Татьяна Устинова - Я - судья. Божий дар

Был ноябрь. В Москве — холод, ледяная каша под ногами, каждая пробежка от подъезда до машины — как переход Красной Армии через Сиваш. А во Франции — вовсю зеленеют газоны и можно гулять в туфлях, чувствуя сквозь тонкую подошву камни Монмартра. Я прилетела в пальто, но за три дня ни разу его не надела. Гуляла по набережным Сены в свитере, обмотав горло белым кашемировым шарфом — не столько для тепла, сколько для шика. В этом шарфе я чувствовала себя немножко Мирей Матье и немножко — Софи Марсо, вот как. Шарф Кирилл купил мне в «Галерее Лафайет». Мне ужасно нравилось, когда он сам заматывал мне этот шарф вокруг шеи, чтобы я не простужалась.

Закончив дела, он повез меня в какой-то загородный ресторан. Ресторан был маленький, с кружевными занавесками на окнах и геранью в горшках. Удивительное дело! Ноябрь на дворе, а у них герань цветет.

Мы сидели на открытой террасе, ели вонголе из огромной миски, запивали белым вином из смешных маленьких бутылочек, и Кирилл объяснял, что во Франции это называется полбутылки.

Может, потому, что день был будний, а может, потому, что заканчивался сезон, но ресторан был практически пуст. Только мы с Кириллом да пожилая пара за угловым столиком террасы. Наверное, им было лет по семьдесят, этим старичкам. А может, и по восемьдесят. Оба загорелые, белозубые, коротко стриженные, в белых брюках и ярких свитерах. Они оживленно болтали по-французски, потягивая сидр. Официант принес блюдо с лангустами и плед, в который пожилой мсье завернул свою подругу.

Глядя на этих старичков, я поняла, что больше всего на свете хочу спустя пятьдесят лет вот так же сидеть с Кириллом где-нибудь на террасе загородного ресторанчика. И чтобы он тайком, когда не видит официант, пожимал мне руку. Наверное, через пятьдесят лет рука у меня будет высохшая, как птичья лапка. Но это неважно. Ведь смеяться-то, и смотреть друг на друга, и любить мы будем как молодые.

Потом в отеле, лежа у Кирилла на плече и глядя на огонек его сигареты, чуть высвечивавший красивую скулу (он всегда курил в постели после того, как мы занимались любовью, и мне это безумно нравилось), я ему все сказала. Что люблю его, что хочу быть с ним, что уже намечтала нам общую старость. Он тогда, помню, отшутился: у меня работа вредная, я не доживу.

По возвращении в Москву выяснилось, что у нас проблемы. То есть Кирилл говорил, что проблемы у него. Но это же полная ерунда, правда? Если у людей общие радости, общая постель, общие интересы, в перспективе — общая жизнь и общая старость, — то и проблемы у них общие.

Строительная компания, в которой Кирилл был замом генерального, отстегнула какому-то чиновнику из мэрии шестизначную сумму в свободно конвертируемой валюте, чтобы выиграть тендер на строительство торгового центра. Чиновник, судя по всему, брал, не зная меры, и не только у Кирилловой компании. В итоге попался на горячем и сдал всех, кто нес ему денежки.

— Если дойдет до суда — полетят головы, — объяснял мне Кирилл. — Будут аннулированы результаты тендера, фирма понесет убытки, а то и вовсе вынуждена будет ликвидироваться.

Меня мало заботило, что там будет с фирмой, ликвидируется она или, напротив, в результате недружественного слияния и поглощения эта строительная компания превратится в акционерное общество по оптовой продаже хлебобулочных изделий. Меня волновала только и исключительно судьба Кирилла. А судьба его, в случае если дело дойдет до суда, могла сложиться самым драматическим образом. Беда в том, что бумаги подписывал непосредственно Кирилл. Если дойдет до суда — на скамье подсудимых окажется именно он.

В детстве бабушка вместо сказок на ночь читала нам с Наткой книги про декабристов из серии «Жизнь замечательных людей». Натку в этих книгах интересовали исключительно выезды, туалеты и адюльтеры. Я же восхищалась женами декабристов. Мне хотелось быть похожей на них.

Бойтесь своих желаний, ибо они исполняются. Кто это сказал? Не помню. Но сказал очень правильно…

Кирилл, разумеется, не жаждал повторить судьбу декабристов и провести остаток жизни во глубине сибирских руд. Напротив, хотел, чтобы я, пользуясь своими связями в прокуратуре, свела его с нужными людьми. Тогда он смог бы договориться, как разрулить эту неприятную ситуацию.

Весь следующий месяц я обивала пороги, просила, заигрывала и унижалась перед разнообразными «нужными людьми». Но это все не имело значения. Значение имела наша общая старость. А это — нет. В общем, я свела Кирилла с нужными людьми, они договорились, и все снова наладилось. То есть у нас с Кириллом. То есть я так думала.

В тот день я испекла свой фирменный яблочный пирог. В сущности, единственное, что я умела печь. Кириллу пирог нравился. И то, что я печь не умею, — тоже нравилось. Во всяком случае, так он говорил. Кирилл должен был приехать после девяти. Сашка умотала на дачу к подруге с ночевкой, и я предвкушала целый вечер вдвоем с Кириллом.

Но он не приехал — ни в девять, ни в одиннадцать, ни в час ночи. Телефон его был выключен. В половине третьего я принялась обзванивать морги и больницы. Меня трясло, и я жалела, что не курю. Если бы в доме были сигареты, я бы, наверное, в ту ночь закурила. Но сигарет не было, и я ела пирог — просто чтобы успокоиться. К шести утра пирог закончился. Я достала из холодильника остатки вчерашней курицы и стала есть курицу. Курица закончилась к семи. Потом меня начало рвать. После рвоты желудок болел, как будто туда засунули моток колючей проволоки, и во рту был омерзительный кислый привкус. Но зато я немного успокоилась.

В девять утра я позвонила Кириллу на работу. Трубку сняла секретарша и сказала, что Кирилл Олегович на совещании. Передать, что вы звонили?

Когда я приехала на работу, видок у меня был, наверное, такой, что краше в гроб кладут.

Машка решила, что я заболела.

— Кузнецова! — заорала она. — С ума сошла? Ты чего больная на работу приперлась? Сама сляжешь и нас всех перезаражаешь!

Узнав, в чем дело, Машка собралась было сама звонить Кириллу. Но я ее отговорила.

Вечером он позвонил как ни в чем не бывало. Прости, замотался, дела, заеду, как освобожусь.

Освободился Кирилл через неделю. Я за эту неделю спала на круг пять часов и потеряла шесть килограммов. Хочешь похудеть? Спроси меня как.

Через неделю он повел меня ужинать. Потом повез к себе. Все как обычно. Даже лучше, потому что я по нему дико соскучилась. Потом, обнимая его в темноте, я попросила: «Никогда больше так не делай». Он не понял — чего не делать? Я держалась всю эту неделю, а тут разревелась самым позорным образом. Ревела, как белуга, и все пыталась объяснить ему, что чуть с ума не сошла от переживаний.

Кирилл включил бра и посмотрел на меня так, будто неожиданно вместо любимой женщины в постели у него оказалось гремучая змея.