Марина Ахмедова - Дневник смертницы. Хадижа

Я взяла его и проглотила.

— Дедушка, дай, да, еще…

— Я же тебе говорил, Хадижа, я самое вкусное место знаю. А то больно, не больно. Конечно, ему не больно. Как только «Бисмилля» говоришь, Аллах сразу усыпляет его, и он ничего не чувствует. Ты же Аллаху жертву приносишь… Аллах сам знает, как сделать… Так мир Он создал. Не мы тут решаем. Мы ничего не решаем, только законы Аллаха соблюдаем. Не нам судить… Ты смотри, как вкусно. Завтра шашлык сделаем, соседям тоже дадим. Остальное я солью посыплю, сушиться повешу… А играй с каким хочешь бараном. Вон у нас сколько баранов.

Больше я никогда не играла с баранами.

Все наши соседи похожи. Все женщины и мужчины в нашем селе одинаковые. В городе по-другому, там люди разные. Они носят разную одежду, и женщины по-разному распускают волосы. А у нас в селе, когда видишь кого-нибудь издалека на дороге, то, пока совсем близко не подойдешь, не можешь понять, кто идет.

У всех старых мужчин, которые такого же возраста, как мой дедушка, — высокие папахи. Они носят старые пиджаки и галоши. Когда они идут по дороге, то горбятся и закладывают руки за спину.

Женщины тоже горбятся. Когда сенокос, женщины носят сено домой. Привязывают его веревками к спине и несут — целую гору сена. Я так удивилась, когда первый раз увидела бабушку с сеном. Я стояла у родника и смотрела вниз на дорогу. Вдруг увидела — по ней идет гора сена. Я испугалась — сено само, что ли, ходит? Подождала, пока оно ближе подойдет, посмотрела, а под ним — бабушкина юбка. Бабушка нагнулась низко-низко — сено лежало на ее спине и на голове. Она прошла мимо родника, мимо годекана. Там дедушка сидел с другими мужчинами. И я в тот день поняла, почему все женщины в нашем селе горбятся. Я только не знаю, почему мужчины горбятся.

— Дедушка, почему ты не можешь прямо ходить? — спросила я один раз.

— Долго на этом свете живу, — сказал он. — Прожитые годы давят.

— А на бабушку тоже годы давят?

— Бабушка младше меня. Лень на нее давит, — засмеялся дедушка.

Молодежь в нашем селе одевается по-другому — красиво. Девушки в таких юбках на родник ходят — длинных, блестящих, с оборками, как на бабушкином покрывале. Я тоже хотела такую юбку. Они очень дорогие — эти юбки. Одна наша соседка продала корову, чтобы купить дочке такую. Аман, что это была за юбка! Узкая сверху, широкая внизу и с блестками спереди. Только в ней неудобно было ходить на родник, когда на дороге грязь после дождя, — под галоши подол попадает, упасть можно. И воду в кувшин в такой юбке набирать трудно. С галошами тоже не совсем красиво.

— Вот увидишь, она раньше замуж выйдет, чем испортит в грязи эту юбку, — сказала бабушка маме, когда эта девушка проходила с кувшином мимо нас. — Давай мы тоже двух-трех баранов зарежем, мясо продадим, поедем в город на базар, купим тебе юбку крепдешиновую и туфли лаковые?

— У меня есть юбка, — ответила мама.

— Юбка есть — мужа нет! — разозлилась бабушка.

Потом эта девушка быстро замуж вышла, потому что все обратили внимание на ее юбку. Когда девушка хорошо одевается, ее сразу замечают. Хорошо, что у мамы не было красивой юбки.

В тот день, когда пришли Курбановы, бабушка заставила маму надеть синюю юбку — тоже длинную, но без оборок.

Сейчас я не помню лица своей матери и даже не могу представить его, глядя на себя в зеркало, — говорят, я больше похожа на отца. У него были черные волосы и черные глаза. Он был высокий. Жалко, что и его лица я как следует не помню — только открытый рот и глаза, которые закатывались вверх. Но его я помню лучше, чем мать, хотя с ней прожила больше. Может быть, я забыла ее лицо потому, что она всегда молчала? А почему я тогда так хорошо запомнила ту синюю юбку? Эта была обычная юбка, немодная. Мама, наверное, тоже была немодная. Когда она стояла рядом с отцом, сразу становилось заметно, какой у нее маленький рост. Бабушка говорила, что ее в детстве сглазили и поэтому она не выросла. Мне сейчас тринадцать. Я умею читать и писать. Я уже выше мамы. Хотя я точно не помню, какой у нее был рост.

Теперь я знаю, что в тот день Курбановы приходили свататься к маме. А тогда не знала. Мама не хотела выходить замуж второй раз. Она плакала.

— Умер он! Умер, — говорила бабушка. — Хватит плакать! Мертвые не воскресают, из земли не встают. Ты еще молодая. Тебе замуж надо выйти… Что молчишь, а? Кого ты ждешь? Покойника ждешь?

— Иншалла, на том свете встретимся, — ответила мама.

— Рот свой закрой! — крикнула бабушка. — Бессовестная какая, а! Как я тебя воспитывала?! Плохо воспитывала! На том свете, ты смотри на нее! Ты на этом свете замуж выйдешь, а на том со мной встретишься, когда я умру! У-у-у, какая, ты только посмотри!

Мама стояла возле печки в синей юбке и плакала.

— Ничего, плачь, — говорила бабушка и дышала как чайник, когда он кипит. — Невестам плакать положено. Плачь… Ты видишь, какая твоя мать сумасшедшая? — спросила меня бабушка.

Зачем маме с покойниками встречаться, не понимала я. Зачем она хочет умереть? Она правда, что ли, сошла с ума?

— Мама, я не хочу без тебя жить с бабушкой, — заплакала я. — Она злая, меня палкой бьет. Я с тобой хочу.

— У-у-у, — снова заукала бабушка. — Какие обе неблагодарные, ты только посмотри… Что мать, что дочь. У-у-у…

Не люблю я этот звук. Птица так ночью на дальней горе кричит. Мне страшно всегда бывает, когда слышу. Когда бабушка укает, мне кажется, та птица в кувшин для масла попала и кричит оттуда.

В обед, когда халва уже застыла на тарелках, пришли Курбановы — женщина и мужчина. В соседнем селе тоже жили похожие люди. Они сняли галоши за дверью и вошли в большую комнату. Бабушка встала с подушки, пошла к ним навстречу. Женщина взяла ее за руку, и громко поцеловала в щеку. Она улыбнулась. Я посчитала — у нее было два золотых зуба. Какие, значит, богатые эти Курбановы. У бабушки нет золотых зубов, а пустые места спереди есть.

— Салам алейкум, — дедушка тоже подошел и пожал руку мужчине.

— Алейкум салам, — ответил тот.

Дедушка в тот день надел белую рубашку и сверху пиджак. Они пошли в главную комнату — там было много ковров и ваза с ненастоящими цветами, гостей мы водили туда. Женщина осталась с бабушкой.

— Женщина, еду неси, да, — приказал дедушка добрым голосом. Он всегда притворяется, когда к нам приходят гости.

— Айша… — позвала бабушка.

Мама взяла большую тарелку с мясом и ушла в главную комнату. Эта женщина Курбанова так посмотрела на нее, как бабушка смотрит, когда галоши на базаре выбирает.

Я сидела на полу и играла в платок — раскладывала его и так, и так.

— Говорят, Шапири дочку в город на учебу отправила, в университет, — сказала женщина.

— Аман… — сказала бабушка.

— У ее брата, дяди своего, говорят, жить будет.