Роман Сенчин - На черной лестнице (сборник)

Но ела совсем немного, и в детстве, и сейчас к пище не испытывала жадности. Ей нравилось само ощущение, что вокруг много продуктов. Они были самой надежной вещью, самой верной защитой…

После восьми вечера покупателей становилось меньше, и Лена начинала томиться в своем тонаре. Присаживалась на стульчик, но то и дело поднималась, протирала разделочную доску, заглядывала в холодильник, проверяя, сколько чего осталось, нет ли залежавшегося, на грани просрочки, товара. Вынимала из кармана халата сотик и расстроенно-удивленно надувала щеки – время ползло очень медленно.

Из открытого окошечка тянул ледяной сквозняк. На улице метался ветер, кружа сухие крупинки снега… Хорошо, что ей до дома всего две трамвайные остановки – минут десять быстрым шагом.

Лена задумалась, вспоминая, что там на ужин, на завтрак, нужно ли в магазин заходить… Творожная масса есть, вчерашний рис в кастрюльке, яблоки. Креветок можно сварить… Да нет, выбор есть – что-нибудь приготовит. Сделает ужин, отнесет в комнату, устроится на диване, включит телевизор.

Еще раз взглянула на часы. Без семи девять. Пока перечислит Рагиму, что привезти завтра, пока снимут кассу, закроют тонар, пройдет полчаса… Успеть бы к комедии на «ТНТ».

– Есть кто? – голос в окошечке; мужской, молодой голос.

– Да. – Лена поднялась со стульчика. – Заказывайте.

– А это что у вас кровяная колбаса, что ли?

– Да. Новинка нашего предприятия.

– М-м! А вкусная?

Лена не пробовала кровяную колбасу – страшновато было: колбаса из крови, – но ответила: «Очень вкусная». В качестве того, чем торговала, она была уверена, тем более что ни разу никто серьезно не жаловался. Лишь домохозяйки иногда недовольно ворчали – «что-то “Краковская” мне вчера не понравилась, возьму сегодня “Одесскую” лучше»…

– Ну, взвесьте палчонку. Поем, о родине вспомню.

Лена выбрала побольше, положила на весы. А невидимый человек на улице (чтобы увидеть его, Лене нужно было наклониться) продолжал говорить:

– Я сам-то родом из Тувы. Это в Сибири, южнее Красноярского края есть республика. Не бывали?

Зная, что с покупателями нужно быть вежливой, Лена с доброжелательной грустинкой в голосе ответила:

– Нет, к сожалению, не бывала.

– Зря. Представится возможность, побывайте. Самое красивое место на земле. Горы, Енисей, степи… И там такую кровяную колбасу делают – м-м! Называется хан. Вкуснее ничего нет. Я хоть русский, но очень люблю.

– Шестьдесят три рубля сорок копеек, пожалуйста.

Рука положила на стеклянную плошку для денег сторублевку. Лена отдала колбасу в целлофановом пакетике, стала набирать сдачу.

– Три сорок есть у вас?

– Да есть где-то, – голос с улицы, – холодно искать.

Ее кольнуло раздражение. «Хоть бы уж наврал просто, что нету». Насчитала монеты…

– Держите.

– Спасибо.

– Спасибо вам.

– Сейчас возьму водочки, порежу колбаски и побываю в Туве.

– Приятного вечера.

Тува какая-то… Лена нигде не бывала. Нет, в детстве родители один раз ездили с ней в Феодосию, но ей ничего не запомнилось – ей было неполных пять лет. От той поездки остались хранящиеся в серванте лакированный крабик с отломанными клешнями на подставке с надписью «Феодосия» и несколько бледно-розовых камушков в надколотой фарфоровой чашке.

В ранней юности Лена несколько раз заговаривала о том, что ей хочется куда-нибудь съездить, что вот в школе собирают группы то в Тарусу, то в Михайловское, то в Петербург, а родители грустно отвечали: «Но ведь это денег стоит, доченька… У нас до зарплаты – не знаем, дотянем опять или нет».

От прошлого светлыми лучами остались дни, проведенные на даче в Толстопальцеве. Бревенчатый дом, снаружи небольшой, но внутри казавшийся огромным из-за множества комнаток; просторный участок, где была и лужайка, и заросли малины, и настоящий еловый лес с орешником и покрытым ряской прудиком. Дача эта была старая, фамильная, но в начале девяностых тетка, мамина сестра, которой эту дачу завещали (маме отошла двухкомнатная квартира, где сейчас жила Лена), продала ее – очень нужны были деньги…

Реальный мир для Лены ограничивался Москвой, да и то в основном одним районом – Нагатиным. Здесь был ее дом, здесь она ходила в садик, окончила школу, здесь, то в магазинах, то в тонарах, работала. В другие районы и центр почти не выбиралась – не было повода. Разве что иногда в гости к подруге Маринке в Свиблово…

Пять минут десятого подъехал на «жигулях» Рагим. Забрался к ней.

– Привет, – сказал, как всегда, тихо, устало. Отряхнул с головы, плеч крупинки снега. – Кáк дела?

– Нормально. Давай подсчитаем.

Лена доверяла Рагиму – кажется, честный парень. По крайней мере, за те почти полгода, что она здесь, ни разу не пытался ее обмануть, подставить. И смотрит всегда как-то тепло и тоскливо, словно жалеет ее, хочет сказать важное, но не решается. Да и понятно, в общем-то, что, и Лена знает, что ответит ему, если он вдруг решится, – ответит сразу и твердо, – но все же каждый день ждет его слов. Волнуется, слегка путается, нервничает, когда Рагим рядом.

Друг о друге им почти ничего не известно. Он для нее – экспедитор, она для него – одна из нескольких продавщиц его участка. По утрам он привозит ей товар на своем «жигуленке», вечером забирает деньги. Они закрывают тонар и прощаются.

Сегодня все было, как много вечеров перед этим. И попрощались обычно: Лена сказала «до свидания», Рагим кивнул, грустно взглянул на нее и залез в свою неказистую, помятую машину… Может, в свободное время он ездит на иномарке, но работает на такой вот, в которую девушку стыдно пригласить. Да и есть ли у него свободное время…

Через подземный переход Лена миновала проспект Андропова и по левой стороне Нагатинской улицы пошла к дому.

Дом был, наверное, сталинских времен. Пятиэтажный, из темно-серого кирпича, с полосками кирпичей бордовых между третьим и четвертым этажами и под кровлей. На первом этаже хозяйственный магазин (когда-то был магазин «Ткани»), окна там полукруглые, даже лепнина есть… Оказываясь в других местах Москвы, Лена замечала такие дома: они стояли по два-три и в центре, и на самых дальних окраинах. Словно их выстроили в одном каком-то месте, а потом разбросали по городу, туда, где они были особенно в тот момент нужны.

Когда Лена встречала эти пятиэтажки, у нее теплело в груди, она мысленно передавала им привет от дома, в котором жила; ей казалось, что они скучают друг по другу.

Возле подъезда остановилась, нашла в кармане плаща ключи, приложила один к кодовому замку. Замок запищал, дверь чуть приоткрылась. Лена вошла в подъезд, по бетонной лестнице поднялась на свой третий этаж.

В квартире пахло вкусно – Лена любила жечь ароматические палочки, клала на шкафы надушенные ватки. Впрочем, сложно было сказать, что именно она это любила, это делала ее мама, а потом, после мамы, стала делать и Лена…