Екатерина Шпиллер - Рома, прости! Жестокая история первой любви

— Ты что несешь? — с угрозой спросил он.

— Спокойно! Я говорю только правду и ничего, кроме нее. Сейчас ты, Гоша, пойдешь к жене и, глядя ей в глаза, задашь вопрос и все сам поймешь. А пока меня послушай: я тоже хочу, чтобы этого не было больше никогда, и на тебя рассчитываю.

— Ты ненормальная? — сдавленным голосом прошептал Гоша.

— Следи за женой, Гаврилов, вот и все! Мальчика не трогай, он жертва твоей похотливой супруги…

— Ты!..

— Тс-с! — на всякий случай Юлька сделала несколько шагов назад. — Я вам просто желаю большого человеческого счастья. Я надеюсь на тебя, Гоша! Да! Зовут мальчика Максимом.

И, сделав ручкой, Юля испарилась.

Сквозь медленно падающий снег по Суворовскому бульвару бредут Макс и Рита. Уже смеркается, а фонари еще и не думают зажигаться, и только фары машин полосато освещают этот московский уголок.

— Рит, я ж чувствую твое напряженное биополе, — нарочито весело говорит Макс. — От тебя разве что током не бьет! Уже пятнадцать минут, как мы встретились, а кроме «здравствуй» я больше не услышал ничего.

Рита ответила не сразу.

— Дома все очень плохо, — наконец, медленно проговорила она. — Я не думала, что все будет так…

— А что случилось?

— Что?! — Рита вдруг гневно взглянула на Макса. — Твоя сестра подстерегла Гошу у подъезда и доложила ему, что я совратила ее малолетнего брата.

Макс оторопел.

— Юлька? Не может быть!

— А у тебя есть еще какая-то сестра? Главное, не может быть, — Рита фыркнула и пожала плечами.

— Да она и со мной такой номер проделала. И даже угрожала!

— Но ты мне ничего…

— Я думала, обойдется, перебесится… А она обороты набирает.

— И… что дома? Ведь все равно надо было сказать…

— Все равно? — Рита остановилась и с изумлением уставилась на Макса. — Ты соображаешь, что говоришь? Все было бы не так, было бы по-человечески, а теперь это превратилось в грязь, в пошлость, а пакость! Гоша высказывал мне свое «фе» так брезгливо, ты это в состоянии понять? — Она уже почти кричала, всхлипывая.

— Ритка, прости! — Макс попытался обнять ее, но она его оттолкнула. — Ну я-то чем виноват?

— Ничем. Никто не виноват, я одна виновата. Может, Юлька права, и я действительно старая дура… и дрянь?

— Рита! — Макс все-таки преодолел ее сопротивление и с силой прижал к себе. — Дура — она и к тому же ненормальная. Я с ней разберусь. Но знаешь, у нее есть одно смягчающее обстоятельство: Ромка ушел.

— Роман ее бросил? — Рита от удивления перестала плакать. — Вот это номер! Хотя, прости, ничего удивительного…

— Все будет хорошо, все будет хорошо, — твердил, как заклинание, Макс, целуя Риту в лоб, точно маленького ребенка. — Я угомоню Юльку, только не переживай!

— Он сказал… Гоша сказал… — у Риты вновь задрожали губы, она всхлипнула. — «Только не на нашей кровати… Где угодно, только не в этом доме…» Он так сказал, — и, уткнувшись в грудь Макса, она заревела уже по-настоящему. Начали зажигаться фонари, и падающий снег в их свете стал волшебно-красивым, как в сказке про двенадцать месяцев. Хотя еще был только ноябрь…

Растерянные и испуганные, они стояли, прижавшись друг к другу, прямо под расцветающим фонарем.

Вход в кирпичный бастион был многобарьерным: сначала домофон, потом — код, и последний рубеж — вахтер. С вахтером была договоренность, и он провел, игриво улыбаясь Алене, ее и Романа до лифта, высказав пожелание, «в скором времени видеться почаще».

