Габриэль Маркес - Опасные приключения Мигеля Литтина в Чили

По пути мы то и дело натыкались на дорожные работы, от указателей и знаков не было никакого толку, приходилось петлять и выискивать объезд. Дорогу в старый аэропорт, Лос-Серильос, мы с Франки знали отлично, а в Пудауэль — нет, поэтому сами не заметили, как заблудились в плотно застроенном промышленном районе. Мы кружили, кружили, пытаясь выбраться, не осознавая, что едем в прямо противоположном направлении, пока дорогу нам не преградила патрульная машина карабинеров.

Я вышел из автомобиля, думая обойти их пешком. Франки тем временем принялся заговаривать им зубы, не давая опомниться и что-то заподозрить. Он выдал им пространный и сумбурный рассказ о контракте на разработку спутниковой сети слежения за транспортными перевозками, который мы вот-вот подпишем с министерством путей сообщения и который непременно сорвется, если через полчаса мы не попадем на самолет до Монтевидео. В итоге, после горячего обсуждения маршрутов выезда на шоссе к аэропорту, двое карабинеров прыгнули в свой автомобиль и велели следовать за ними.

В аэропорт мы прибыли под завывание сирены и вспышки мигалок патрульной машины, гнавшей свыше ста километров в час. Франки рванул к стойке «Хертц», сдавать взятый напрокат автомобиль, а я побежал к телефону, в четвертый раз за день набирать тот же номер. Там было занято. Я сделал еще две попытки, и на третий послышались долгие гудки, но я только зря потерял время, потому что ответивший мне женский голос не назвал отзыв на мой пароль, и трубку раздраженно бросили. Я сразу же перезвонил еще раз и услышал мужской голос, знакомый по предыдущим звонкам, размеренный и учтивый, но, к сожалению, не обнадеживающий. Как и предупреждали, генерала теперь две недели не будет. Злой и обескураженный, я повесил трубку. До отлета оставалось полчаса.

Мы с Франки договорились, что я пройду паспортный контроль, пока он будет возвращать автомобиль в «Хертце», чтобы, в случае если меня задержат, он успел ускользнуть и поднять тревогу в Верховном суде. Но в последний момент я передумал и решил подождать его в полупустом зале перед паспортным контролем. Я сидел слишком долго и чем дольше сидел, тем больше привлекал внимание (особенно учитывая деловой портфель, два дорожных чемодана и сумки с подарками). По громкой связи женский голос (кажется, еще более нервный, чем у меня) объявил, что заканчивается посадка на рейс в Монтевидео. Я в панике сунул носильщику чемодан Франки вместе с крупной купюрой и велел:

— Отнесите этот багаж к стойке проката «Хертц» и скажите сеньору, который там сейчас расплачивается, что я пошел на самолет, или пусть немедленно приходит.

— Сходите сами, — ответил он, — так будет проще.

Тогда я направился к сотруднице авиакомпании, выпускающей пассажиров на посадку.

— Пожалуйста, — попросил я, — подождите еще пару минут, я отыщу своего друга, он сейчас сдает прокатную машину.

— У нас всего четверть часа до взлета, — сказала она.

Наплевав на все приличия, я помчался к стойке. От волнения я окончательно сбросил чопорный облик своего альтер эго и снова стал взбалмошным кинематографистом. Долгая подготовка, скрупулезный расчет и изнурительные репетиции — все за две минуты полетело коту под хвост. Франки тем временем преспокойно обсуждал с сотрудником «Хертц» проблемы размена.

— Ты спятил! — закричал я. — Плати как есть и жду тебя в самолете. У нас пять минут осталось.

Усилием воли заставив себя успокоиться, я проследовал на паспортный контроль. Погранконтролер открыл паспорт и пристально посмотрел мне в глаза. Я выдержал взгляд. Тогда он снова посмотрел на фото и на меня. Я держался.

— В Монтевидео? — спросил он.

— В родные пенаты.

Он поглядел на электронные настенные часы.

— На Монтевидео уже улетел.

Я принялся возражать, и он, справившись у сотрудницы «ЛАН-Чили», убедился, что нас действительно ждут. Оставалось две минуты.

Тогда он проштамповал паспорт и с улыбкой протянул его мне.

— Счастливого пути!

Не успел я отойти от будки контроля, как мою вымышленную фамилию объявили по громкой связи. Я понял, что это конец, что самое непоправимое, которое раньше могло произойти только с кем-то другим, теперь произошло и со мной. При этом я почему-то ощутил облегчение. На самом деле разыскивал меня конечно же Франки, чей посадочный талон я унес в своих бумагах.

Пришлось снова бежать к выходу, просить у погранконтролера, штамповавшего мой паспорт, разрешения пройти и вернуться, таща за собой Франки.

В самолет мы поднялись последними, и в спешке я даже не осознал, что один в один повторяю свои поступки двенадцатилетней давности, когда улетал в Мексику.

Мы уселись в самом хвосте, на единственные свободные места. И там на меня нахлынули совершенно противоположные настроению всей нашей поездки чувства. Глубочайшая грусть, ярость, невыносимая боль — и в то же время громадное облегчение, что все участники приключения целы и невредимы. Однако вновь проснувшиеся громкоговорители вернули меня к действительности:

— Всех пассажиров просим предъявить билеты на рейс. Проверка.

В салон уже входили двое в штатском, которые с одинаковым успехом могли быть и из авиакомпании, и из спецслужб. Мне много приходилось летать, поэтому я знал, что проверка посадочных талонов на борту в самый последний момент не редкость. Однако я первый раз видел, чтобы просили предъявить билеты. Означать это могло что угодно. В страхе я принялся искать спасения в зеленых глазах стюардессы, раздающей леденцы.

— Это просто вопиющее безобразие! — возмутился я.

— Ох, сеньор, что ж тут поделаешь… От нас ничего не зависит.

Франки, как всегда в критической ситуации прибегая к шутке, спросил, собирается ли она ночевать в Монтевидео, и девушка ответила ему в тон, что лучше справиться об этом у ее мужа, второго пилота. А я уже больше не мог выдержать ни секунды пребывания в фальшивой шкуре. Хотелось вскочить и, послав проверяющих к чертям, крикнуть им в лицо: «Да, это я — Мигель Литтин, кинорежиссер, сын Кристины и Эрнана, и ни вы, ни кто другой не вправе запрещать мне жить в собственной стране под собственным именем и внешностью». Однако в действительности я ограничился тем, что покорно и по возможности чинно протянул билет, скрывшись под надежным панцирем своего альтер эго. Контролер вернул мне билет, едва взглянув.

Через пять минут, пролетая над розовеющими на закате снегами Анд, я осознал, что шесть оставленных позади недель станут в моей жизни не самыми героическими, как думалось поначалу, а, что гораздо важнее, самыми достойными. Я посмотрел на часы — десять минут шестого. В этот час Пиночет, выйдя из кабинета в сопровождении своей свиты, прошел не спеша по длинной пустынной галерее и спустился на первый этаж по роскошной покрытой ковром лестнице, волоча за собой тридцать две тысячи двести метров ослиного хвоста, который мы ему прицепили. Я мысленно от всей души поблагодарил Елену. Стюардесса с изумрудными глазами принесла нам по коктейлю и сообщила, хотя мы не спрашивали: