Мастер Чэнь - Дегустатор

— К старине Фрицу Келлеру в Шварцвальд, — быстро и наугад отозвался я, чтобы не произнести «Зоргенштайн».

— Вот именно, и взяли бы мы наши старые фото, напомнили, что про Келлера мы писали, отличное у него шардоне, помнится. А они пьют пиво. Это все Ширак, француз, который любит пиво, — это он виноват. Не наш президент…

Костя — замечательный персонаж. За несколькими громкими успехами газет и журналов в их золотой век стояли не только знаменитые главные редакторы, то ходившие в Кремль как домой, то изгонявшиеся оттуда, — а еще незаметный и не вылезавший из редакций первый заместитель. Константин. Тут я вспомнил про то, что у всякого великого вина есть знаменитый хозяин предприятия и известный лишь кругу профессионалов энолог, человек, живущий в погребе.

А потом Косте надоело делать для кого-то хорошие газеты и журналы, он захотел делать деньги для себя. Что было логично: Костя практически никогда ничего сам не писал и поэтому мог искренне ценить тех, кто умеет это делать. Устранив элемент профессиональной зависти, Костя довел до совершенства свое главное искусство, которым он в Москве славился.

— Я умею управлять людьми, которые в принципе неуправляемы, — говорил он мне. — И первый из них ты, Сергей. Другой главный редактор тебя бы съел от зависти, а потом умер бы от тоски и бессилия.

А здесь — твори!

Впрочем, споры у нас с ним были, и спор в этот момент как раз и начался. Он выслушал мой доклад насчет нашумевшей истории про отравление в Зоргенштайне и начал мрачно качать узкой головой с безупречно уложенными чуть седыми волосами:

— Черное вино, вино смерти? Описать его так, чтобы людям захотелось его попробовать? Что-то мне это не очень. Да, ты сможешь. Описать красоту через ужас? Интересно. Но.

— Я бы такое вино попробовала, — сказала Ксюша, округляя сияющие глаза. — Если Сергей напишет — тогда да.

— Да нет же, — повернулся к ней Костя, — нельзя, ну никак нельзя применять к читателю такие сильные средства! Нельзя прекрасное выражать через страх и кровь, и прочее.

— Можно, — сказал я. — Доказать? Я сделаю так, чтобы его захотели купить и пить.

— Ты — сможешь.

Костя начал барабанить пальцами, посматривая на экран, где «большая четверка» радостно смеялась, закидывая головы (Ангела Меркель явно делала это не очень искренне).

— Ноябрь, — сказал наконец Костя. — Следующий номер у нас ноябрьский. Да забудут все об этой истории к ноябрю! Не надо пугать рекламодателей черными винами. Так, а теперь насчет твоей книги…

Это был интересный разговор, а завершился он, как всегда, конвертиком с деньгами. За вино с Голанских высот, за деревянные чаны для ферментации из Болгарии и, как добавил Костя, за сожженные села и слезы вдов и матерей.

— На первый материал о германском красном — неделю тебе, — завершил он разговор.

И величественно замер на фоне своей любимой картинки. Он притащил ее сюда в знак того, что устраивается всерьез и надолго. Картинка была непонятная: тусклый тюльпан с намеком на кроваво-красный цвет изображен на фоне… наверное, бархатной портьеры, отливавшей серебром и тревожной багровой искрой. Такой вот цветочек, как-то действующий на подсознание.

«Нексию» окутали снежной пеной, которая начала медленно стекать по ее бокам. Стараясь не обращать внимания на телевизор в комнате ожидания, я нервно постукивал ногой.

Мне нужно было срочно попасть домой. И не только потому, что там была Алина, которая ведь могла застесняться, собраться и уехать с температурой. В конце концов, утром я все же получил от нее желаемое — а что вы хотите, если сонная женщина просит не вылезать из постели и согреть ее? Вот если бы она сбежала без этого быстрого и прекрасного эпизода — было бы куда хуже.

Дальше — а дальше, как всегда, все будет хорошо. Что бы после этого ни случилось.

Но еще дома, на книжных полках, скрытых за дверями встроенного шкафа, лежала та самая книга. Мне очень хотелось взять ее в руки. Хотя можно было и не брать. Я, наконец, все вспомнил.

Агата Кристи, обычная Агата, название — что-то вроде «Tragedy in Three Acts», бантамовское издание, купил в каком-то аэропорту — кажется, в Риме.

Никотин.

Первое: орудие убийства у тетушки Агаты — чистый никотин, добавленный в коктейль, причем одному человеку, хотя стаканов на подносе было несколько. Помнится, тогда долго выясняли, почему умер только один из гостей, а не все сразу. И еще — в те годы полиция еще не знала, что чистым никотином можно додуматься кого-то отравить, это затрудняло расследование.

Второе: в конце книги Эркюль Пуаро нашел лабораторию, где никотин получали из тех самых садовых кузькоморителей. Без этого ему трудно было бы что-то доказать.

Третье: то убийство, с которого все начиналось, было пробным. Плохой человек решил, что надо проверить — неважно на ком — как действует этот яд. Потом было второе, уже как бы всерьез. Всерьез с точки зрения убийцы.

И что это доказывает? Как минимум то, что наш злоумышленник читал Агату Кристи. Интересно было бы посмотреть, сколько миллионов экземпляров ее книг… да пусть только этой книги… продано по всему миру на разных языках. Очень хорошее начало для того, чтобы сузить круг подозреваемых.

Но это ведь совсем не пустяк. Есть большая разница между человеком, который берет винтовку с оптическим прицелом и считает ее совершенно естественным для себя орудием, и тем, кто зачем-то выбирает вот такой странный способ убить человека: из Агаты Кристи. Немножко несерьезно получается. Это что — любитель, впервые в жизни решивший кого-то уничтожить? Или никотин был ему нужен, чтобы что-то сказать или показать?

Мы знаем теперь, что очень мало людей представляло за неделю до убийства, что в этом винном хозяйстве ждут гостей такого уровня. Хотя кто-то в ведомстве федерального канцлера, видимо, знал, пусть в виде варианта. И еще знал барон фон Зоргенштайн, сам ведь просил помочь справиться с какими-то затруднениями — кого просил, канцлера Шредера? Знал и ответ на свою просьбу.

И второй вариант, или множество таковых — это никакой политики. Встреча «четверки» — совпадение, неизвестное злоумышленнику. Мотив убийства — личная вражда. Против неизвестного мне Тима Скотта или против… да против того же барона.

Смысл всей акции, так или иначе, — либо убить Тима Скотта, либо — допустим, создать неприятности барону и всем прочим людям, делающим вино. А никотин тогда… тогда…

Это что получается — у нас три возможных линии расследования? Одна: ехать в Лондон и выяснять, кто не любил Тима Скотта. Вторая: ехать в Германию и узнавать, кто из местных виноделов до такой степени не любил продукцию знаменитого замка, одного из лучших винных хозяйств страны. Ну и третий, самый веселый вариант. Открыть ногой дверь в ведомство канцлера и сказать, что меня зовут Сергей, я винный аналитик, хотя в данном случае веду частное расследование. А поэтому хорошо бы посмотреть пачку личных дел ваших сотрудников, а заодно взять переводчика. Три месяца работы — и злодей разоблачен, бездарная полиция скрежещет зубами от зависти.