Алан Черчесов - Дон Иван

– Почему сразу двух?

– Потому что ошибся. Перепутал фамилии, а секретарша взяла оба имени на карандаш. Вышел конфуз. Чтобы все завершилось без драки, наряду с гонораром Жорик им подарил по новенькой “Ладе”. Тем лишь досаду и выразил: наш автопром он ужасно не любит, особенно после того, как слил за бесценок свою долю акций. Так что подарок со смыслом… А вон тот моложавый ублюдок с наколкой – почти что министр. Причем несколько бывший.

– Это как?

– Бывший у нас значит ждущий. Вот-вот подпишут указ о его назначении. Насколько я знаю, сумму взяток вон с теми ребятами он уже обсудил.

– А что за ребята?

– Маркленовы хлопцы. Решают проблемы. А еще отмывают бабло на покупках ликвидов в Испании. Но без нужного рвения: размещение капиталов вдохновляет их меньше, чем милое сердцу “решение проблем”. Не смотри на них дольше секунды, чревато…

– А где сам Мизандаров?

– Где-нибудь в покерной комнате. Скрепляет за ломберным столиком нерушимую дружбу с теми, кому проиграет, что им задолжал. Им всегда все проигрывают. Особенно если не захотят вдруг играть в поддавки, но таких дураков у нас мало.

– И кто эти победители?

– Те, кто редко носят погоны, но срывают погоны с других.

– Тсс! – сказала Мария.

– Я не слышу. Я сплю, – заверила Стычкина и сомкнула пожухлые листики вежд. – В детстве все хотят жить. В старости все хотят не умереть. А в промежутке никто ничего особо не хочет, кроме как вкусно поесть, поразвратничать да отоспаться.

– Это ты-то у нас “в промежутке”? Тебя впору в музее выдавать за бабушку Нефертити. Только и нужно, что пройтись кое-где утюгом.

– А сам со мной спал, – укорила старушка. – Не джентльмен.

– Мы забываем историю, зато помним истории, – сказала Мария.

– Браво, супруга! – восхитился Матвей. – На комплименты я скуп, но тут – лучше не скажешь. Слыхала, старая мымра? Эпоху свою позабыла, а бредни-то помнишь!

– А вон тот психолог, что лечил Никодимову, когда та задавила любимого пса.

– С которым спала перед тем больше года, – уточнил Фортунатов. – Ты, Мышь, если уж говоришь – договаривай. У Мироныча нервы крепкие, он войну хлебал ложками… А задавила собаку паскуда нарочно – приревновала к суке соседской: Герцог к ней шастал на случку. Дог, надо отдать ему должное, был мировой, хотя тот еще извращенец! А суку она до него отравила. Такая вот сука! Помешалась же после того, как прознала, что муженек содержит притон для педрил, в котором и сам не дурак оттянуться.

– Они развелись, – сказала Мария. – Это был шок для всех. Семья Никодимовых долго считалась у нас эталоном. Так любили друг друга, что обменялись на свадьбе и кольцами, и фамилиями. Представляете? Получается, Никодимова – не Никодимова. А кто – я забыла. Как фамилия бывшего мужа, не помнишь, Матвей?

– Никодимов.

– Навряд ли. Тогда кто у нас Никодимова? Что-то я с вами запуталась… Не пора нам домой?

– Кстати! Отличная мысль, – поддержал я Марию.

– Оптимист! В жизни ничего и никогда не бывает кстати, – упрекнул меня Фортунатов. – Какой-то ты нелюбознательный. Постыдись! Я тебе еще про Печенкина не рассказал. Корифея цивилизованной работорговли. На продаже девственниц этот хмырь сколотил состояние, с коим здесь потягаться сумеет от силы пять человек.

– Я в их число не вхожу, – встряла Стычкина.

– Неужто? – скривился Матвей. – А жрешь, словно чертова прорва.

– Бедных лечат едой, а богатых – голодом, – парировала старушка и тихонько добавила: – А любовник он был так себе. Попрыгунчик на спринтерские дистанции. Машке не позавидуешь.

– Чего она там заливает? – забеспокоился Фортунатов.

– Скоро будет салют, – сказала Мария. – И откуда в нас эта страсть – поджигать небо, чтобы дробить из него конфетти?

Вдали отряд пиротехников в комбинезонах втыкал в лунки взрывоопасные саженцы, выстраивая по периметру лужайки частокол из трубок, похожих на городки. За работой наблюдало несколько зевак. Празднество подходило к концу, возводя для финала забор восклицательных знаков. Я огляделся в поисках Жанны.

– Мы тебя довезем, – сказал Фортунатов. – А тебя, старая, не довезем.

– У меня нет ключа, – сказал я.

– Считайте, ночлег вам уже предоставлен, – предложила любезная Стычкина, найдя сходу решение обеих проблем.

– А у тебя гроб просторный? Ладно, – махнул Фортунатов рукой. – Посмотрим бабах и поедем.

Не успел он договорить, как раздался хлопок, за которым последовал вопль, привлекший к себе подбежавшие крики. Кто-то упал на траву и задергал ногами.

– Кисть оторвало балбесу, – побледнел Фортунатов. – Тьфу!.. Не смотри туда, Мышь.

– Так я и знала, – сказала она. – Вы верите в дежавю?

– Ох ты, Господи… Баба! – пробормотал ее муж.

– Ну и что! – пожала плечами Мария. Она еще не поняла, что Матвей имел в виду не ее.

Из дома выскочил Мизандаров. В окружении свиты охранников он бросился к пострадавшей. Сделалось очень тихо. Так тихо, что мы перестали слышать оркестр, но услышали шелест шагов по траве.

– Можно ехать. Салюта не будет, – сказал Фортунатов.

– Это Клара! – захныкала Жанна, очутившись вдруг рядом со мной. Она присела на колени, стала раскачиваться и неприятно, жиденько подвывать. Потом поднялась, схватила себя за живот и, ссутулившись, двинулась навстречу пиротехникам. Те несли затихшее тело в сторону дома. Рядом шагал один из охранников. На вытянутых руках он держал платок с оторванной кистью. Замигали огни скорой помощи.

– Пришить сможете? – спросил Мизандаров врача.

– Кто его знает, – ответил с сомнением тот.

Хозяин его вмиг развеял:

– Сумеете – я заплачу. Не сумеете – сами заплатите. Ясно? Тогда увози. А вы проводите. – Он сделал знак бодигардам. – Пиротехников, всех до единого, в мой кабинет. Гостей – на хер… Как поживаешь, Матвей? Все, смотрю, веселишься?

Из глотки Марии вырвался сдавленный кряк. Фортунатов держался получше: он просто держался за ствол от зонта и молчал.

– Как-нибудь позову тебя одного, без свидетелей. Почитаешь мне вслух. Мятежную душу потешишь, – Марклен потрепал его по щеке.

– Хи-хи, – отметилась пакостью Стычкина и прикрыла ротик ладошкой.

Мизандаров взглянул мне в лицо, колупнул глазами мой шрам и спросил:

– Работа нужна?

– Уже нанят, – поспешила откликнуться Жанна. – Ассистирует мне в одном перспективном проекте.

– Ну-ну, – оскалился Мизандаров. – Значит, и сам перспективный.

Он ушел, и я с облегчением подумал, что руки он мне не подал.

– Поехали, – мрачно сказал Фортунатов. – А то недолго обкакаться.

Когда я завел мотор, небо пронзили всполохи фейерверка. Взметнувшись ввысь разноцветьем плевков, салют постепенно бледнел, высыхал и крошился в шипящую мглу с сухим треском, подобным тому, что производит в проводке короткое замыкание.