Юрий Коротков - Девятая рота. Дембельский альбом

— Спасибо вам, Вениамин Борисович! Золотой вы человек! — Быкалов бросился пожимать Шапкину руку.

— Да брось, — освободился тот. — Спасибо в карман не положишь.

— Что? Что надо сделать? Вы только скажите, я для вас горы сворочу!

— Правильно говоришь насчет гор. Слушай меня внимательно, Быкалов, — тихо и внятно произнес Шапкин. — Деньги будешь привозить как всегда, один раз в месяц. Но сумму необходимо увеличить вдвое, поскольку риск твоих операций возрастает с каждым днем.

— Вдвое? — Глаза у Быкалова от возмущения стали квадратными. — Но я же столько не потяну!

— А не потянешь, сдам тебя комитетчикам! — закричал на него Шапкин. — Ты понял меня? Хочешь жить, умей вертеться. Маскируйся! Расширяй бизнес! Укрепляй бригаду! Бери коммерсантов за вымя!

— Понял, — сник Быкалов, — я все понял, Вениамин Борисович. Все сделаю, как вы скажете…

Еще в коридоре общаги Олег почувствовал запах дешевого курева. Опять Пахомыч начадил своим «Беломором»? Он резко открыл дверь в свою комнату с намерением шутливо осадить старика-соседа, и застыл на пороге. Никакого Пахомыча в их берлоге не было.

— Добрый вечер, Олег.

За его столом сидел и курил Кормухин, тот самый капитан, с которым Олег познакомился в отделе транспортной милиции на Красноярском железнодорожном вокзале. Правда, он был в штатском, однако довольно приличный серый костюм сидел на нем, как форменный мундир. Перед ним на столе лежал внушительных размеров кейс.

— Удивлен, афганец? А я вот решил нанести тебе визит, — капитан поправил неброский темно-синий галстук и с благожелательной улыбкой уставился на Олега.

Тот с мрачным лицом продолжал разглядывать незваного гостя, не делая ни малейшей попытки поддержать разговор.

— Нет-нет-нет! — замахал Кормухин руками, по-своему истолковав невеселое настроение хозяина. — Ты не думай, ничего страшного не произошло, не пугайся! Да ты присаживайся, будь как дома, — пошутил он, чтобы снять возникшее напряжение.

— Я и так дома, — не принял чужих правил игры Лютаев. — Так чего надо? — он подошел к холодильнику, стоявшему в углу комнаты, и прислонился к нему спиной.

— Ну, — неопределенно пожал Кормухин плечами, — может же один человек зайти в гости к другому просто так, без причины? — Перестав улыбаться, он смотрел на Олега так серьезно, что тому показалось, будто его просвечивают рентгеном.

Лютаев вдруг почувствовал, что, оставаясь на ногах, он оказался в слабой позиции: капитан разговаривает с ним, как с подчиненным, а ведь он находится на своей территории. Поэтому он решительно подошел к столу и сел на свободный стул.

— Так в чем дело?

— Знаешь, как раз сегодня день рождения моего братишки. Вот так в жизни случается: день рождения есть, а человека нет. — Кормухин печально улыбнулся. — Чем-то ты мне, парень, брата напоминаешь. Вот и решил к тебе наведаться. Ничего, что без приглашения? — Он открыл кейс и достал оттуда бутылку водки.

— Да ладно, проехали, — кивнул Лютаев.

— Помянем усопшего воина. Стаканы и закусить чем найдется?

— А то вы не проверили, что здесь есть. — Олег показал рукой на холодильник. — Найдется. А Пахомыч-то где?

— Да я его погулять отправил, чтоб разговору нашему серьезному не мешал…

Год пролетел незаметно. И как-то во время рабочей смены Олега Лютаева вызвали из литейного цеха в профком. С чего бы это? В общественниках-активистах он сроду не числился. Может, сам не заметил, как натворил чего?

— Пляши, парень! Бросай свою общагу! Комнату тебе дают в коммуналке! И старика с собой забирай — Пахомычу тоже дали!

— Не может быть… — Олег просто не верил своему счастью.

— Может-может. — Председатель профсоюзного комитета торжественно вручил Лютому первый в его жизни ордер на собственное жилье. — Ты видишь, как партия и правительство заботятся о благе народа?

— Спасибо!

Впервые в жизни у него будет собственная комната, пусть даже в коммуналке. Четыре стены, которыми он отгородится от посторонних взглядов. Где он будет один на один с собой. Олег вспомнил детский дом: там воспитанники спали в одном из классов, в котором парты были заменены деревянными козлами с натянутым на них дерматином. Потом армия — снова казарма и жизнь у всех на виду, изо дня в день одни и те же лица. После армии — общага с соседями. А теперь у него будет настоящее отдельное жилье!

— А за что мне? — спросил он председателя профсоюзного комитета. — Я же ничего такого особенного не сделал…

— Не скромничай! Работаешь ты отлично, наставник доволен тобой. И, потом, не одного тебя переселяем. По указанию нового председателя исполкома, товарища Шапкина, освобождаем все общежитие ваше. Так что соседи у тебя будут все знакомые.

Понятно. На трезвую голову Олег не горел желанием общаться с ребятами и девчонками по общаге. А вот отдельная комната — это здорово. Молодец все-таки этот Шапкин, о простом народе заботится. Может, прав был Клепа, и никакой он не вор? Олег вспомнил сытое лицо Шапкина, и его снова охватило чувство брезгливости. Нет, он в нем не ошибался ни сейчас, ни год назад, когда впервые увидел его по телевизору…

Общежитие освободили в один день. Все было организовано чрезвычайно грамотно. Подогнали — страшно подумать — тридцать заводских грузовиков, на которые споро загрузили нехитрый скарб работяг. И — поехали!

— Здравствуй, дорога длинная, здравствуй, земля целинная! — орали новоселы без умолку, сидя в кузовах поверх барахла и еще даже не зная, куда, собственно, везут. Да и какая разница? Свое жилье — оно и в Африке свое жилье.

— Эх, жизнь какая пошла! — плакал от радости старик и тряс он Лютаева за плечи своими морщинистыми руками. — Это же сказка! Это же песня! А я-то, дурак, думал, что помру в этой общаге, так и не получив своего угла. Есть на земле правда! Есть справедливость!

— Ура товарищу Шапкину! — кричали люди, когда грузовики проезжали мимо здания исполкома.

Ехать пришлось долго. Колонна автомобилей миновала центр Красноярска, прокатилась по набережной, переехала длинный мост через реку и оказались на противоположном берегу Енисея.

— Але, народ! — удивился кто-то. — А куда это нас везут?

— Да тут раньше, лет десять назад, химкомбинат был! — вспомнил кто-то.

— Точно! И кладбище токсичных отходов!

— Ни хрена себе целина!

— Это что, Колыма? — начали орать мужики, уже подвыпившие по ходу движения. — Мы так не договаривались!

— Да ладно вам! — принялся кто-то успокаивать новоселов. — Мы же мимо едем!

— Куда, на хрен, мимо! Там дальше уже нет ничего! Конец географии и болото сплошное!

И точно. Грузовики остановились, не доезжая заболоченной местности, за которой начиналась дикая сибирская тайга. Здесь же высились раскуроченные и замшелые останки химического завода, закрытого еще в начале восьмидесятых годов. Чуть поодаль, в низине, протекала безымянная речка, а вдоль берега тянулись ветхие деревянные бараки с покалеченными дверьми на одной петле и с черными провалами выбитых окон. Судя по всему, здесь работягам, выселенным из общежития, и предстояло жить. Вот и приехали. С новосельем, товарищи!