Фрэнсис Мэйес - Под солнцем Тосканы

У землемера много своих соображений. Он считает, что следует убрать заднюю лестницу, которая ведёт в комнату фермера. Но она нам нравится, ведь забавно иметь в доме секретный выход. Землемер считает, что надо заново оштукатурить покрытую трещинами и осыпающуюся лепку фасада, а фасад покрасить охрой. Ну уж это ни за что. Мне нравится окраска дома, меняющаяся в зависимости от освещения, нравится её интенсивное золотое сияние во время дождя, как будто стены пропитаны солнцем. Землемер считает, что для нас приоритетом должна быть крыша. Но крыша не протекает — зачем её трогать, когда так много более насущных проблем? Мы объясняем ему, что не можем сделать всё за один раз. Мы уже потратили на покупку дома уйму денег. Реконструкция должна идти постепенно. Многие работы мы выполним сами. Я пытаюсь втолковать синьору Риццатти, что среди американцев иногда встречаются «мастера на все руки». Говоря это, я замечаю по лицу Эда, что он впадает в панику. «Мастер на все руки» на итальянский не переводится. Землемер качает головой: мы безнадёжны, если нам приходится втолковывать такие простые вещи.

Он разговаривает с нами ласково, как будто, если отчётливо произносить слова, мы поймём его лучше. «Послушайте, крышу надо укрепить. Черепицу сохранят, пронумеруют её и снова уложат в том же порядке, но у вас будет изоляция: крыша станет более прочной».

И вот вопрос ставится так: или крыша, или центральное отопление, но не то и другое сразу. Мы обсуждаем, что важнее. В конце концов, мы будем жить здесь в основном летом. Однако не хотим замёрзнуть в Рождество, когда приедем собирать оливки. Если мы вообще собираемся проводить центральное отопление, это надо делать одновременно с системой водоснабжения и канализацией. Крышей можно заняться в любое время — или никогда. Сейчас вода хранится в цистерне, стоящей в фермерской спальне. Когда принимаешь душ или сливаешь воду, срабатывает насос, и вода из колодца льётся в цистерну. Отдельные колонки для нагревания воды (чудом они оказались в рабочем состоянии) висят над каждым душем. Нам нужны центральная колонка и большая цистерна, соединенная с колонкой, чтобы шумный насос не работал постоянно.

Мы решаем дилемму в пользу отопления. Землемер, уверенный, что мы всё-таки опомнимся, говорит, что подаст запрос и на получение разрешения ремонтировать крышу.

В трагический период жизни дома некий безумец во всех комнатах покрыл балки из каштана ужасным лаком. Эта невообразимая технология была в какой-то период популярна на юге Италии. Согласно ей, балки полагается окрасить чем-то клейким и вязким, а потом прошкурить, чтобы имитировать древесину. Поэтому теперь единственный выход — пескоструйная обработка. Работа жуткая, но быстро даёт результаты, а потом мы сами сделаем пропитку и покроем балки воском. Я однажды выполняла повторную чистовую обработку матросского рундучка, и мне понравилось.

Нам понадобится отремонтировать двери и окна. Все оконные переплёты и внутренние ставни покрыты одним и тем же составом, имитирующим древесину. На совести того же самого безумца, вероятно, и камин, который покрыт керамическими плитками «под кирпич». Какой-то извращённый вкус — уродовать балки из натурального дерева покрытием «под древесину». Всё это надо убрать, а заодно и голубые изразцы на подоконнике, «бабочек» в ванной. В кухнях — и в главной, и в фермерской — стоят грубые цементные мойки. Список необходимых работ в записной книжке землемера уже занимает три страницы. В фермерской кухне полы выложены плитками из мраморной крошки, донельзя безобразной. Под потолком на белых фарфоровых роликах висят мотки старых проводов. Иногда, когда я включаю свет, там пробегает искра.

Землемер сидит на стене террасы, утираясь огромным полотняным платком с монограммой, и с жалостью смотрит на нас.

