Роман Сенчин - Информация

Около часа я сидел над чашкой кофе и слушал жалобы главной редакторши, крупной женщины, уже пожилой, видимо, давным-давно пребывающей в тягостном состоянии.

И вот она подробно объясняла такое свое состояние:

– Тяжело, очень тяжело, честно вам скажу, нам здесь живется. Выживают нас, выдавливают всяко. Боремся, как можем, но что толку… Все к одному идет… Нет, толк есть, конечно, но все равно… Не жизнь это… Я сама из села Раздолье. Тут недалеко… Там родилась, выросла, всю жизнь отработала… Работала в совхозе «Первая пятилетка». Больше тысячи коров и бычков было, овец семь тысяч. В советское время еще огромную свиноферму построили, но ее лет двадцать уж нет – до кирпичика уничтожили, с лица земли стерли прямо. Понятно, они свинину-то не едят, только они ведь не одни здесь. А нам каково… Ну, это ладно. Главное, весь совхоз развалили, разграбили, а остатки без комиссионной оценки, без всего приватизировал последний директор – Магомедов. И совсем все в упадок пришло. Теперь у него там две сотни коров, не знаю, наберется или нет, овец гурта три от силы. Зато все его личное… А такой совхоз был – и виноградники, и зерно сеяли… Я боролась, так моего мужа так подставили, чуть не посадили. Подбросили две гранаты в багажник и тут же нашли. Дали четыре года условно, да и то потому, что гранаты были без запалов этих. «В следующий раз, – сказали, – с запалом найдем». Пришлось нам сюда переехать. Вот повезло, место редактора как раз освободилось. У меня филологическое образование, стихи сочиняю, и работаю, кое-что полезное делаю. А муж совсем скис… В пятьдесят три как старичок совсем…

Кроме редакторши и меня, в избе были еще две девушки – сотрудницы газеты. Молодые и фигуристые. Русские, судя по виду. Время от времени заходили в кабинет, где мы сидели, спрашивали редакторшу что-то по поводу номера, та отвечала, объясняла, а я отдыхал взглядом, рассматривая их… Симпатичные.

Около двенадцати собрались, как я их назвал про себя, активисты движения за освобождение церковной территории от посторонней застройки. Пришел глава района Алексей Сергеевич Чепелов, мужчина за пятьдесят, крупный, крепкий, но с таким же скорбновато-решительным, как у Виктора Федоровича и редакторши, выражением на лице. (Впрочем, оно такое было почти у всех, с кем я общался в те дни.) Следом за главой (а может, чуть раньше, но какая, в сущности, разница) появились Надежда Николаевна, заведующая управлением культуры района, миловидная, но далеко не молодая женщина, Ольга Петровна, депутат Народного собрания Дагестана (как я понял, статус мощный), председатель Совета ветеранов, еще несколько человек, которые не особо внятно представлялись.

Расселись, девушки налили чай, и снова заговорили о том, как сложно и неуютно здесь теперь стало жить русскому населению, как выдавливают его с этой земли, на руководящие посты сажают людей из других районов.

– Вот, например, – горячась, приводила факты депутат Народного собрания, – взяли и вывели из Тарумовки межрайонный комитет по экологии и природопользованию. Комитет обслуживал наш район, Ногайский район и Южно-Сухокумск. Комитет возглавлял Михаил Никитович Мищенко, коренной житель района, казак. У него не было ни одного взыскания, и вдруг появляется постановление правительства, что офис переносят в Ногайский район. Руководителем назначен ногаец. Почему? Какие причины? Ничего этого не объяснили…

– А с этими мечетями беда какая, – принял эстафету от депутатши председатель Совета ветеранов. – Понастроили чуть не в каждом дворе, и на всех громкоговорители. И в половине пятого начинается: «Алла€-а! Алла€-а!»

– Про это не надо писать, – кивнул на мой лежащий по центру стола диктофон глава района Алексей Сергеевич, – а то и в религиозной розни обвинят.

– Да тут не рознь! – Голос ветерана задрожал. – Тут право человека на покой нарушается. Сколько пожилых людей, больных… Уснут под утро только, а им по мозгам: «Алла€-а!»

– М-да, – осторожно поддержал я, – это тоже проблема. Но давайте подробнее поговорим о том строительстве на церковной земле.

Ветеран по инерции, видимо, отозвался недоуменно:

– А что тут говорить? Все ясно – бандитизм самый настоящий!..

– Погодите, – перебил Алексей Сергеевич. – Это нам кажется, что все ясно. А судам, как мы видим, нет. – Он был очевидно утомлен, волновался и нервничал, но изо всех сил старался сдерживать эмоции. – Итак, постараюсь обрисовать ситуацию…

Он поведал практически то же самое, что я услышал накануне от Виктора Федоровича. Но сейчас сведения записывались на диктофон, я был трезв и внимателен.

На первый взгляд все казалось абсолютно очевидным – лет сто пятьдесят назад построили церковь. Вокруг церкви, естественно, находилась ее земля (мне даже план показали: почти правильный прямоугольник). На земле этой были церковные постройки, кладбище, где хоронили священников… В советское время, естественно, все перепуталось – церковь приспособили под склад, вокруг образовался рынок, а потом появились магазинчики. Потом советское время кончилось, церковь постепенно отреставрировали, церковную территорию вернули приходу, в том числе и те метры, на которых до сих пор стояло недостроенное здание.

– И в чем абсурд, – горько усмехнулся Алексей Сергеевич. – Суд признал землю, на которой ведется строительство, принадлежащей храму и в то же время владелицу здания – добросовестным покупателем, законным владельцем.

Тут у меня подвернулся повод спросить, и я с удовольствием это сделал (а то сидел молча, только кивал):

– А вы предлагали ей альтернативу?

Глава пожал плечами:

– Года два назад предлагали выкупить недострой, предоставить на выбор другой участок, но после того, как поняли, что она будет до конца стоять на своем, переговоры, конечно, прекратились.

– Понятно… – Но на языке вертелся еще один вопрос, правда, задать его я пока не решался. А хотелось узнать, почему только недавно началась борьба за эти метры. Все-таки на дворе не восемьдесят восьмой год и не девяносто второй…

Как я уловил, на месте нынешнего недостроя стоял магазин, который в начале девяностых приватизировали. Потом несколько раз перепродавали. Владельцами были влиятельные в селе люди, и с ними тягаться православные, по всей видимости, не решались. Решились лишь после того, как теперешняя владелица, жена очередного влиятельного человека, овдовела… Но, с другой стороны, упрекать в этом борцов за освобождение церковной земли не хотелось, – еще вчера Виктор Федорович мне рассказал, что лет пятнадцать назад был у них очень активный и принципиальный глава района – Иванов, – пер напропалую, и его убили. Угрожали и нынешнему…

Я подсобрался, выстроил в голове другой вопрос и обратился к депутатше Народного собрания: