Франсуаза Саган - Днем и ночью хорошая погода (сборник)

Фридрих:Она не замужем? Ты уверен?

Венцеслав: Она с десяток раз была помолвлена. Она же богачка, бог мой! И все эти женихи, охотники за приданым, получили отставку, только это, естественно, между нами. Она всех их нашла недостаточно мужественными!

Фридрих:Ну, в некотором отношении мужественности мне не занимать, ты же знаешь. Вся моя храбрость сосредоточена в одном месте — между ног. Только вот воображение у меня слишком сильное, а сердце слабое…

Венцеслав: Знаю. Благодаря этому ты нас всех и обставил! Разве могли мы представить себе, что ты способен утомить целый бордель и при этом спасовать перед дулом ружья? А что до этой женщины, то ей нужны рыцари, всадники, крестоносцы, кто там еще?

Фридрих:Как ее имя?

Венцеслав: Ее зовут Анаэ фон Бельдт, княгиня фон Вайбург. Десять тысяч гектаров земли в Силезии, тысяча в Пруссии, сто в Вене! Нет, ну скажи, как ты себя представляешь в роли помещика-землевладельца? Ты не пожалеешь, бедный мой? Только представь себе?

Фридрих стоит, упершись лбом в стекло. За шторами занимается заря.

Фридрих:Чего мне никак не представить себе, Венцеслав, так это вот этого солнца, которое будет сверкать над землей, когда меня на ней не будет! Не представить себе всех этих женщин, все эти постели, эти зимние, летние дни, каштаны, кроличье рагу, прохладное белое вино, мои сигары, моих собак, мои шелковые рубашки, моего вороного коня, друзей и все это — без меня!.. Ах нет! Это столь несправедливо, что так и хочется выброситься из окна! Скажи, мы на каком этаже? На втором?

Венцеслав: Да. А что?

Фридрих:В калек не стреляют. (Выбрасывается из окна. Слышится грохот.)

Венцеслав (кричит) : Да ты с ума сошел! Совсем рехнулся! Фридрих! Ты же мог сломать ногу! Что ты наделал? Ты же мог… (Выбегает на лестницу, бормоча.) Ведь ты и правда мог сломать ногу. Он же мог на самом деле ногу сломать! Фридрих!..

Большая кровать из первой сцены и две маленькие кровати из второй, выхваченные из темноты светом юпитеров, исчезают. Занавес поднимается, открывая большую гостиную при свете дня. Это гостиная Анаэ, сестры Корнелиуса. Гостиная оформлена в средневековом стиле: пол, выложенный каменными плитами, на стенах хлысты, ружья, множество охотничьих трофеев. Головы медведей, кабанов, волков, лис и т. п., все выглядит крайне дико. Анаэ, энергичная, воинственная, сидит боком за неким подобием письменного стола, вытянув перед собой ноги в высоких сапогах и углубившись в изучение каких-то бумаг. Позади нее безмолвной каменной глыбой возвышается доезжачий Ганс Альберт. Анаэ ворчит.

Анаэ: Рог им в бок! (Стучит кулаком по столу.) Что же это такое? Эти арендаторы насмехаются надо мной, что ли? Гроссберг — три тысячи фунтов зерна! Сколько мы получили из Гроссберга в прошлом году?

Ганс Альберт: Нет… Нет-нет, ваша милость. В Гроссберге у нас было пятнадцать тысяч фунтов.

Анаэ: Что — «нет»? Что — «пятнадцать тысяч фунтов»?

Ганс Альберт: Нет, ваша милость, ваши арендаторы над вами не насмехаются, и у нас было в Гроссберге пятнадцать тысяч фунтов зерна.

Анаэ: Что у тебя за манера отвечать?! Тогда почему ты говоришь, что они надо мной не насмехаются? В пять раз меньше зерна, чем в прошлом году?

Ганс Альберт: Ваша милость должна помнить, что она устроила скачки с препятствиями на пашнях в окрестностях Гроссберга. Несколько гектаров пахотных земель…

Анаэ: Рог им в бок! Я же совершенно забыла об этом и подозревала этих бедняг! Удвой им зимнюю порцию водки, Ганс Альберт. Ну хорошо! Что там у нас еще? Господи, как меня нервируют все эти цифры! С каким удовольствием я отдала бы это все моему братцу, когда он заявится сюда со своим пробочником в кружевах — прекрасной Аделью.

Ганс Альберт: Да. Да, ваша милость.

Анаэ: Двойное «да». Первое означает, что брат должен заняться моими делами. Второе — что моя невестка и правда похожа на пробочник?

Ганс Альберт: Разве я мог бы себе такое позволить!

Анаэ: Ха! Ха! Ха! Бедняга Корнелиус!

Снаружи слышится звонок.

Кто это звонит? А, должно быть, это пастор! Пес его дери! Опять будет клянчить на витраж для своего святого Варнавы! А мне на его святого Варнаву начхать! Он уже три года про него твердит! Ганс Альберт, все-таки впустите его, на улице минус пять.

Ганс Альберт идет открыть дверь пастору, который вбегает в крайнем возбуждении и низко кланяется Анаэ.

Пастор: Любезная фройляйн Анаэ! Ваша милость! Мне настоятельно требуется переговорить с вами. А посему я взял на себя такую вольность и без предупреждения явился раньше, чем обычно. Речь идет о деле чрезвычайной важности.

Анаэ: Знаю. Я все прекрасно знаю, господин пастор, но не умею делать два дела одновременно. Мне очень жаль.

Пастор (удивленно) : Простите? Я не понимаю…

Анаэ: А вот я понимаю. Понимаю, что площадка для скачек с препятствиями стоила мне целого состояния и что в этом году ваш витраж слишком усложнил бы мое финансовое положение… Так что святому Варнаве придется подождать будущего года. Вот так! Мне очень жаль!

Пастор (просияв) : Но, дорогой мой друг, речь идет вовсе не о святом Варнаве, вернее, да, конечно, немного и о нем. Вообразите, один курортник в Баден-Бадене вызвался заменить его, заменить витраж, ПОЛ-НО-СТЬЮ!

Анаэ: Поздравляю! Я очень рада! Решительно, эти курортники, эти водохлебы — настоящие мученики! Вам следовало бы заранее продавать этим стариканам нимбы…

Пастор (шокированный) : Изыди, сатана! Не кощунствуйте, фройляйн Вайбург. Впрочем, знаете ли, некоторые из курортников вовсе не так уж стары. И болезни, которыми они страдают, подчас весьма романтичны.

Анаэ: Это ревматизм-то романтичен?

Пастор: Нет, но падение с лошади можно счесть романтичным.

Анаэ: Хм! Вы так считаете? С лошади надо соскакивать так же, как на нее садятся, — твердо стоя на ногах!

Пастор: Даже взяв перед этим двухметровый барьер?

Анаэ (заинтересованно) : Двухметровый барьер? Черт! Кто же это? Кто этот радетель на благо святого Варнавы? О господи, господин пастор, вижу, куда вы клоните! Десять лет вы водили ко мне прекрасных юношей с тощим кошельком и таким же брюхом, охочих до чужого приданого, и вот еще один — на это раз богобоязненный акробат! Да еще и с переломанными костями в придачу!

Пастор: Фройляйн Вайбург, этому старику двадцать пять лет, он владелец необъятных угодий и звучного имени. Да и внешность у него весьма приятна. Он благороден, решителен и горит желанием увидеть вас.