Татьяна Дагович - Ячейка 402

– Привет… Лилька, ты? Не знаю, сколько лет, – хоть на этот раз играть хорошо. Говорить слова, которые подходят. Но всё ломается, глаза болят.

– Ужасно рада тебя видеть! Ты почему не пришла на встречу в школу? В том июле… Все о тебе спрашивали!

Вот это уже ложь.

– Боже, и со встречи год прошёл… Невероятно. Но ты бессовестная! Не звонишь никому, потерялась! Сейчас все списались на «одноклассниках», кто угодно. Только тебя не было.

– Да так… Времени не хватает.

– И сейчас занята? Слушай, это надо же, как мы встретились… Может, зайдём ко мне, кофе попьём? Я теперь тут недалеко живу, совсем близко. Посмотришь, как у меня.

Лилия вела себя так, будто не замечала, что с Анной, и, чем больше радостного энтузиазма она проявляла, тем тяжелее было отвечать.

– Обязательно, в другой раз. У меня ещё несколько дел сегодня…

– Какие дела в такое время?! Позвони, отмени. Идём-идём, Анюточка! Глянешь фотки со встречи!

В конце концов Анна согласилась. Звонить никому не стала и для виду – мобильный телефон у неё был морально устаревший, с пустым счётом. Прикидывала, как бы ненавязчиво попросить денег на дорогу домой – в долг. Говорить не хотелось вообще. Представляла, как выглядит.

– Слушай, Лиля, а муж твой против не будет?

– А!.. Да мы развелись давно!

– А.

Подъезд показался неожиданно чистым. Они вошли быстро: Лиля не возилась с ключом, словно дверь не была заперта. По планировке – обычная двухкомнатная квартира, но Анна поперхнулась, переступив порог: такая обстановка случалась в телепередачах, посвящённых интерьеру, но не в жизни. Как все, бывала Анна у каких-нибудь друзей друзей, имеющих хорошие деньги, и видала эксклюзивные обои и кресла в шесть её зарплат. Однако здесь не приходила в голову мысль о ценах, о гонках за лучшим.

Прихожая промелькнула без света, но подумала: «Античность в упадке». Тронув на ходу, убедилась – повреждённые колонны на стенах не объёмны. Справа блеснуло зеркалами белое трюмо.

В гостиной пробыла несколько минут, пока Лиля вынимала из сумки журналы. Бросила косой взгляд – нет, обложки незнакомые. Дизайн одежды. Осмотрелась. Мебель вырастала из бледно-оранжевых стен, всё совпадало: изогнутые вазы, многоцветная картина, изображающая австралийский рассвет с двумя аборигенами, полукруглые ряды книг, покатый диван – вот именно на такой бы падала и спала бы в нём до конца света. Лишь одинаковые растения с гладкими большими листьями, без цветов, притягивали взгляд в непредвиденных местах.

Самым странным был ковёр. Тёплого цвета, с узором из тонких коричневых веток, он казался бы просто милым, но в углу, со стороны окна, на ковре выделялся лиловый прямоугольник, и, что было нарисовано в этом прямоугольнике – Анна не могла разобрать. Вернее, через несколько секунд она поняла, что это абстрактный орнамент, а сначала показалось, что это даже не ветки, а позвоночники согнутых спин, будто нарисованные человечки лежат, тесно прижавшись друг к другу, уткнувшись в колени, спиной кверху. С ковра перевела взгляд на большие часы – тоже прямоугольник.

«Всё, всё, пошли», – бормотала Лиля, тянула за собой в кухню, где стены белёные и неровные, но, похоже, преднамеренно неровные, потому что на них повисли деревянные полки с тяжёлой посудой, и всё это имело вид южный, далёкий, морской, и пахло кофе вместо хлеба, и темный стол был деревянным. Современная кухонная мебель среди полок не раздражала, наоборот – забавляла. Лиля суетилась в поисках сахара, и ящички выезжали и заезжали беззвучно.

Анна была контужена квартирой, у неё замерли мысли и затихли чувства. Она позволяла себя угощать. Но странно. За годы учёбы Лилия с Анной перекинулись не большим количеством слов, чем за последние полчаса. В классе они были далеки, у них не было ничего общего. Кстати, в среднем ряду на второй парте сидели… Таня и… как её звали? Чёрненькая такая, тоже отличница. А где тогда сидела Лиля? Анна откинулась на мягкую спинку стула, убрала руки, в которых машинально вертела случайную спичку, на колени.

Лиля вытирала лужицу кофе и говорила:

– Я тебя даже не сразу узнала. Ты расстроенно выглядишь. У тебя неприятности? Ты шла так, будто не знала, куда идти.

– У меня украли кошелёк! – выпалила Анна. И закусила губы, потому что хотела сначала задушевно побеседовать, выстроить отношения, а уже потом, собираясь домой, вдруг обнаружить, что кошелька нет в сумке. – Поэтому я не знала, что делать.

– Видишь, как хорошо, что мы встретились. Держи!

Лиля подала белую чашку, через фарфор которой, колыхаясь, просвечивал кофе. Над чашкой вытягивался струйками прозрачный пар.

Деление: из одной – две. Четыре. Восемь. Шестнадцать. Тесно. Мы меняемся. Нас всё больше. Мы ищем ось симметрии. Мы ищем, где здесь «впереди», где «сзади». Свобода, равенство, братство остались в прошлом – одни скоро исчезнут, другие пробудут дольше, третьи всю свою вечность. Нас приговаривают к функциям. Утерянное всемогущество осталось в памяти. И мы смотрим сквозь мембрану. Наружу. Мы ничего не видим без глаз. Мы не можем прекратить делиться.

Полупрозрачная плёнка застывает стеклом, стеклянной дверью, круги становятся квадратами, окраска дифференцируется – на белое и зелёное.

Мы далеко. Так далеко, что невозможно представить, долететь самолётом, увидеть по телевизору. Это пространство. Предварительное или последнее пространство.

Стеклянную дверь толкают. Квадраты белые, квадраты зелёные, один за другим, в шахматном порядке.

Девочка и мужчина появились из стеклянного вестибюля, в котором всегда пусто, пошли по двухцветному полу. Мужчина – рослый, светлый – затрачивал на шаги одинаковые отрезки времени и пространства. Как яркая лампа, отталкивал взгляды. Девочка сердито семенила сама по себе, переступала много чаще, чем сопровождающий, но не отставала.

Вокруг мельтешили люди в зеленоватых куртках и штанах, особого внимания на пару не обращали: к мужчине вплотную не приближались, на девочку нечаянно наскакивали и возмущались себе под нос. Девочка, очень красивая, пяти лет, ещё суровее сводила брови, провожала обидчиков недобрым взглядом. К спутнику не подняла лицо ни разу. Растерялась, только когда раздался сверху звонок и эти, в зеленоватом, как под ветром, разлетелись по белым дверям.

Вдвоём петляли в бело-зелёных коридорах. Девочка хотела, но не успевала называть цифры на дверях. Поднимались по лестнице, спускались на лифте; не снижая темпа, вошли в одну из комнат первого этажа. Маленькую комнату с пятью кроватями. Мужчина стал как вкопанный, отпустил девочку – она по инерции сделала ещё пару шагов, села на панцирную кровать и застыла, покачиваясь на пружинах. Хмуро глянула вправо, влево, увидела двух больших мальчиков, большую девочку, ещё одного мальчика, но маленького. Дети рассматривали её молча. Наконец большой мальчик спросил: