Юрий Коротков - Девятая рота. Дембельский альбом

Четверо бойцов одновременно налетели на Лютаева. Один молниеносным движением вырвал из его руки гранату и швырнул ее, не целясь, в сторону кухни, откуда предусмотрительно был эвакуирован весь персонал. Взрыва не последовало.

Трое других сбили Олега с ног, навалились на него и прижали к полу. Заломить обе руки за спину и сковать их наручниками — для профессионалов дело одной секунды…

Лютый, сильно помятый при задержании собровцами, сидел на железном табурете, привинченном к полу в кабинете уголовного розыска. На запястьях наручники, на голове шишка величиной с Эверест. Отбитая печень болит нестерпимо. К Олегу подошел усталый, пахнущий водкой капитан Кормухин, наклонился над ним и сочувственно произнес:

— Ты что же творишь, афганец? Себя не жалко, людей пожалей.

Устрялов, сидя за столом, молча изучал задержанного. Он подумал, что этому парню надо бы во внешней разведке работать с таким лицом: неподвижное, будто из камня вытесано. И не улыбается он никогда, все время мрачен и сосредоточен, все думает о чем-то. А много думать вредно, как показывает практика.

— Ненавижу скотов этих жирных! — с тихой ненавистью сказал Олег.

— Гранату где взял?

— Какую гранату? — усмехнулся Лютаев. — Слепил из хлеба да зеленой краской выкрасил. А что, натурально эргэдэшка получилась.

— Действительно, похоже. — Капитан Устрялов повертел в руке муляж гранаты РГД-5. — А взрыватель откуда?

— Детонатор? Да отпилил алюминиевую трубку от старого холодильника, — похвастался Лютый.

— Отмстить, значит, новым русским решил за то, что у самого жизнь не задалась? — констатировал Кормухин. — Не думал я, признаться, что мы вот так с тобой встретимся, гражданин Лютаев. Ты хоть понимаешь, что к уголовной ответственности тебя все равно привлекать придется? Не важно — муляж у тебя в руке был или боевая граната. Это по любому террористический акт с захватом заложников.

— Влип ты, милый друг, по самые помидоры, — поддержал Устрялов коллегу.

— В общем, с тобой все ясно, — продолжал Кормухин. — Посиди-ка ты пока до утра в камере, подумай, пораскинь мозгами, а утром на свежую голову продолжим разговор.

— И готовься к приличному сроку, — посоветовал Устрялов. — Доигрался ты, афганец.

Его отвели в камеру для временно задержанных. Как только за ним с лязгом захлопнулась железная дверь, Олег окинул взглядом свою новую квартирку: под самым потолком маленькое оконце, затянутое решеткой, двухэтажные нары — вот и вся меблировка.

Ладно, ему не привыкать: спасибо детскому дому, теперь пойдем к другому.

В камере сыро и душно. И еще от параши воняет так, что рвота подступает к самому горлу. Вопреки совету капитана Устрялова, Олег не собирался убиваться ни над собой, ни над своей судьбой. Будь что будет. Что тут гадать? Завтра появится следователь и раскрутит дело на полную катушку. Потом суд и приговор. А дальше — по этапу в Столыпинском вагоне, пересыльная тюрьма и колония строгого режима лет на десять, зато с правом переписки. Писать, правда, некому. Эх, жалко, гитары нет!

Олег лег на нижнюю шконку, закрыл глаза. И тихонько затянул песню, которую знал еще с детдома:

И как ему только в голову взбрело сделать из хлебного мякиша фанату? Чтобы попугать хозяев жизни, можно было ограничиться демонстрацией пластилинового члена. Он вспомнил, как Джоконда в учебке на занятиях по взрывному делу вылепил из пластита громадный пенис — очень реалистичный, с головкой и яйцами. А потом с его помощью проиллюстрировал слова преподавателя: загнул в соответствующем месте лекции пластитовую головку вниз и показал, как безопасен член в незаряженном состоянии и действительно всегда под рукой, что и требовалось доказать. Пацанам стало дурно от хохота.

Нет, сейчас Лютому было не до смеха. И никакого удовлетворения от своего «теракта» он не испытывал. Гадко было на душе, вот и все…

Железная дверь с лязгом отворилась, и на пороге возник выспавшийся и бодрый капитан Кормухин.

— Эй, красавец! — он принялся расталкивать Олега. — Поднимайся.

Оказалось, уже давно наступило утро, а Лютый спал на железных нарах, как убитый. Он вскочил, протер глаза, осмотрелся по сторонам: в камере, кроме него самого и капитана, никого больше не было.

— Давай-ка, на свежую, что называется, голову поговорим, — предложил Кормухин вполне дружелюбно.

— О чем говорить? — хмуро спросил Лютый.

— Ну, например, вспомни, как ровно полтора года назад ты меня в своей общаге на хер послал. Помнишь?

— Ну, помню, — буркнул арестант.

— А это ведь нехорошо — гостей матюгами обкладывать. Я к тебе — со всей, можно сказать, душой, а ты начал с ходу херами разбрасываться.

— Вы, гражданин начальник, не в гости ко мне пришли. Вы завербовать меня решили, стукачом своим захотели сделать.

— Ну зачем так грубо? Стукачом! Я всего лишь собирался попросить тебя о помощи. Ты бы помог мне, я, в свою очередь, тебе. И жил бы ты сейчас в шоколаде! Ты сам посуди, кто такой Быкалов? Гнида! Сука позорная! А взять мы его не можем, потому что доказательств его преступной деятельности у нас нет. И нет у нас человека в бригаде Быкалова. А ведь тебя он сам к себе звал. И с твоей помощью мы могли бы в два счета прищучить этого урода, но ты отказался. Так дело было?

— Так, — кивнул Лютый. — И что с того, гражданин начальник?

— Не гражданин начальник, а товарищ капитан. Заметь, я сказал — товарищ. Есть разница? Вот ты сейчас в камере. И дорог перед тобой две. Одна — к следователю и потом на зону. Вторая — прямиком на свободу. Какую из них выберешь?

— И что я вам за свою свободу буду должен, товарищ капитан? — поинтересовался, налегая на слово товарищ, Олег.

— Пойдешь к Быкалову в бригаду.

— Ну вы даете! Это как же я туда попаду? Да он уже и не помнит меня! Времени прошло — полтора года!

— Не переживай. Мы тебя к нему грамотно подведем. У нас все схвачено. Согласен?

— А подумать можно?

— Конечно, можно — у тебя три секунды, — сказал как отрезал Кормухин. — Я считаю: раз, два, три. Ответ! Быстро!

— Согласен! — нехотя выдавил из себя Олег.

— Вот и хорошо, что согласен. Пойдем ко мне в кабинет, чаю попьем.

Когда они шли по коридору, Олегу пришло в голову, что все-таки не случайно он вылепил из хлеба именно гранату… Это ведь был не просто муляж, а имитация мечты. Была бы настоящая граната — плохо пришлось бы буржуинам…