Виктория Лебедева - В ролях

Любочка отыскала глазами Нину, пробралась к ней, подергала за рукав:

– Кто это?

– Ну ты даешь! – громким шепотом восхитилась Нина. – Это ж сам Лева Бурмин! Режиссер. Знаменитость ленинградская.

Любочка стояла рядом с Ниной и с пристрастием рассматривала Леву. Ничего в нем не было особенного. Высокий голосок, по-женски изящные ручки, несвежая рубашка из-под смятого пиджака. И чего они все так около него прыгали? Любочка не понимала.

Она добивалась его долгих три месяца, дав отставку всем остальным соискателям. Она не понимала, да и не пыталась понять, что происходит с ней, но остановиться не могла. Лева был вор, укравший у Любочки пальмовую ветку, и она во что бы то ни стало силилась победить его – единственным способом, который знала.

Победа досталась Любочке трудно. И, по сути, это была не совсем победа. Потому что для Левы Любочка так никогда и не стала Музой. Он связался с ней только потому, что это льстило его самолюбию.

Лева был тщеславен, как бывают тщеславны только очень молодые таланты, и невзрачные театральные девочки, готовые на все, ему порядком поднадоели. Он хотел для себя всего самого лучшего, отборного. Любочка в этом смысле была удобным объектом. Лева владел ею, как владеют нынче дорогими автомобилями и особняками на Рублевке. Ему было отрадно, что эта холеная взрослая самка, которую все стремятся завоевать, по собственной инициативе выбрала его. Но любил он ее лишь до той степени, до какой можно любить полезную дорогостоящую вещь. Совсем не то – Любочка. Избалованная мужским обожанием, она впервые не смогла заполучить человека целиком, со всеми потрохами. Это началось с удивления, но в итоге переросло в болезненную страсть, в постоянную борьбу самолюбий. Она вкладывала в эти отношения все больше, а получала все меньше, и чем больше отдавала, тем прочнее прирастала к Леве. Впервые Любочка почувствовала себя несовершенной – неприметной приживалкой при большом человеке, и ей страшно хотелось дотянуться, стать равной своему избраннику; но, не владеющая никаким оружием, кроме традиционного женского, она не знала как.

То, что по сути было войной, со стороны выглядело большой красивой любовью. За кадром оставались одинокие вечера, полные боли и напряжения, во время которых Любочка металась по квартире, где горели романтические свечи и стыл ужин, пока Лева, обо всем на свете позабыв, пропадал в театре; за кадром были непрестанные домашние скандалы, во время которых Лева, пребывающий в бешенстве от того, что Любочка вечно отвлекает его всякими глупостями, бил тарелки и ломал стулья; за кадром протекали Любочкины горючие слезы, имеющие единственной целью привлечь внимание к собственной неудовлетворенной персоне. А в кадре все видели счастливую пару – Леву, встречающего Любочку у театра с букетом, таким огромным, что это отдавало бутафорией, Любочку, в обеденном перерыве вяжущую Леве свитер на зиму или подгоняющую по росту новые брюки. Как тут было догадаться, что для нее это лишь возможность обозначить территорию, а для него – широкий театральный жест, нацеленный на общие аплодисменты?

Никто в городе не удивился подобному альянсу. Кому, как не талантливому Леве, должна была достаться прекрасная Любочка? Кому, как не прекрасной Любочке, должен был принадлежать талантливый Лева?

Глава 24

Времена менялись, но Любочка этого почти не замечала.

Она отрезала волосы и выкрасилась, согласно новой моде, перьями, вставила в уши цыганские круглые серьги до плеча, купила в новоявленном торговом городке модные «вареные» брюки и большую коробку ярких разноцветных теней, от которых немедленно вспухли верхние веки и зачесались глаза; она, как все прочие, ужасно утомилась и убегалась, когда по стране велено было в трехдневный срок обменять старые пятидесяти- и сторублевки на новые, а в середине весны того же года в продовольственном магазине порывалась устроить скандал, крича: «Меня обсчитали!», пока продавцы и покупатели не убедили ее, что это никакая не ошибка, а просто цены теперь выросли вдвое. Но все это проходило фоном, Любочкиной души не задевая.

С Левой было тяжело. За четыре года много произошло всякого, и удерживать его становилось все труднее. Первый же Левин спектакль дал аншлаги. Критика отреагировала на постановку благосклонно, статьи и рецензии были сплошь хвалебные; очень скоро поступило приглашение на всесоюзный фестиваль. И тут же ленинградские коллеги, одумавшись, стали зазывать Леву обратно, обещая, что разрешат ему все, что бы он ни пожелал, – цензура неожиданно для всех разжала зубы.

Любочку ослепило предвкушение большого города. Она была готова сорваться с места хоть завтра да хоть по-пластунски туда ползти. Ослепление очень быстро сменилось ужасом, что Лева уедет один. От страха потерять и его, и Ленинград Любочка ночами тихонько подвывала в подушку, но прямо спрашивать любовника о дальнейших планах боялась, зная его взрывной характер. В тот раз все обошлось – не совсем так, как хотелось Любочке (гордый Лева просто никуда не поехал). Но страх потери остался. И Любочка потихоньку, проявляя чудеса дипломатии, стала подталкивать его к тому, чтобы расписаться официально.

Жениться Леве было без надобности, но и особенно возражать он не стал – было просто лень. К тому же в этом браке виделись Леве некоторые плюсы. Во-первых, свой дом и не надо ждать, пока театр выделит казенную квартиру (да и выделит ли? вон что в стране творится); во-вторых, Любочка – баба хозяйственная, хоть и зануда; в-третьих, рожать не побежит – возраст не тот. А коли не побежит, то и не предвидится никаких особенных обязательств, хоть десять раз женись. Ну поживут, сколько бог даст, а там и разойдутся по мере надобности. В общем, Лева поартачился для порядка, да и согласился. Любя широкий театральный жест, он преподнес свое согласие на Новый год, в виде маленькой бархатной коробочки с обручальными кольцами, тщательно запрятанной внутри огромного букета белых хризантем. Свадьбу назначили на март.

Любочка извлекла с антресолей пыльный чемодан со старыми вещами. Платье Офелии от времени пожелтело, по ткани тянулись ржавые заломы, обозначая места сгиба, свалялись в комок мелкие розочки, пущенные по вороту, но это были мелочи – столько лет проработавшая с театральным костюмом, Любочка легко привела все в порядок.

Подруга Нина, которую Любочка позвала в свидетельницы, возмущалась:

– С ума ты сошла?! Сшей другое, примета плохая!

Но Любочка ее не слушала. Она хотела только это платье – и точка.

Лева, купив кольца, посчитал свою миссию по подготовке к свадебным торжествам выполненной, и все-то бедной Любочке приходилось решать самой – искать дефицитное шампанское, заказывать ресторан и машины, составлять список угощений, заполнять приглашения, покупать для жениха костюм, ботинки и запонки. Это отняло огромное количество сил и времени – в магазинах было шаром покати.