Роман Сенчин - Информация

Я был очень рад и сумме, за которую получил квартиру, и той легкости, с какой состоялась сделка… Конечно, я не подписывал документы не глядя – предварительно показал их двум знакомым юристам, они изучили и сказали, что все чисто. Банк тоже был надежный, никакого компромата я на него не нарыл. Судя по информации (я долго шарил в Интернете, недовольных не было.

Но это было позже, а пока я только возвращался в окружающий мир.

Тринадцатого февраля вышел на работу. Встретили меня хорошо, можно сказать, даже с радостью. Одна девушка из отдела, Оксана, подарила иконку Николая Угодника… Еще недавно любые попытки заговорить со мной на религиозные темы я сразу же пресекал цитатой из Свифта: «Религия – болезнь души», – а тут заулыбался и стал благодарить. Дома поставил иконку на полочку…

Постепенно готовился к освобождению нынешней однокомнатки. Пятнадцатого марта должен был переехать на Кожуховку, а двенадцатого, в воскресенье, позвонила Наталья. (Наверняка через Макса, Лианку или Руслана с его Мариной она была в курсе моих планов.)

– Привет, – в ее голосе слышалась осторожная виноватость. – Как здоровье?

– Прекрасно! – Я как раз ходил по квартире, выбирая глазами, что взять с собой, а что выбросить. – У меня все отлично.

– М-м, рада за тебя… Я вот что… Мне нужно вещи забрать. Я без тебя не хотела…

– Я уже больше месяца дома. Почему сегодня?

– Ну, надо когда-нибудь. – Она стала терять виноватость. – Так что, мне можно приехать?

Я сделал паузу, давая понять, что сомневаюсь, а потом неохотно разрешил:

– Приезжай. – И еще после паузы: – Замок тот же, а ключ у тебя, надеюсь, остался.

– А тебя разве не будет?

– Нет.

– Гм… Мне неудобно.

«Что неудобно? Хлам свой в багажник самой стаскивать?» Но вслух я сказал другое:

– У меня срочное дело. Через десять минут ухожу.

Я подождал, что она ответит; Наталья молчала, и я закончил:

– В общем, квартира в твоем распоряжении.

Положил трубку, быстро оделся и спустился на улицу.

Некоторое время стоял во дворе за тополем – хотелось увидеть, как она подъедет, как выйдет из машины… Я представлял ее изменившейся за эти полтора месяца – постаревшей, дерганой. Не хотелось верить, что без меня ей стало лучше… Да и на машину тянуло глянуть – соскучился по этому «фордику»… и вообще по автомобилю… Как только подкопятся деньги, надо о машине подумать. Что-нибудь недорогое и приличное.

Наталья не появлялась. Я замерз и направился в сторону метро «Беговая». Шел дворами, опасаясь, что жена заметит меня, проезжая по Хорошевке, остановит и уговорит вернуться домой. Придется общаться, а самое неприятное – помогать в выносе вещей.

Возле метро было уютное кафе, где подавали настоящие, с мангала, шашлыки. Я любил иногда там посидеть. Зашел и сейчас. Заказал порцию шашлыка с картошкой фри, двести граммов водки и стакан томатного сока.

Пока ждал еду и выпивку, а потом, когда ел и выпивал, все крутил в голове мысль, что вот неспроста Наталья позвонила именно в эти выходные, накануне моего переезда… Да, стопроцентно узнала о покупке квартиры – и Руслану, и Максу я сказал об этом (Макс к тому же был моим поручителем перед банком), те, естественно, перетерли эту новость с женами, а жены, конечно, натрещали Наталье. И она заторопилась, а может, и почувствовала, что совершила ошибку, так со мной поступив.

Помню, меня залила самодовольная радость. Я представлял, как Наталья упрашивает принять ее обратно, говорит, что ее измена была помутнением рассудка, вымаливает прощение… Вот она сидит сейчас в однушке, которую мы снимали почти год, вещи не собирает, – наоборот, привезла то, что забрала тогда, уходя, – и ждет меня, чтобы проситься обратно.

Она плачет, но тихо, без рыданий. Грудь вздрагивает; длинные, обтянутые нитяными колготками ноги устало разъезжаются, но снять сапоги на высоком каблуке не решается. Сидит в мертвой тишине полуброшенной квартиры и ждет…

Я чуть было не сорвался, не побежал туда. Торопливо расплатившись, пошагал в противоположную сторону. В глубь Хорошевского проезда, потом – по Беговому.

Резко остановился и огляделся недоуменно – после унылых коробок жилых домов, тесноты и серости вдруг открылась просторная площадь, огромное сооружение справа. Необычное сооружение, напомнившее мне кадры из фильма об архитектуре Третьего рейха. Такая хищная монументальность, мощь камня. Трепещущие на ветру флажки, бодрая музыка из громкоговорителей на столбах. Куда я попал, в какую эпоху перенесся?… И потребовалось время, чтобы понять, что это всего лишь ипподром.

Хоть я и жил сравнительно недалеко, но на бегах не бывал ни разу. Даже и мысли как-то не возникало. Казалось, что это нечто из прошлого, безвозвратно погибшее вместе с советским временем. Сегодня для развлечения и зарабатывания денег полно других вариантов. Начиная с автомата-столбика на тротуаре и кончая букмекерской конторой для одних и пафосным казино для других…

Но тут, оказавшись возле входа на ипподром, подхваченный музыкой годов тридцатых, я решил хоть глянуть, что это такое. Бега, ставки, хлопья пены… Билет и программка (впрочем, для «чайника» совершенно бесполезная) обошлись мне в двести рублей.

Был, наверное, перерыв между заездами – люди (их было немного, но вели себя активно) метались по лесенке, соединяющей трибуны и кассу, переругивались, совещались, тасовали какие-то бумажки… Я потоптался в проходе на трибуне, – да, лошади по дорожкам не бегали. Спустился к кассам.

В центре зальчика трое мужиков полубомжацкого вида спорили:

– На Джулию ставь! На Джулию-у!

– На хер мне твоя Джу?… Ласточка!

Третий все старался выхватить у того, что был за Ласточку, мятые десятки и хрипло повторял:

– Номер три, номер три, номер три…

К окошечку кассы подошли две старушки, одетые по моде полувековой давности (у одной с шапки даже вуалька свисала), в кружевных перчатках. Прикрывая друг друга от посторонних, они достали деньги и, сунув в окошечко лица, зашептали что-то принимавшему ставки.

В буфете, который находился в этом же помещении, что-то ели и пили потрепанные люди, загадочно-враждебно друг на друга поглядывая.

– М-да, – вздохнул я громко, – всюду жизнь.

Мне стало смешно. Я будто оказался на съемках фильма о застывшем времени. Захотелось вывести всех этих персонажей на улицу, показать, что есть более интересные вещи. Хотя вряд ли они их увидят – им хочется пребывать здесь, за этими толстыми каменными стенами.

На вздох отреагировали – как-то на секунду-другую замерли, обернувшись ко мне, а потом продолжили свои действия: споры, шепот, жевание, загадочно-враждебные взгляды…

Дождавшись, когда касса освободится, я положил на грязное блюдце для денег (это было именно блюдце) пятисотку. Сказал: