стало осиливать, был объявлен танцевальный перерыв. Из висевших под крышей колонок грянула музыка. Люди с готовностью поднимались, начинали танцевать, разминая затекшие тела, сжигая хмель взмахами рук, подбрасыванием ног… В динамиках задорно пел женский голос:

Чеснов поморщился – надоели до тошноты песни этого «Золотого кольца», почему-то очень любимого в провинции. Закурил, прислонился к столбу веранды. «Так, надо бы приступать».

Среди танцующих блистал Ремников – высокий, сухощавый, он выделывал нечто почти акробатическое; галстук вился, как флажок во время урагана… Когда Чеснов впервые увидел ремниковский танец, ему стало смешно и страшновато, и он какое-то время сторонился коллеги, но потом понял, зачем тот так выкаблучивается, – женщины заинтересовывались им, выделяли из остальных. И почти всегда Ремников возвращался с таких банкетов в гостиницу под руку с дамой.

Сейчас многие тоже глядели на его выкрутасы с удивленными улыбками. Среди них и она, в бежевом свитерке. «Так, тянуть нельзя». Чеснов сунул окурок в высокую вазу-пепельницу, подошел к ней.

«Да, Лёша у нас по танцам спец, – сказал слегка снисходительно. – Полгода – ученый муж, а потом три дня – рубаха-парень. Но вообще-то мы все, московские доктора наук, – люди скучные». «Правда?» – она сделала вид, что удивилась и разочаровалась. Чеснов нарочито спохватился: «Но не всегда, не всегда! Можно вас пригласить на танец?» Энергичная песня про седого луня как раз закончилась, зазвучала медленная – «Течет река Волга». Женщина смущенно улыбнулась: «Что ж… Я, правда, давно…» – «Я тоже небольшой мастак», – перебил Чеснов. Обхватил ее за талию и легко вытолкнул на площадку меж прудиками. Перетаптываясь, стали вращаться по часовой стрелке.

«Как вас зовут?» – спросил Чеснов. – «Лариса». Ему сразу вспомнилась сценка, увиденная за несколько дней до приезда сюда: пошел на рынок за овощами, и всё его пребывание там сопровождал негодующий крик какого-то кавказца: «Ларыса! Ларыса!» Видимо, владелец палатки искал свою продавщицу.

«Очень приятно, – сказал вслух. – А я – Сергей». Она улыбнулась, показывая, что ей тоже приятно. Чеснов покривил губы: «Обычное имя. Мальчиков моего поколения или Сережами называли, или Сашами. На большее фантазии не хватало. У нас в классе было четверо Саш и трое Сереж. И я, знаете, так завидовал Владику – он даже внешне казался другим. Не-Сережей. Понимаете?»

Женщина покивала: «Да, я понимаю. У нас тоже было много Тань, Оль, Наташ. И они плакали. Это очень обидным казалось – когда еще есть Тани, Оли». Голос у нее был густой, мягкий, полный какой-то – голос сильной, неглупой женщины. Чащину нравились такие голоса – казалось, что обладательницы их никогда не кричат, не ругаются, не сбиваются на визг…

«Может быть, прогуляемся? – спросил Чеснов, когда всех пригласили возвращаться за стол. – Что мы там…» – «Давайте еще поприсутствуем, – ответила Лариса так уже по-дружески просяще, что в животе у Чеснова приятно заныло. – Мой шеф должен тост произносить. Послушаем – и тогда свободны».

Он повел ее к столу, придерживая за локоть. «Кстати, Лариса, – вспомнил, – а зачем же вы все-таки кладете лимон в рюмку? Вы обещали открыться». – «А, это… Чтобы утром не болеть. Лимон всякие сивушные масла втягивает». – «Я-асно. Я тоже, пожалуй, возьму на вооружение. Можно?» – «Да пожалуйста».