При реставрации правило номер один для хозяина: находиться на месте действия. Мы же окажемся за океаном, когда будет проводиться основная часть фундаментальной работы. Мы готовимся выслушать предложения на тендер, чтобы выбрать подрядчика.

Нандо Лучиньоли прислал к нам синьор Мартини. Нандо приезжает в «ланчии» и останавливается внизу, у подъездного пути, глядя не на дом, а на долину. Должно быть, решаю я, большой любитель пейзажей, но вижу, что он говорит по мобильному, размахивая сигаретой и жестикулируя. Потом бросает трубку на переднее сиденье.

«Отличное место». — Он снова размахивает сигаретой «голуаз», пожимает нам руки и чуть ли не кланяется мне. Его отец — каменщик. А этот красивый парень стал подрядчиком. Его, как и многих итальянских мужчин, окружает лимонная солнечная аура — запах одеколона или лосьона для бритья с лёгкой примесью сигаретного дыма. Он пока больше не сказал ни слова, но я уверена, что он и есть нужный нам подрядчик. Мы ведём его осматривать дом. «Ничего, ничего, — повторяет он. — Проложим трубы отопления в коробах по задней стене дома, на это нужна неделя; на ванную — три дня, синьора. На всё уйдёт один месяц. У вас будет прекрасный дом. Просто заприте дверь, отдайте мне ключ, и к вашему приезду всё будет готово». Он уверяет нас, что для переделки конюшни в кухню может достать старинные кирпичи, не отличающиеся от тех, из которых сложен дом. Электропроводка? У него есть друг электрик. Кирпичи для террасы? Он пожимает плечами: о, тут нужно немного известкового раствора. Пробить стены? Его отец — специалист в этом вопросе. Ему на лоб падают пряди чёрных волос, зачёсанных назад. От природы они вьются и норовят вернуться в своё исходное состояние. Он был бы вылитый Вакх с картины Караваджо — если бы не глаза цвета зелёного мха и не лёгкая сутулость, вероятно от постоянного наклона вперёд во время езды на автомобиле. Он считает мои соображения дельными; по его словам, мне надо было стать архитектором, у меня великолепный вкус. Сидя на стене террасы, мы выпиваем по стакану вина. Эд уходит в дом варить себе кофе. На обратной стороне конверта Нандо рисует схемы трубопроводов. Мой итальянский очарователен, хвалит он. Он понимает каждое произнесённое мной слово. Он говорит, что завтра завезёт нам свои расчёты. Я уверена, что за зиму Нандо с отцом и несколькими рабочими преобразят Брамасоль.

«Отдыхайте, положитесь на меня», — говорит он, разворачиваясь на подъездной дороге. Я машу ему рукой на прощанье и замечаю, что Эд остался на террасе. Он ничего не сказал о Нандо, кроме того, что пахнет от него как от парфюмерной лавки, что курить сигареты «голуаз» — манерность и что он не считает целесообразным проводить центральное отопление именно таким способом.

Ян привозит Бенито Кантони, желтоглазого, крепко сбитого коротышку, который удивительно похож на Муссолини. Ему около шестидесяти, так что они, должно быть, ровесники. Я вспоминаю, что Муссолини в своё время назвали в честь мексиканца Бенито Хуареса, который сражался против французских угнетателей. Подумать только, такое революционное имя носил диктатор, а теперь оно досталось этому спокойному человеку с широким непроницаемым лицом и лысой головой, сияющей, как полированный орех. Говорит он немного — и при этом на местном диалекте долины ди Кьяна. Он не понимает ни слова из того, что говорим мы, а мы тем более не понимаем его. Даже Яну трудно. Бенито работал на реставрации часовни в Ле-Челле, ближайшем монастыре, это солидная рекомендация. На нас большое впечатление производит дом, который Бенито реставрирует возле Кастильоне-дель-Лаго; Ян везёт нас и показывает этот фермерский дом с башней, предположительно построенный тамплиерами — рыцарями ордена храмовников. Его работа выглядит аккуратной. Двое его подручных, каменщики, в противоположность ему, широко улыбаются.