Татьяна Устинова - Я - судья. Божий дар

В дверь постучали. Кого это принесло?

— Лен! Елена Владимировна!

А, это наш прокурор Говоров проснулся. С чего это у него вдруг такая активность прорезалась? Надоело самолетики в блокноте рисовать? Или что? Карандаш сломался? Точилку одолжить пришел? А может, чаю хочет?

— Лен! Вы там? У вас все в порядке?

— Извините, Никита, у меня перерыв. Увидимся в зале.

В зале бы ты был такой заботливый, интересовался бы, в порядке я или как. А то сидит, рисует, пока меня этот адвокат с ума сводит.

Через дверь слышно было, как Говоров с кем-то поздоровался и протопал прочь от ее кабинета. Лена допила чай, глянула на часы. Перерыв подошел к концу.

В зал она возвращалась с тяжелым сердцем. Ясно было, что дело развалилось, что подонок, из-за которого старушка оказалась на больничной койке, никакого наказания не понесет. И ничего она, судья, с этим поделать не сможет. Мерзко.

Лене хотелось одного: чтобы все поскорее закончилось. Хотелось выбросить это позорное дело из головы, снять мантию, доехать до дому, завалиться на диван, посмотреть вместе с Сашкой какое-нибудь хорошее доброе кино и не думать о Шипилове с его адвокатом и о Говорове, который озабочен исключительно рисованием, а никак не торжеством справедливости.

Адвокат снова распинался насчет того, какой Шипилов замечательный. Лена его почти не слушала. Когда он закончил, ударила молоточком по столу и объявила прения.

— У обвинения есть вопросы? Заявления?

Ни вопросов, ни заявлений от Говорова Лена не ждала никаких. Но порядок есть порядок.

Однако Говоров неожиданно поднялся с места.

— Позволите и мне зачитать цитату из характеристики? — спросил он.

Почему нет? Сегодня такой день — все читают характеристики.

Говоров открыл папку и стал читать:

— «…Мальчик добрый, ласковый. В начальной школе был робким, застенчивым, если у него не было ручки, мог весь урок просидеть без нее. Из-за врожденной близорукости плохо видел написанное на доске, но боялся спросить. Всегда был усидчив, старался учиться хорошо. В старших классах наладил контакт с одноклассниками, выполнял обязанности редактора школьной газеты, проводил уроки политинформации, являлся членом школьного комитета комсомола. Никогда не позволял себе фамильярности с девушками. Мечтал проявить себя в науках, в труде и ждал высокой любви».

Говоров повернулся к психологу:

— Я хотел бы задать вопрос в первую очередь специалисту. Что вы можете сказать о человеке на основании услышанного?

Психолог пожал плечами:

— Там все сказано: неконфликтный, тихий, добрый…

— На ваш взгляд, может ли такой человек представлять социальную опасность?

— Я не могу судить заочно, но, если исходить из услышанного, — скорее нет, чем да.

— Значит, скорее нет, — сказал Говоров, захлопывая папку. — Между тем то, что я сейчас прочел, — отрывок из характеристики одного из самых кровавых и самых знаменитых серийных убийц двадцатого века — Андрея Романовича Чикатило. Я, собственно, к тому, насколько можно верить характеристикам. Но это так, к слову.

Прокурор повернулся к Лене:

— Ваша честь, я хотел бы вызвать для дачи показаний свидетеля.

Шипилов заерзал на стуле, покосился на адвоката. Похоже, что-то пошло не так. Адвокат нервно покусывал кончик карандаша. Что еще за свидетель? Вроде же разобрались со всеми свидетелями? Или этот гаденыш, подзащитный его, что-то скрыл? Может, там был еще кто-нибудь?

«Гаденыш» сидел, словно кол проглотил. Кого они еще притащили? Какого свидетеля? Во дворе никого больше не было! Или был? Там вроде машина была припаркована, с тонированными стеклами. Олег с Пашкой думали, она пустая, но вдруг кто-нибудь сидел внутри? Просто за темными стеклами его видно не было?

— Вызывается свидетель Анохин Павел Иванович!

У Олега отлегло от сердца. Дурак, чего он беспокоился! Это всего-навсего Пашка! Сейчас Пашка встанет за кафедру, в сто десятый раз расскажет, как они с Олегом сидели на лавочке, потом он, Пашка, отвлекся на телефонный разговор, а потом увидел, что бабулька поскользнулась и упала, Олег хотел помочь, но не успел. И что ссоры никакой не было, какая ссора? И Олега наконец отпустят. И слава богу, потому что суд этот ему уже смертельно надоел.

Адвокат, услышав, что свидетель — всего лишь Анохин, тоже заметно расслабился, показал Олегу большой палец — мол, все о'кей. Шипилов снова откинулся на спинку стула.

Пашка вошел в зал, ни на кого не глядя, глаза в пол, в Олегову сторону даже не повернулся. «Чего это он странный такой?» — подумал Олег. Впрочем, какая разница?

— Свидетель, представьтесь, пожалуйста.

— Анохин Павел Иванович.

Никита встал с места.

— Можно начинать опрос свидетеля?

Лена кивнула — начинайте.

— Павел Иванович, — попросил Говоров, — расскажите суду о вечере двадцать девятого сентября. Где вы были, что делали?

Павел Иванович глубоко вздохнул и забубнил:

— Ну, мы сперва после института зашли в паб на Пушке…

— С кем вы были?

— С Олежкой… То есть с Олегом Шипиловым.

— Вы вышли из паба вместе?

— Да.

— И куда вы направились?

— Пошли погулять.

— Что было дальше?

— Ну, взяли пива и зашли ко мне во двор… Сели покурить…

— Куда вы девали пустые банки из-под пива? Выбрасывали в урну?

— Нет.

— Куда же?

— Бросали в щит, у нас во дворе такой шит стоит, гордость нашего района, все такое…

— И тогда к вам подошла Осипова?

— Да.

— Что произошло дальше?

— Бабка эта, ну, Осипова, подошла к нам и давай гнать телеги. Типа, вы над памятью надругались, хулиганы, идите в другое место и все такое. Ну, Олег ей говорит: сама, мол, вали отсюда, пока тебе ноги не переломали.

— Шипилов употреблял нецензурные выражения? Оскорблял Осипову?

— Да.

— Не припомните, что именно он говорил?

— Говорил, что она старая шлюха и коммунистская подстилка. Она услышала — и в крик: я, типа, сейчас милицию вызову, а ну пошли прочь, как не стыдно… Ну, Олег встал и начал ее пихать.

— Как именно?

Пашка снова глубоко вздохнул и принялся теребить рукав куртки. Теребил он его так усердно, что казалось, сейчас оторвет.

— Сначала руками, потом за шиворот взял и дал пенделя… Ну, ногой пнул пониже спины, в общем. Она упала, орать стала… Эта, вторая женщина, вышла из подъезда…

Олег слушал Анохина с открытым ртом. Что он несет?! Что этот придурок несет? Гад ползучий! Когда Анохин сказал про пендель, Олег не выдержал, вскочил и заорал:

— Он врет все! Ничего такого не было! Она сама упала!

Лена ударила молоточком по столу:

— Обвиняемый! Прошу прекратить выкрики с места. Вам будет дано слово позже. Сейчас ведется опрос свидетеля! Продолжайте, Анохин.

— Ваша честь! — спохватился адвокат. — То, что Анохин рассказывает, полностью противоречит его прежним показаниям. Предполагаю, что свидетель изменил показания под давлением! Его нынешние слова — ложь! Нет никаких доказательств, что сейчас свидетель говорит правду!