Юрий Коротков - Девятая рота. Дембельский альбом

А рота уже исчезла из виду. Солдаты бежали по краю крутого обрыва. Справа к тропинке вплотную подступали высокие скалы, перемежающиеся с земляными проплешинами, на которых, цепляясь корнями, едва держалась скудная и выгоревшая на палящем солнце колючая растительность. Кое-где в эти склоны вросли огромные каменные глыбы величиной с танк или бэтээр.

Откуда-то сверху бежал, рассыпаясь брызгами по камням, чистейшей воды узенький ручеек. Высоко в синеве над головой парил орел. В низине, открывшейся за изгибом дороги, на зеленой террасе чабан пас отару овец и там же, неподалеку, словно ласточкины гнезда, прилепились к горному склону сакли местных жителей. Причем крыша нижнего дома служила полом и ступенью для следующего. Сакли были похожи друг на друга, будто клонированные.

— Воины! — впервые за полчаса подал голос старший прапорщик. — Как себя чувствуем?

— Нормально! — ответили курсанты почти одновременно.

— Вот и хорошо! — повеселел Лютаев. — За мной!

Круто свернув с тропы, он, как ящерица, полез вверх по дикому склону. Солдаты устремились за ним следом. И вскоре обнаружилось, что почти половина роты осталась внизу. Парни просто не знали, что надо делать, чтобы двигаться наверх с такой скоростью.

— Сдохли, придурки! — крикнул Лютый, забравшись уже довольно высоко. — А ну, оторвали жопы от земли! Вперед, уроды!

Лютаев уже забрался на вершину, даже при этом не вспотев. И присел на камушек, чтобы с полчасика перекурить. Он знал наверняка: как минимум, тридцать минут никто из его курсантов тут не покажется. Но ошибся.

— Разрешите сигаретку, товарищ старший прапорщик? — Из-за соседнего валуна показалось круглое азиатское лицо. Солдат был свеж, как огурчик.

— Ты кто такой, воин? — удивленно спросил инструктор.

— Курсант Кадриддин Кулов!

— Охереть у тебя имечко! Тут же не выговорить, тут хер сломать можно на хер! Будешь Кадра для краткости. Ты вообще как здесь оказался, балбес?

— Вы же сказали наверх? Я и полез наверх!

— Я тебя спрашиваю, — Лютаев даже забыл от удивления, что собирался покурить, — как тебе удалось так быстро сюда взобраться?

— Так я же киргиз, товарищ прапорщик! Я в горах Памира родился, в городе Узгене. Скалы — моя стихия! Я тут как дома!

— Понятно, воин. Держи сигарету, заслужил. А по-русски почему так хорошо говоришь?

— Десять лет в Москве прожил. Мой отец — профессор, специалист по минералам.

— Тоже мне, блин, профессорский сынок! Что тебя в армию понесло? Чего раскурился здесь, салабон! А ну, пошел вниз, раз так хорошо по горам ходишь! Чтобы всю роту мне сюда притащил! Десять минут, время пошло! Бегом, воин!

Солдата как водой смыло со склона.

— Профессор кислых щей… — одобрительно процедил Лютаев сквозь зубы. — Ублюдок минеральный.

Прапор залег за камнем и принялся наблюдать за Кадрой.

Кулов классно шел вниз. Легко и точно выбирая маршрут движения, постоянно меняя технику шага, используя малейший рельефный шанс для облегчения себе задачи.

— Ты смотри, блин, красавец! — не удержался от похвалы Олег.

А уж когда киргиз повел за собой наверх все подразделение, Лютаев довольно прошептал:

— Да он просто альпинист, зараза!

Худо ли бедно, но через двадцать минут вся рота была наверху. Пацаны, кроме киргиза и еще двух-трех курсантов, едва стояли на ногах. Шатались. Падали. Многих мутило от усталости. Хабэ на солдатах было изорвано в хлам, и Лютый уже начал мысленно подбирать аргументы, которые заставят начальника вещевого склада прапорщика Гадилюка выдать его людям взамен испорченного обмундирования новое.

Одно обстоятельство радовало инструктора больше всего: никто из новичков не остался внизу, и никто не повернул назад с половины пути. Рота добралась до вершины в полном составе.

— Смотрите туда, пацаны! — обратился он к курсантам. — Ущелье видите? За ним Чечня. И там уже воюют. Там наши ребята умирают пачками! И мы с вами там скоро окажемся. Я буду дрючить вас во все щели, молокососы! Вы у меня все тут кровью ссать будете! — С каждой фразой накал его выступления нарастал. — Я жопы вам своими руками на британский флаг порву! Слушать меня, недоноски! Либо вы здесь у меня передохнете, либо выживете на войне! Так что выражение «не могу» советую забыть, выбросить из головы к ебеням! Все понятно?

В ответ послышалось лишь неразборчивое мычание. Пацаны выдохлись. Они были еле живы от переутомления.

А Лютый вспомнил об инструкторе — сержанте Дыгало, который так же не щадил новичков, стремясь сделать из них настоящих воинов. И так же, загнав пинками учебную роту на горушку, показывал салажатам Афганистан.

— Пацаны, — послышался среди отдыхающих на вершине солдат чей-то слабый, как у дистрофика, голос. — Прикиньте. Старшина перед ротой выходит и говорит: «А ну, представьтесь, бойцы!» Те ему по порядку отвечают: «Иванов! Петров! Сидоров!» А старшина такой: «Вы че, блин, братья, что ли?» А те ему: «Не, мы — однофамильцы!»

И рота, которая всего минуту назад умирала от усталости, стала тихо, с всхлипами, хохотать. Слегка улыбнулся и Лютый.

— Эй, юморист! — позвал он доморощенного острослова. — Ты кто такой?

Пацаненок, без сил лежавший на земле, вскочил:

— Курсант Басаргин, товарищ…

Договорить обращение «старший прапорщик» у него просто не хватило сил. Он тут же рухнул на то место, где лежал раньше. Рота снова заржала — уже активнее.

— Басаргин, — позвал Лютаев. — Пока рота отдыхает, давай, шпарь свои анекдоты. Только не про прапорщиков, если жить хочешь!

И опять вся рота зашлась смехом.

— Слышь, пацаны, — снова подал голос вдохновленный либерализмом прапора Басаргин. — Инструктор в учебке подходит: «Курсант Басаргин! А че у вас лицо такое умное?» Басаргин ему: «У кого? У меня?» Инструктор: «Ну, не у меня же!»

Рота покатилась со смеху, а Лютый впал в состояние контролируемой ярости:

— Воин, наряд вне очереди… И не Басаргин ты, а Базар теперь, все запомнили? Ты у меня сегодня сортир драить будешь вот этим своим длинным языком…

В одной из квартир ДОСа — дома офицерского состава, расположенного прямо на территории военного городка, собрались все офицеры и прапорщики девятой учебной роты. Шумная подвыпившая компания гудела с девяти вечера.

А время, между прочим, уже перевалило за второй час ночи. Патрульные наряды проходили мимо, с озабоченными лицами, но при этом делали вид, что ничего не видят и ничего не слышат. Заходить туда не следовало — могут ненароком и зашибить. Этих ребят готовят к переброске в Чечню, на войну, поэтому им многое в гарнизоне прощается.

— Гитару Олегу дайте! — пьяно орал кто-то из офицеров.

Шестиструнную «Кремону» начали передавать несколько рук по цепочке к дальнему от двери краю заставленного напитками и закусками стола.