Мария Метлицкая - Всем сестрам... (сборник)

Через неделю, не попрощавшись, Людмила уехала на родину, в Воронеж, а еще через месяц Колька влюбился. Предмет его страсти звался Оксаной. Оксана работала на стройке штукатуром. В деревне, под Липецком, у нее жила мама, которая воспитывала ее сына Алешку.

Оксана была рыжая, кудрявая и смешливая. Кольке с ней было хорошо. Он хоть сейчас был готов жениться, но Оксана в этом вопросе оказалась девушкой серьезной.

– Куда торопиться? – удивлялась она. – Я с первым мужем-алкашом намаялась. Теперь хочу окончательно и на всю жизнь.

Колька вздыхал и соглашался. В летний отпуск поехали с Оксаной на ее родину. Накупили гостинцев сыну и маме. Будущая теща встретила их хорошо – с пирогами и вишневой наливкой. С Оксаниным сыном Алешкой Колька быстро нашел общий язык.

Ходили на речку, купались, загорали, собирали землянику и грибы. Спали на сеновале – и не было слаще сна. Характер у Оксаны оказался легкий и покладистый, да и Колька был не из зануд. Решили поработать в Тынде еще пару лет и вернуться в деревню, поставить большой и крепкий дом, сложить хорошую баню и завести хозяйство. Ну и, конечно, мотоцикл с коляской.

Колька сидел на косогоре, любовался закатом и думал о том, что никакой город ему не нужен. Человек он сельский, а где родился, там и сгодился. И еще мечтал, что родит ему Оксанка малышню – сына и двух дочек, ну, как получится, он всему будет рад. Потому что любил он Оксану так, что сердце заходилось.

Он предложил Оксане забрать мальца с собой, но тут воспротивилась теща. Здесь воздух, свое молоко, родная бабка. А там? Детский сад и жидкий суп с пшеном. И родители целый день на работе. В общем, крепко подумали, вздохнули и согласились. Против логики не попрешь, если голова на месте.

Еще через год поехали в отпуск на море. Колька хотел в Сочи или в Ялту, как советовали ребята, но Оксана строго сказала, что это места злачные, для тех, кто едет «погулять». А они, как люди семейные, да еще с ребенком, поедут на Азовское, в Ейск. Там и море мельче, и вообще все дешевле. Забрали пацана и рванули в Ейск. Отдыхали тихо, по-семейному. В рестораны не ходили – к чему деньги зря тратить, которые так тяжело достаются? Оксана вообще оказалась на редкость рассудительной и спокойной – какой и должна быть, по Колькиному разумению, жена.

Все бы хорошо, но Кольку мучила совесть. Третий год пошел, а он так и не был у матери на могиле. Да и сестру не видел. Деньги, конечно, отсылал и письма редкие писал, а она почему-то перестала на них отвечать. Обиделась, наверно. А что, права!

И Колька собрался на хутор. Взял неделю за свой счет, накупил подарков – цепочку золотую, перчатки кожаные румынские, шапку норковую и даже маленький цветной телевизор, «Юность» называется.

От поселка до деревни добирался на попутке. А как доехал, сразу пошел к тетке Клавдии. Самой тетки дома не оказалось – сестра Олька сказала, что они зарезали кабанчика и тетка поехала в город на базар.

– Ничего, свидимся, – сказал Колька. – Я на неделю приехал. А что Любка? Как поживает?

Олька покраснела и захихикала.

– Живет, не тужит. Сам увидишь. Замуж твоя Любка вышла! – и опять захихикала.

– За кого? – удивился Колька.

Олька засмеялась и пожала плечами.

«Всегда была дурой», – подумал Колька и попросил проводить на погост – показать мамину могилку. Нарвали в саду цветов и двинулись.

Кладбище находилось на другом конце деревни, на пригорке в березовой роще. Подошли к могиле. Простой деревянный крест, жестяная табличка с надписью. На кресте – мамина фотография на керамическом медальоне.

Колька сел на скамеечку и закурил. Олька что-то тараторила.

– Помолчи, – попросил Колька.

Она обиделась и отошла. А Колька разговаривал с мамой. Про себя, конечно. Прощения просил. За все. И было за что, это и так понятно. Детям всегда есть за что просить прощения у родителей.

Колька посмотрел на небо. Неярко светило прохладное осеннее солнце. Небо было чистым и прозрачно-голубым. Легкий ветерок перебирал на березках оставшуюся листву.

«Хорошо здесь, спокойно», – подумал Колька и прошептал:

– Лежи, мамка, не волнуйся. У меня все путем.

Он положил астры у материной фотографии и провел по ней рукой. Потом глубоко вздохнул и окликнул Ольку. Шли молча, но на душе у Кольки было спокойно и радостно. На развилке он попрощался с сестрой и двинулся к хутору.

Колька шел по знакомой тропе и узнавал каждый кустик и каждое дерево. Все было знакомым и родным. Он прибавил шагу. Впереди показался хутор. Из печной трубы вился дымок. Колька счастливо улыбнулся.

На крыльце стояла красная с белой полосой коляска.

«Уже и племяш народился! – обалдел Колька. – Или, скорее всего, племяшка».

Он подошел к коляске и заглянул внутрь. Младенец непонятного пола крепко спал и посасывал пустышку. Колька открыл дверь в избу. Пахнуло теплом и чем-то съестным. Колька сглотнул слюну и крикнул:

– Хозяйка!

Из кухни показалась Любка.

– Здорово, сеструха! – улыбнулся во весь рот Колька.

Любка охнула и прислонилась к дверному косяку, прижимая к животу поварешку.

– Ты? – тихо прошептала она.

– Я, а кто ж, по-твоему? – рассмеялся Колька. – А что ты так обалдела? Не ждала, что ли?

– Не ждала, – призналась сестра.

– Ну, ждала не ждала – а я вот, как видишь, нарисовался. Собственной персоной, – усмехнулся Колька и снял куртку и ботинки.

– А ты чего-то не радуешься, – удивился он.

– Я радуюсь, – тихо проговорила Любка и заплакала.

Колька открыл чемодан, стал доставать подарки и выкладывать их на стол. Любка стояла в дверном проеме и молча смотрела на него.

– Как племяша-то зовут? – обиженно спросил Колька. – Даже не написала.

– Дочка у меня, – ответила Любка. – Маринка.

– А чего не в честь матери назвала? – опять удивился он.

Любка ничего не ответила.

– Ну, иди, примеряйся, – важно скомандовал Колька.

Любка кивнула и продолжала стоять на месте.

Колька сел за стол и оглядел избу. В избе было чисто, а на окнах висели новые занавески.

– Ну а чего про братуху не спрашиваешь? Как у меня там, что?

Любка пожала плечами.

– Ну ладно, это правильно. Разговоры потом, успеем еще наговориться. А сейчас на стол собери. Проголодался я с дороги.

Любка кивнула и пошла на кухню. Колька посмотрел на нее.

– Че-то ты, мать, во все стороны разъехалась! – крикнул он вслед.

– Второго жду, – ответила Любка.

Колька был счастлив: родной дом есть родной дом. И слава богу, в нем все в порядке. «Молодец сеструха», – подумал он.

Любка на кухне гремела кастрюлями.

Дверь в избу растворилась, Колька услышал, как в сенях кто-то сбрасывает сапоги. «Вот и шурин, – подумал он. – Сейчас и познакомимся».

Но знакомиться не пришлось. На пороге стоял Синдеев.