Они поднялись на седьмой этаж в огромной, сверкающей чистотой и пахнущей дезодорантом кабине. Лифт привез их на вылизанную до стерильности площадку этажа, на котором располагалось всего две квартиры. В одну из них, однокомнатную, и приехали Роман с Аленой. Осматривать.

— Такого не бывает! — Ромка выглядел совершенно ошеломленным. — Это разве однокомнатная квартира? — Кроме комнаты в двадцать пять квадратных метров, квартирка имела еще двенадцатиметровый холл и так называемую темную комнату метров в восемь. И арки, арки… Каждый вход-выход-поворот — арка. И окна — «арочные» (как они правильно называются, Ромка не помнил, а у Алены спросить не решился). Огромная, широкая лоджия тянулась мимо комнаты, дальше — на кухню и кончалась где-то за пределами квартиры. Где-то на другом конце улицы, наверное, или в небесах…

Алена улыбалась, довольная.

— А ты как думал? Наша с Сашкой хата стоит, как минимум, двух таких.

— Я сроду в таких не был.

— Откуда же, малыш? Это ж бывший цековский дом.

— Так здесь жили политбюровцы?

— Нет, их ближайшая прислуга. Чего ржешь, я серьезно!

— Да ты что? А какие ж тогда дома были у самих вождей?

— Почему «были»? Они и сейчас там живут. Потому мы и не узнаем, какие у них хоромы. Никогда не узнаем!

Роман и Алена разбрелись по квартире. Алена пошла мерить шагами лоджию. А Ромка вдруг вспомнил, как они бродили с Юлькой по их нынешнему дому, как радовались всему и были счастливы… В сердце больно екнуло: куда все ушло? Или мы так изменились? Ромка представил себе сегодняшнюю Юльку в их комнате с зелеными шторами. Нет, ничего не поднималось в душе, кроме досады и раздражения. А вот та Юлька… И та, пахнущая стройкой, вся в строительном мусоре, новая кооперативная квартирка… Эти воспоминания до сих пор вызывают спазм в горле, лучше не думать, не вспоминать. Чтобы не было мучительно больно…

— Ты чего скис? — Алена обхватила его сзади своими горячими руками.

— Нет. Ничего, — встрепенулся Ромка. — Ален! Я что хотел спросить: может, ты любишь меня того, прежнего?

— Чего-чего? — Алена замерла в удивлении. — Какого — прежнего? Тебя что — двое? Или у тебя раздвоение личности?

— Да нет… Хотя в каком-то смысле всех нас двое. А может, и трое, и четверо, и больше… Все зависит от времени и от того, как тебя видят те, кто знает тебя много лет…

— Ты что-то несешь такое, что я начинаю беспокоиться за твою голову, — промолвила Алена, принимаясь не торопясь расстегивать ему рубашку. — Ты сам-то понял, что сказал? Ладно, отношу это за счет долгой жизни с Юлей… Или у тебя крыша съехала из-за этой квартиры?

— Ага, точно… Не слушай меня… Тем более что я люблю тебя сегодняшнюю, вот эту Алену, — и он начал целовать ее.

— Вот это дело, — прошептала Алена. — Обновим жилище?

Здесь не было грязно, не было строительного мусора. Паркет блестел, как олимпийский каток. И он был теплый…

«Не гигант, — в очередной раз подумала Алена. — Но я так люблю его, что мне все равно! Вот какая любовь!» — И она восхитилась силою своей любви.

Макс ожесточенно жал на звонок. Очень хотелось вдавить кнопку так, чтоб она ввалилась совсем, к чертовой матери!

Дверь открылась, и появилось изумленное Юлькино лицо.

— Ты что, спятил?

— А ты? — с порога заорал Макс и пошел на Юльку, как боевая машина пехоты. Той оставалось лишь отступить назад, слушая гневную тираду брата: — Ты что себе вообразила? Какое ты имеешь право вмешиваться в чужую жизнь? Как ты посмела не только шпионить за мной, но и угрожать Рите, а потом, как последняя сволочь, еще и Гоше капнула!