Чума в Бедрограде

Фаланга снова растянул губы и качнулся.

— Желаю ему скорейшего выздоровления, если таковое возможно, — самодовольно изрёк он и пошёл прочь.

Вот так просто?

За непосещение юбилея Первого Большого Переворота?

Да что за херня!

— По-моему, это идиотизм, — не удержался Гошка фаланге в спину.

Тот аж зажмурился от удовольствия.

— Если это официальная позиция Бедроградской гэбни, то она, во-первых, сформулирована не в соответствии со служебными инструкциями, эксплицитно предписывающими головам гэбни высказываться во множественном числе, а во-вторых, не требуется в данной ситуации до соответствующего запроса. Если же это ваше личное мнение, Гошка Петюньевич, то оно звучит… довольно грубо.

Смакует, блядь. Получает удовольствие от работы.

И ничего — ничего! — нельзя сделать. Нельзя опротестовать, нельзя возмутиться, нельзя привлечь внимание общественности. Просто фаланги решили, что Андрею хватит.

И ничего нельзя сделать.

— Первый Большой Переворот — важнейший символ нашего государства, — сочувственно заметил фаланга. — В нём воплощается всё, ради чего мы живём, чем хотим быть, к чему стремимся. Если госслужащему это не нужно, сложно не задаться вопросом о том, нужен ли такой госслужащий.

Гошка ничего не мог на это ответить.

Потому что фаланга был прав. Госслужба — это херово призвание, и когда собственный зад становится дороже херова дуба, с неё пора уходить.

Ох, миленький.

Миленький.

Не попасть под ПН4 после подвигов с Колошмой, остаться в гэбне и удачно миновать ещё одно ПН4, когда у тебя отловили херовы склады смертельного вируса, — и распрощаться с уровнем доступа из-за того, что не смог дойти послушать исполнение государственного гимна детьми.

Думали, что пронесло, но фаланги методичны, и сколько раз человеку может повезти перед одним невезением?

Сам Гошка не думал, что пронесло. Фаланги методичны, фаланги доводят до ума.

А последний шанс на то и последний, что тут либо грифон, либо решка.

Ребром не падает.

Гошка критически изучил свой крупный план в движении. Ну а что, отлично держит лицо.

Он хмыкнул и сделал пометки на листе. Изображениям с юбилея отчаянно не хватает крупных планов — ну так пусть будет ещё один. Миниатюра «фаланги в нашей жизни», очень выразительно.

Плёнка вернулась к демонстрации массовки.

На место Андрея в Бедроградскую гэбню пришёл новый голова, Олег Жеверецкий — высокий, энергичный, деятельный и до тошноты хорошо осведомлённый о событиях последнего времени. Прежде сидел со своим восьмым уровнем доступа в гэбне Международных Отношений. Сразу сказал, что предпочёл бы пока что нарушить служебные инструкции и не выстраивать фактической синхронизации. В переводе на человеческий язык — сидите со своей чумой на жопе ровно, постепенно пообвыкнемся. Первостепенная задача с его точки зрения — восстановить функциональность Порта и добрые с ним отношения.

Профессиональный, опытный и разумный человек.

Душа компании.

Хороший голова гэбни.

Хороший глава гэбни.

Бахта и Соций сперва чувствовали себя немного преступниками, не поднимая вопрос чумы, но уже втянулись. Этот Олег не раздавал указаний, разумеется, но правильно направлял, так что всё само собой вертелось. Бегал по встречам, громко восхищался деятельным подходом Бедроградской гэбни.

Добился снятия блокады Порта.

Гэбня Международных Отношений умеет решать такие вопросы.

А миленький — ну что миленький. Гошка хотел сходить к нему лично — тогда же, в день юбилея, — но постепенное поэтапное восстановление его дееспособности оказалось более серьёзным процессом, чем Гошка предполагал. То ли и правда взялись за искоренение всех его неврозов, то ли Медицинской гэбне не хватает экспериментальных материалов, то ли у Виктора Дарьевича всё ещё имеются свои планы.

Это ведь очень специальная лечебница.

Не пустили.

На столе в кобуре по-прежнему лежал пистолет Андрея — перераспределили, когда Гошка послал уведомление об утере собственного табельного. Олег пришёл со своим, а Андрею больше не полагалось, так что почему бы и нет.

Почему бы и нет.

Если бы не Андрей, не сидел бы Гошка сейчас в здании Бедроградской гэбни. Он проверился в лаборатории и убедился — конечно, в группе риска. В той самой четверти населения, которую их лекарство от чумы не лечит. У людей, вышедших из алхимических печей, кровь стабилизирована, но различающиеся белки присутствуют и передаются по наследству. Так что, в сущности, даже термин «группа крови» вполне применим, хотя им и не пользуются.

У Гошки была третья.

Большинство заражённых с третьей группой крови не выживали.

Кроме тех, кем занимался Университет. Их лекарство работало на всех. Их лекарство делали из настоящей, а не искусственно синтезированной крови.

Если бы не Андрей, кто бы помешал Гошке трахнуть чумного завкафа в надежде потом вылечиться — и не вылечиться.

Если бы не Андрей, не сидел бы Гошка сейчас в здании Бедроградской гэбни, не сидел. Летом 74-го, когда Университетской гэбни ещё не было, все высшие уровни доступа хором постановили, что Университетом всё-таки нужно управлять. Решили поступить по образцу Столицы: посадить в Бедроградскую гэбню кого-нибудь университетского.

Только чтобы кого-нибудь посадить, нужно кого-нибудь снять.

И этим кем-то должен был стать Гошка.

В августе, когда пришло уведомление, Андрей только-только пообвыкся — сам он очутился в Бедроградской гэбне всего на полгода раньше. И тут — бумажка. Гошке Петюньевичу Туралееву надлежит покинуть должность головы Бедроградской гэбни. В качестве рекомендации (но никак не конкретного указания) ему предлагается престижная и подходящая по всем параметрам позиция заместителя ректора Института госслужбы.

Гошка тогда взбеленился, потому что слишком уж очевидно было, что дело не в нём, а в необходимости усадить на его место правильного человека.

Максима Молевича, тогда ещё аспиранта, пешком из-под стола. Максима Молевича с контрреволюционным движением за плечами.

Максима Молевича, при упоминании которого Андрей резко нахмурился.

Ещё бы — мало того, что они меньше года назад этого Молевича вдоль и поперёк на Колошме пережёвывали (кого 66563 покрывал-то), так Андрей к тому же знал всю его медицинскую подноготную. Изменённый уровень агрессии, проще говоря — псих и лечить нет смысла.

Бахта пожал плечами — мол, жалко, но такова государственная служба, мы знали, что она собой представляет.

Привыкший выполнять приказы Соций промолчал — с приказами бюрократическими у него куда более сложные отношения, наверняка не одного хорошего человека штаб по тупости приказал на смерть отправить.