Владимир Познер - Одноэтажная Америка

Смертник был черный, двадцати двух лет, грамотный и умный. Он убедительно говорил о своей невиновности. Описал свою юность в банде, единственном месте, где он был кому-то нужен, где он был частью чего-то. Абсолютно не верил в справедливость правосудия. «Среди смертников нет ни одного, у кого есть деньги», — сказал он. Техасские суды назначают частных адвокатов для защиты неимущих людей. Но ни одного компетентного среди них нет. Заключенный считал, что американская мечта, «плавильный котел» и «правосудие для всех» — это просто фантазии. Познер попросил его закончить предложение: «Для меня быть американцем значит…» И он сказал: «…Абсолютно ничего».

Еще один заключенный сказал, что не верит никаким апелляциям, но он должен надеяться, потому что без надежды он погибнет наверняка.

Владимир, рассказывая это, переживал всю историю снова. Он не был уверен в невиновности людей, но абсолютно точно было то, что в той части страны, где доминируют белые, надежды на честный суд не было никакой.

В Америке три с половиной тысячи осужденных на смертную казнь. Познер считал, что система порочна: вынесение приговора о смертной казни зависит от цвета кожи и денег, а не от правды.

Мы встретили Марка Мура на семейном ранчо на юге города. Ему было двадцать восемь лет, его немного квадратное лицо было чисто выбрито, на голове соломенная шляпа. В рабочей обуви, жуя табак, он смотрел на нас с любопытством в глазах. Он был от природы застенчив. Уже третье поколение его семьи владело ранчо, его дед был издольщиком, он пахал землю. Марк учился в колледже, затем занимался банковским делом. Но в выходные, пока его друзья смотрели футбол или ездили в Хьюстон, Марк работал на ранчо.

Он никому не говорил об этом, но в какой-то момент ему стало ясно, что все-таки его сердцу милей животные и земля. Так что он оставил банковское дело и вернулся на ранчо.

В нашей стране не принято, чтобы мужчина оставлял высокооплачиваемую, успешную карьеру для чего-то, что дает меньше денег. «Не особенно много заработаешь скотоводством», — сказал я.

«Да, не особенно много заработаешь на скоте, — повторил он. Затем добавил: — Но я не говорил, что совсем ничего».

Он показал нам своих лошадей, ведя разговор и поглаживая шею одной из них, нежно, но без сентиментальности. Иметь ранчо — это тяжелая работа, и здесь должны работать жесткие люди. Марку Муру была присуща стойкость, но он не был жестким человеком. Владимир спросил его, что больше всего волнует его, как американца. «Я думаю, мы теряем веру в Бога. Некоторые пробуют применить фразу «Мы верим в Бога» даже к деньгам».

Познер настаивал: «Ты говоришь, что, как американец, ты обязан верить в Бога?» Марк подумал: «Нет, я не так сказал. Это Америка. И вы имеете права. И даже право — не верить в Бога».

Может быть, потому, что они жили в маленьких общинах, была какая-то учтивость и тонкость у большинства сельских жителей. Так что я был удивлен тем, что, когда интервью закончилось, Марк сказал: «Я почти настаиваю, чтобы вы, ребята, поехали со мной на другое ранчо, ниже по реке. Я хочу, чтобы вы увидели это».

У нас было запланировано другое интервью в Хьюстоне, но от такого приглашения мы не могли отказаться, и я прыгнул в его грузовичок. Наш караван поехал следом. Двигаясь по дороге, мы проехали мимо черного мужчины, работающего рядом с маленьким домом, Марк помахал рукой, и он махнул в ответ. «Это мой арендатор», — сказал он.

Я спросил, каковы расовые отношения в этой части страны.

— Довольно сносные, — сказал Марк. — Джаспер в пятидесяти милях отсюда. Тот самый город, где они волочили беднягу. Но здесь дела обстоят неплохо.

Я помнил это ужасное преступление, совершенное несколько лет назад. Черного мужчину привязали к машине и таскали до тех пор, пока он не умер.

— Людей тут принимают за людей. Вряд ли вы услышите это слово на букву «Н», может, все еще где-нибудь на западе Техаса. — Он помолчал. — Я просто думаю, что мы должны смотреть в будущее, а некоторые люди все еще придерживаются старых взглядов. Как сто сорок лет назад.

— Что ты имеешь в виду?

— Рабство. Я не думаю, что работу сейчас должны давать, полагаясь на расовые предрассудки.

Я понял его утверждения, но я видел вещи немного иначе.

— Мне 59, и я помню, когда Верховный суд объявил вне закона расовую сегрегацию в школах. И я помню совершенно ясно, когда в шестидесятых, в конце концов, Конгресс гарантировал черным право на голосование. Это все происходило на моей памяти и как будто недавно. У нас была долгая история дискриминации, и, я думаю, это все еще встречается.

Он слушал.

Мы свернули с мощеной дороги на узкую тропу — просто две колеи. Я повернулся назад удостовериться, что наш караван едет за нами. Тропинка плутала по высокой траве, по обеим сторонам тропы пасся скот. Дорога спускалась в лощину, под колесами был песок, и руль проскальзывал.

Городская и сельская жизнь учит разным вещам, и я знал, что выросшие в городе русские в другой машине думали обо всем этом: «Куда, к черту, мы едем? Мы можем здесь застрять!»

— Эти ребята переживают, как бы не застрять, — сказал я.

— Да нет проблем, — сказал Марк, с уверенностью человека, который живет в деревне. — У меня есть цепь, и, если они застрянут, я просто вытащу их.

Он остановился возле деревьев. Впереди была река, и было видно песочный берег на другой стороне. Вода была мутная. Он смотрел на безмятежную воду. Чудесная голубая цапля медленно взлетела неподалеку.

— Это место какое-то особенное для тебя? — выпалил я неожиданно, но было уже поздно.

— Здесь я сделал предложение моей жене, — сказал он со стеснительной улыбкой.

Пока мы ехали, Марк сказал:

— Можно мне спросить тебя кое о чем? Там, на ранчо, Владимир, как мне показалось, говорил довольно сильные вещи о Боге.

— Ну да, у него сильные убеждения. Он атеист.

— На самом деле? — его глаза расширились от удивления.

— Да! И, как человеку, имеющему двойное гражданство — русское и американское, — ему важно, чтобы люди понимали, что у него есть такое право, как у гражданина.

Я рассказал ему о том нашем ужине с Познером в Москве. В нашей беседе я продекламировал преамбулу к Конституции:

«Мы, народ Соединенных Штатов, дабы образовать более совершенный союз, установить правосудие, гарантировать внутреннее спокойствие, обеспечить совместную оборону, содействовать всеобщему благоденствию и закрепить блага свободы для нас и потомков наших, торжественно провозглашаем и устанавливаем настоящую Конституцию для Соединенных Штатов Америки».

Когда я закончил, Владимир посмотрел на меня и сказал:

— Разве ты не чувствуешь, как мурашки бегут по твоей спине?