Анатолий Гаврилов - Берлинская флейта [Рассказы; повести]

— Ладно, иди отсюда со своей вонючей кружкой, — сказал он и закрыл глаза.

Вечером не выдержал, пошел к Р. и В. Они уже закончили шлифовку кастетов и теперь бьют ими по дереву, отрабатывая удары.

Во время чистки курятника хотел выпить свежее яйцо из гнезда и был застигнут матерью — шум, скандал.

Мать привезла две тонны угля. Ведрами в сарай. Брат от работы увильнул, исчез.

Кого-то били на пустыре, на закате солнца.

Пыль и кровь.

Жара, пыль, мухи. Огород, рынок, курятник, подготовка к экзаменам. Р. и В. бьют кастетами по дереву, отрабатывают удары.

Чем-то отравился, что в нашем доме немудрено: мать принуждает есть даже то, что уже явно прокисло. Вот станешь большим человеком, тогда и будешь кушать все свеженькое, отвечает она.

Расстройство, понос.

Избегать грубых определений. Не понос, а расстройство живота.

Расстройство продолжается. Это плохо. Это отвлекает от высоких мыслей и чувств.

Посетил парк, где выступали наши городские поэты. Из-за поноса не дослушал.

Не понос, а расстройство.

Мать сварила какой-то отвар. Пил. Легче.

Сообщение в центральной газете о новом рекорде сталевара Г.

А ведь Г. живет в нашем поселке!

Сказал об этом брату.

Стихотворение поэта Ж. в нашей местной газете, посвященное новому рекорду сталевара Г.

А ведь поэт Ж. живет в нашем поселке!

Сказал об этом брату.

— Пошел на… — ответил брат.

Проклятые куры! Проклятый огород! Проклятый рынок! Когда же придет вызов?!

Р. и В. продолжают отрабатывать удары кастетами по дереву.

Брат за ужином злословил по адресу нашей юриспруденции, называл ее юридистикой.

Я не выдержал его злопыхательства и покинул кухню.

Он хохотал мне в спину.

Посмотрим, брат.

Сидел за разработкой закона об уголовной ответственности за дачу ложных показаний в условиях Космоса. Вошел брат.

— Дай сюда! — сказал он.

Я протянул ему листок с законом. Он прочитал, усмехнулся, спросил:

— Хочешь, познакомлю с хорошей девушкой?

Мне хотелось сказать «да», но я ответил, что знакомство с девушкой в данный момент не представляется возможным в связи с моей подготовкой к экзаменам в военное юридическое училище.

— Вонючка, — усмехнулся он.

Жара продолжается, куры гадят, огород горит. Р. и В. бьют кастетами по дереву.

Решил сделать новый ящик для кухонного стола. Это будет уникальный ящик, без единого гвоздя, исключительно на шипах, с орнаментом, с автоматическим выдвижением и музыкой при выдвижении. Это будет память обо мне. Когда-нибудь этот ящик будет выставлен в музее. Когда-нибудь скажут: он был не только выдающимся государственным деятелем, но и мог делать вот такие ящики.

Старый ящик разобрал, а новый не получился. Не совпали шипы и гнезда типа «ласточкин хвост» боковых стенок. Возможно, ошибся в разметке.

После разработки закона об уголовной ответственности за наркоманию в условиях Космоса подошел к зеркалу и произнес речь по случаю вручения Государственной премии за заслуги в области Права. После пышного банкета отправился в США, где разоблачал мафию, ел ананасы, пил шампанское, курил гашиш и заходил в публичные дома.

Вдруг увидел в зеркале брата.

— Все упражняешься? — усмехнулся он.

Ссора матери с соседкой кончилась тем, что соседка ударила мать ведром по голове. Мать пошла к участковому, но тот, по ее словам, выслушать отказался, вел себя грубо и оскорбительно.

Думаю, что мать сгущает краски, преувеличивает.

Впрочем, можно зайти, проверить и заодно поговорить о Юриспруденции в ее широком, философском смысле.

Набросал тезисы, подготовился, пошел.

Удот сидел за столом, что-то читал и ел колбасу с хлебом, запивая чем-то из бутылки.

— Здравствуйте! Приятного аппетита! — сказал я.

— Нежевано летит, что нужно?

— Дело в некотором роде…

— Короче! — рявкнул он.

— Нет… ничего… приятного аппетита, — сказал я и выскочил из кабинета.

Не нужно обобщать. Удот — это еще не все Право и не вся Юриспруденция. Не думать об этом. Смотреть вперед.

Жара продолжается, куры гадят, огород горит. Р. и В. бьют кастетами по дереву.

Мать рано утром уехала в деревню на похороны и оставила на столе записку, в которой мне строго по графику предписано кормить кур и поливать огород. Слова «куры» и «огород» написаны с большой буквы, а мое имя — с маленькой.

Вечером поливал огород. Брат пришел с какой-то красивой женщиной. Они расположились под навесом, стали пить вино. Брат подозвал, я подошел.

— Вот это мой младший брат, Нина, будущий юрист, законник, великий человек! И когда он станет великим, он сошлет нас с тобой за наши грехи на какую-нибудь безжизненную планету! — сказал брат.

— Он этого не позволит! — засмеялась женщина.

— Еще как позволит! Он готовится к этому!

— А я его сейчас поцелую, и он этого не позволит! — сказала женщина и вдруг поцеловала меня, отчего голова моя закружилась, а ноги задрожали.

— Плесни ему! — сказала она.

— На, выпей! — сказал брат, протягивая мне стакан с вином. — Выпей, может, это согреет твою юридическую душу, может, ты когда-нибудь пожалеешь нас.

Спал плохо, мысли путались, сердце стучало.

Нет, нет и еще раз — нет! Вам не удастся сбить меня с толку! Вам не удастся сбить меня с правильного пути! Вам не удастся затащить меня в трясину разврата и духовной пустоты! Сами погибаете и меня погубить хотите?

Подготовка к экзаменам. Подготовка к Новой жизни. Речь, взгляд, осанка, борьба с глухим «г».

Посетил музей-квартиру выдающегося государственного деятеля Ж., именем которого назван наш город. Оставил благодарственную запись.

Р. и В. хотят с кастетами напасть на кого-нибудь. Попытки отговорить их от этого пока безрезультатны.

Они хотят сегодня ночью выйти на улицу с кастетами и напасть на кого-нибудь.

Я сказал, что их действия могут иметь эксцессы. — Мент вонючий! — крикнул В. и ударил меня кастетом.

Головные боли.

Снова открылся понос.

Весьма тревожно.

Жара, пыль, мухи. Заводской дым. Огород поник. В бочке с протухшей водой медленно надуваются и лопаются зеленые пузыри. Сосед слева, недавно вышедший из заключения, роет в огороде какую-то яму. Сосед справа, дважды побывавший в заключении, бьет молотом по железу. В курятнике вскрикивают куры. Живот бурлит, голова болит.

Вечером пошел к обрыву. Луна освещала обрыв, Пиявку, сады пригородного совхоза. Как ты, луна, всегда выползаешь к нам из заводского дыма, так и я скоро выползу из Шлакового. Как ты, Пиявка, где-то впадаешь в море, так и моя жизнь скоро впадет в океан государственной жизни.

Вдруг кто-то сжал мою шею. Я вздрогнул, вскрикнул. Это был участковый Удот.

— Что здесь делаешь? — спросил он.

— Стою, — ответил я.