Галина Хованова - Среда обитания приличной девушки

Так вот, собиралась я одним прекрасным днем в общежитие. Курсовик делать по физике твердого тела. А Ленка мне тут и говорит:

— Ты подходи вечерком под окна, я тебе конфеток выкину.

Общежитие наше было недалеко от фабрики. И вот, нарешавшись уже задач до заикотки, решила я прогуляться до фабрики. Пришла, гуляю. Туда-сюда.

Нет, сейчас я, конечно, понимаю, что нехорошо и тому подобное далее, но тогда очень уж конфеток хотелось.

Тут и Ленка меня определила. Рукой помахала и скрылась на время в глубине цеха. Ненадолго. Появилась с полиэтиленовым пакетом в руках и с криком «Берегись!» и утробным хеканьем выкинула пакет в окно.

Пакет смачно плюхнулся на землю, но «не разбился, а рассмеялся».

Килограммчика три там было конфеток. И не просто конфеток, а свежесделанных трюфелей. И пахли они совершенно одуряюще. Но попробовать я их смогла только в общежитии.

Объясняю, почему.

Когда Ленка подставила пакет под сыплющиеся конфеты, они были еще теплые и не обвалянные в какао. Поэтому, плюхнувшись на землю с высоты третьего этажа, конфеты сцементировались в один огромный трюфель — тепленький и обалденно пахнущий.

А потом мы всей практически группой сидели вокруг этой большой конфеты и алюминиевыми столовыми ложками отковыривали от нее маленькие трюфеля. Я больше никогда не ела конфеты таким образом.

Поскольку трудились мы в течение года ударно, то и летом отдыхали тоже ударно — месяцок я работала в лагере, а вот второй проводила на море. Но просто «на море» — это не для нас.

Предположим, у девушки-студентки возникла мысль отдохнуть по туристической путевке. И если эта девушка — Галка в молодости, путевка, ясен пень, будет не в санаторий.

И была эта путевка велосипедная. По прекрасному маршруту Армавир — Туапсе. То есть нужно было доехать на велосипеде из Армавира до Туапсе, а вот там уже — отдыхай, загорай и купайся в море.

До Армавира мы доехали на поезде — весело и непринужденно, потому что еще не знали, чем же встретит нас этот славный городишко. А встретил он нас сорокаградусной жарой и абсолютным безветрием. Дело было в августе, потому что в июне я сдавала сессию, в июле работала в пионерском лагере, а вот август решила посвятить отдыху. С подружкой поехала, ясное дело. Она тоже, дура, не представляла себе, как может проходить такой отдых.

Пара адаптационных дней на турбазе прошла отлично. Однако потом нам выдали по велосипеду, заставили на них мало того что сесть, так еще и поехать. Казалось бы — от Армавира до Туапсе не так уж и далеко — около двухсот километров. Но вы учтите, дорогие мои, что эти двести километров нужно было преодолеть за пять дней, причем первые два дня мы проезжали километров по двадцать, не больше. Потому что больше не могли.

Только такие придурки, как мы, могли решиться на эту аферу. В группе были и мастера в велосипедном спорте, и кандидаты в нем же. А мы, одуванчики, несли в своей душе только воспоминания о славном четырехколесном друге детства с надувными шинами и маленькими красненькими запасными колесиками, где тебе с передней стойки приятельски улыбался зайка с морковкой.

А тут — совсем же другое дело! Мастера с кандидатами ломанулись вперед, как скипидаром намазанные, а мы никуда не торопимся — едем, окрестности озираем. Скоро стало понятно, что хоть мы и не мастера, но какие-то зачатки ума у нас все же были, несмотря на молодость. Это потому, что некоторые вырулили на маршрут в майках и шортах, а мы, как умные, в рубашках с длинными рукавами и спортивных штанах. Это к тому, что деревьев в том степу, по которому мы ехали, не было. Дорога проходила в страшных местах — в государстве вовсю бушевала борьба с пьянством, поэтому мы со своих велосипедов могли наблюдать, как в некогда роскошных яблоневых садах резвились бульдозеры, выкорчевывая такие опасные, такие плодоносные яблони. Зато никто не говорил ни слова, когда мы сползали со своих велосипедов и срывали с лежащих на земле деревьев краснобокие яблоки. Для того чтобы дать отдохновение совершенно запорошенному пылью горлу. И, когда дорога проходила через села, на нас никто не показывал пальцем, что мы, типа, голые да верхом. Там, вдали от столиц, нравы строгие.

Ну, не леди Годива мы, что говорить, тем более, что ровно через полчаса с момента старта пыль, поднятая первым эшелоном нашей группы, уже прочно укоренилась на потном челе и образовала красивую и крепкую корку. И не только на челе. Пыль была везде. Ее ровный засохший слой нарушали только русла от ручейков пота, стекающих по груди, спине и заднице.

Через два дня пути я поняла, что страшно хочу помыть голову и помыться сама. Ну просто до того страшно, что готова ради этого на многое. И пусть говорят, что часто моются те, кому чесаться лень. Просто через два дня мне стали мерещиться всякие ужасы — на волосах (а они у меня были длинные, много их) грязевая глазурь, кожа под ней зудит, поэтому полное ощущение, что в волосяном лесу толпами прогуливаются разнообразные насекомые.

— Мыться, а то умру! — крикнула я товарищам, и товарищи откликнулись.

Надо заметить, что стоянки, где мы останавливались, были стационарные — то есть в приличном месте. Там были уже выстроены навесы, столы и скамейки. Расставил палатки, развел костерок — и радуйся жизни. Эта стоянка была на берегу речушки. Мелкой, примерно сантиметров семьдесят, но очень быстрой и холодной. Просто очень. И с заросшим мелкими деревцами берегом. Попробовав пару раз пристроиться так, чтобы голова помылась, я поняла, что это невозможно. Длинные волосы одной рукой не промоешь, а третьей руки, чтобы держаться за хлипкий стволик и не сверзиться в речку, у меня нет. Помучившись некоторое время в попытках ее отрастить, я позвала товарищей.

Далее мое мытье выглядело следующим образом. Один товарищ стоял по это самое в воде, держа в одной руке ствол дерева, а в другой — мою ногу. У другого берега точно в такой же позе стоял второй товарищ, отзеркаливая первого.

Сначала они попытались сплавить меня мордой вниз, но скоро поняли, что я сильно возражаю и пытаюсь утонуть.

Тогда они перевернули меня мордой вверх. Я извлекала мыло из трусов купальника, намыливала голову, засовывала мыло обратно, потом болталась в потоке, смывая с головы пену. Операция повторилась несколько раз, несмотря на то, что добровольные помощники дружно стучали зубами и просили закончить процесс побыстрее. Мне, с моими акробатическими действиями, было даже жарко.

Потом в нашей биографии случился Зеленчукский перевал. Ничего особенного. Это горка такая, длиной в семьдесят километров. Угол подъема — глазу не видать на просторах Краснодарского края. Только к вечеру мы поняли, что такое расстояние все время в горку — это практически невозможно. Потому что, доехав до костра, который уже развели наши кандидаты и мастера, мы упали на бок вместе с велосипедами. И наши скрюченные в характерных позах ручки и ножки было не разогнуть достаточно долго. Но к ночи мы отошли.