Элиф Шафак - Сорок правил любви

Даже не глядя на Руми, я поняла, что он не удивился. Наверное, он привык к таким просьбам. Пока Руми и папа договаривались, я подошла ко двору медресе и увидела там нескольких мальчишек. Девочек там не было ни одной.

По пути назад я обратила внимание на молодую женщину, в одиночестве стоявшую поодаль. Когда я помахала ей рукой, она сначала замерла, однако после некоторого замешательства ответила мне тем же.

— Девочка, неужели ты видишь меня? — спросила она.

Я кивнула, и женщина, улыбнувшись, захлопала в ладоши:

— Это замечательно! Меня ведь никто никогда не видит.

Мы вместе с ней направились к тому месту, где стояли Руми и мой отец. Женщина оказалась права — мужчины не заметили ее.

— Кимья, подойти к нам, — позвал меня Руми. — Твой отец говорит, что тебе нравится учиться. Скажи, что тебя больше всего интересует в книжках?

Меня словно парализовало, и я не могла выдавить из себя ни слова.

— Подойди, милая, — сказал разочарованный отец.

Мне хотелось ответить правильно, чтобы папа гордился мной, но я не знала ответа и лишь тяжело вздохнула.

Мы с отцом уехали бы обратно в свою деревню не солоно хлебавши, если бы не молодая женщина. Она взяла меня за руку и произнесла: «Скажи правду. Все будет хорошо, я обещаю».

Почувствовав себя спокойнее, я повернулась к Руми:

— Для меня большая честь учить Кур’ан с вами, учитель. Я не боюсь трудной работы.

У Руми просветлело лицо.

— Отлично, — проговорил он и замолчал, словно вспомнил что-то неприятное. — Но ты девочка. Даже если будешь очень стараться и делать успехи, все равно выйдешь замуж и родишь детей. Годы обучения пройдут без пользы.

Я не знала, что на это ответить, и даже почувствовала себя виноватой. Папа тоже как будто расстроился и опустил голову. И опять молодая женщина помогла мне:

— Скажи ему, что его жена всегда хотела родить дочку и теперь она будет счастлива, если он возьмется учить девочку.

Когда я произнесла это, Руми рассмеялся:

— Понятно, вы побывали у меня дома и поговорили с моей женой. Но уверяю вас, Керра никак не участвует в моем учительстве.

Молодая женщина медленно, печально покачала головой и прошептала мне на ухо:

— Скажи, что не разговаривала с Керрой, его второй женой. Ты разговаривала с Гевхер, матерью его двух сыновей.

— Я говорила с Гевхер, — сказала я, тщательно произнеся имя. — С матерью ваших сыновей.

Руми побледнел.

— Девочка, Гевхер умерла, — холодно произнес он. — Что тебе известно о моей покойной жене? Это плохая шутка.

И тут вмешался отец:

— Уверен, учитель, у нее не было дурных мыслей. Уверяю вас, Кимья серьезная девочка. Она всегда уважительно относится к старшим.

Я поняла, что надо сказать правду:

— Ваша покойная жена здесь. Она держит меня за руку и помогает мне быть храброй. У нее карие миндалевидные глаза, милые веснушки, и на ней длинное желтое платье…

Я замолчала, заметив, что молодая женщина показывает на свои шлепанцы.

— Она хочет, чтобы я сказала вам о ее шлепанцах. Они сделаны из яркого оранжевого шелка и расшиты мелкими красными цветами. Они очень красивые.

— Эти шлепанцы я привез ей из Дамаска, — сказал Руми, и на глаза ему навернулись слезы. — Она любила их.

Сказав это, учитель умолк и принялся расчесывать бороду. Выражение его лица стало торжественным и отстраненным. Но когда он заговорил снова, в его голосе была нежность и ни намека на уныние.

— Теперь я понимаю, почему все думают, что у твоей дочери дар, — сказал Руми моему отцу. — Пойдемте ко мне домой. Мы поговорим о ее будущем за обедом. Уверен, она станет отличной ученицей. Она будет лучше многих мальчиков.

Потом Руми повернулся ко мне:

— Ты скажешь об этом Гевхер?

— Учитель, в этом нет нужды. Она слышит тебя. Но она говорит, что ей пора уходить. И еще она говорит, что всегда с любовью наблюдает за тобой.

Руми ласково улыбнулся. И папа тоже улыбнулся. Нам всем стало легко друг с другом, как не было прежде. В эту минуту я поняла, что моя встреча с Руми будет иметь далеко идущие последствия. У меня с мамой никогда не было особой близости, и, видно, чтобы возместить это, Бог дал мне двух отцов — моего настоящего отца и приемного.

Вот так восемь лет назад я оказалась в доме Руми — застенчивая девочка, жаждущая знаний.

Керра была доброй и любящей, даже более любящей, чем моя настоящая мама, и оба сына Руми хорошо приняли меня, особенно старший, который со временем стал мне старшим братом.

Странник оказался прав: как ни скучала я по папе и по сестре, но ни одной минуты не пожалела о приезде в Конью и о том, что живу в доме Руми. Под его крышей я провела много счастливых дней.

А потом появился Шамс Тебризи. Его присутствие все изменило.

9 июня 2008 года, Нортгемптон

Прежде боявшаяся одиночества, Элла обратила внимание, что в последнее время полюбила оставаться наедине с собой. Она была поглощена отзывом на «Сладостное богохульство» и попросила Мишель дать ей лишнюю неделю. Наверное, она могла бы закончить отзыв и раньше, однако ей не хотелось торопиться. Эта работа помогла ей понять самое себя, свои семейные обязанности и, увы, старое глубинное противостояние с мужем.

На этой неделе Элла в первый раз пропустила кулинарные занятия. Ей не хотелось ни с кем общаться, и в последнюю минуту она сказалась больной.

Свою переписку с Азизом она держала в тайне. В литературном агентстве не знали, что она виртуально флиртует с автором книги; дети и муж тоже не знали. За несколько недель ее жизнь, чистая и открытая, наполнилась секретами и ложью. Но больше всего Эллу удивляло то, что эта перемена нисколько ее не беспокоит. Она словно терпеливо ждала чего-то, уверенная, что это придет.

Однако электронных посланий ей было уже недостаточно. И она позвонила Азизу. Несмотря на пятичасовую разницу во времени, они теперь почти каждый день разговаривали по телефону. Азиз сказал, что у нее ласковый и слабый голос. Когда она смеялась, то ее смех был робкий и прерывистый, как будто она не была уверена, можно ли и нужно ли смеяться. Это был смех женщины, не умевшей не обращать внимания на суждения других людей.

«Просто будь сама собой, — говорил ей Азиз. — Старайся!»

Но быть самой собой в неспокойной домашней жизни было не так-то легко. Ави начал брать частные уроки по математике, а Орли была записана к психоаналитику из-за проблем с едой.

Сегодня она съела половинку омлета — это была ее первая более или менее нормальная еда за целый месяц. И хотя она все же спросила, сколько в омлете калорий, Элла сочла чудом и то, что Орли не посчитала себя виноватой и в наказание себе не спровоцировала рвоту. Тем временем Дженет объявила о разрыве со Скоттом. Никаких других объяснений, кроме того, что обоим требуется пространство для частной жизни, не последовало. Элле пришло в голову, что, возможно, «частная жизнь» означает новую любовь, тем более что в этом смысле ни Дженет, ни Скотт зря времени не теряли.