Галина Хованова - Среда обитания приличной девушки

А она нам:

— Да я тихонечко, никто и не заметит.

И пошла.

Ну, мы думаем, правда никто не заметит. А облегченное журчание мы сейчас заглушим какой-нибудь элегической песенкой хором.

И запели: «В полях под снегом и дождем, мой бедный друг, мой бе-едный друг…»

И тут раздается дикий вопль. Не скажу, что девичий, плавно переходящий в женский, но типа того. Тут все хозяева на улице как кинулись свои фонари над калитками включать.

Дорога осветилась, как Невский проспект в праздничном убранстве.

Из каждого дома на крик выбежало по 10–15 человек, создав приличествующую случаю толпу.

Под прелестным ореховым деревцем стояла наша подруга с безумными глазами и в спущенных штанах. Слава богу, была не в шортах, а в сарафане.

А у ее ног даже с более безумными глазами сидел крупный такой, кормленый еж.

Он настолько обалдел от попыток сначала его раздавить, потом утопить и еще и контрольно оглушить, что с места двинуться уже не мог.

Вот так славно мы там время проводили, а ведь почти забыли о самом главном — об обратных билетах! Помните, как мы из Геленджика уезжали, и маменька моя проявила чудеса смекалки? Она и тут проявила. Но не до конца.

Итак. Когда отправлялись мы с Ленкой на юг, билеты туда у нас были, а вот перспектива пол-отпуска толкаться в очередях за обратными висела над нами дамокловым мечом. Потому что, несмотря на идущие годы, ситуация с билетами с юга домой не изменилась совершенно. И настроение портилось уже загодя. Карма тоже.

— Фигня, — сказала Людмила Ивановна, — я дам тебе с собой справочку, что ты являешься сотрудником в/ч. А уж по этой справочке билеты брать — одно удовольствие. Идешь в воинскую кассу, демонстрируешь документ и паспорт — и вуаля! Билет на нужное число у тебя в руках!

Время в сборах прошло незаметно. В день отъезда маменька хлопнула себя по лбу:

— Галюшка, а справочку-то! — И унеслась куда-то в комнату.

Обратно она появилась с торжествующим лицом и с конвертом.

— Я тебе в конверт ее сложила. А еще туда же сунула новое лезвие бритвы — сейчас уже не успеваем, а когда приедешь, ты на справочке мои инициалы подрежешь, а свои впишешь! Да не тяни с походом в кассу, а то ведь и в воинских билеты могут разобрать.

Надо заметить, Людмила Ивановна обладает каллиграфическим почерком, а уж как она пишет любыми шрифтами — это любой компьютер обзавидуется. А умение срезать лезвием, изогнув его лодочкой, с ватмана что угодно она передала мне по наследству, и я тоже делаю это виртуозно.

— Да, мамуля, конечно! — сказала я, бросила конверт в чемодан, и мы благополучно отбыли на черноморское побережье.

А потом мне было не до того, я думала, что успею; прошла уже почти неделя на югах, а я так и не удосужилась заняться вопросом обратной дороги. Не думайте чего, это не так страшно, раньше мы на юг ездили на 28–30 дней, поэтому неделя — еще не предел.

И вот, сплю это я ночью, никого не трогаю, а тут меня хозяйка непроснувшаяся в халате за плечо теребит:

— Тебе телеграмма. Срочная. Иди, получай.

Я с перепугу чуть с лестницы не упала. Добегаю до почтальона, расписываюсь, он мне протягивает запечатанный бланк. Там всего несколько слов: «Позвоню в пять утра, будь на переговорном пункте. Мама».

И все. И никаких больше подробностей. Я аж похолодела вся. Смотрю на часы — времени три. До пяти еще целых два часа. Которые я и провела у переговорного пункта, долетев туда за десять минут.

Что я за эти два часа передумала — это черт знает что я передумала. Началось, конечно, с печальной кончины всех родственников, потом пошли тюрьмы, застенки, болезни, преступления и тому подобное далее.

И вот пять часов.

— Ленинград, кабина номер три! — разносится по залу.

Врываюсь в кабину, хватаю трубку. В трубке маменька. Ни тебе «здрасьте», ни тебе «как дела?». А сразу так с места в карьер:

— Ты за билетами ходила?

Я прям смутилась. Думаю, чего это маменька проверяет — схожу я, схожу за билетами, куда денусь.

— Нет, — говорю, — не ходила еще, как-то недосуг все еще пока было.

А на том конце трубки такой то ли вздох, то ли всхлип и смешок странный-странный.

— Галюшка, ты только ИНИЦИАЛЫ СО СПРАВОЧКИ НЕ СРЕЗАЙ!!! — кричит с того конца провода Людмила Ивановна. — Я ТЕБЕ НЕ ТУ СПРАВОЧКУ ДАЛА!!

Кое-как успокоила я маменьку, обещала клятвенно привезти бумажку в целости, непорезанную, узнала, что все живы и здоровы, и побрела обратно.

И первым делом, конечно, сунулась смотреть — и что же она мне там дала? Дорогое Провидение, какая удача, что я не пошла за билетами раньше. Справочка была вовсе не про то, что такая-то является сотрудником такой-то военной организации. Это была допусковая справочка, если кто понимает, о чем я говорю.

Это был тот волшебный документ, по которому сотруднику из секретной комнаты выдавали его секретный чемодан. Собственно, с чем и работали.

Спустя некоторое время после нашего отъезда маменьке понадобилось справочкой воспользоваться. Сунулась — нет. Уж она искала-искала, и тут вдруг ее осенило, когда она ту, мне обещанную, нашла в своей косметичке. Маменька покрылась холодным потом, который стекал с ее бледного чела и образовывал вокруг ног лужи странной конфигурации. И кинулась к начальнику. Начальник испускал громы и молнии, но сделал новую. На три недели. С условием, что первоначальный вариант будет возвернут на место в целости и сохранности.

Короче, билеты нам пришлось брать, как всем нормальным людям, — толкаясь в очереди. Но маменькина честь, свобода и работа были сохранены.

Зато трудности продолжились.

Мы славно отдыхали, но тут наши тульские приятели уехали, а у нас случилась незадача — читать было нечего. А мы очень до этого дела охочие. И взяли мы у соседа фантастики почитать. Радовались, сняли с нее обложку, чтоб не помять, обернули в чистую бумажку, вырывали друг у друга из рук. И представляете наш ужас, когда эту супердефицитную книжку у нас украли в кафе. Из пляжной сумки. Сейчас ведь что прут — бумажники, права, но уж на книжку вряд ли кто покусится. А тогда, во времена книжного голода, очень она смотрелась аппетитно — толстая, большого формата. И осталась у нас одна суперобложка.

Ну, что делать? Пошли мы на рынок, где можно было купить все, что душеньке угодно. А тогда было не то, что сейчас. После покупки книжки (мужик бы не понял, если бы мы ему такую радость не вернули) денег у нас осталось — на железнодорожные билеты, на проезд автобусом до Симферополя, по пять копеек на метро в Питере и на двоих три рубля на жратву. И жить еще неделю.

А банка кабачковой икры стоила десять копеек. Первые два дня мы шиковали — ели ее с хлебом. Последние дни без него, потому что покупали квас. Пить очень хотелось. Хорошо хоть, жарко, голод не особо гложет. Вот сейчас счастье — сейчас мы бы дошираком ох как развлеклись. Но дело было давно, в советские времена.