Сергей Минаев - Москва, я не люблю тебя

— Ну ладно, — пожал плечами лейтенант. — Отпускаю.

— Как это? — Вася широко раскрыл глаза.

— А вот так. — Лейтенант подошел к Васе на расстояние указательного пальца. — Просто.

— Просто?

— А еще раз увижу в этом районе — тупо пристрелю, ясно?

Вася кивнул.

— Не слышу, бля! Ясно?! — рявкнул лейтенант.

— Ясно, — громко ответил Вася.

— Карманы выворачивай.

Вася расстегнул нагрудный карман и вынул две смятые пятисотрублевые купюры.

— А у тебя чего?

Фархад послушно достал из кармана пачку смятых полтинников и передал старшине.

— Это штраф, за регистрацию… Ну, вы поняли. — Лейтенант убрал деньги в карман. — А теперь ноги в руки и рысью отсюда!

Работяги попятились, потом резко развернулись, и, как ездовые собаки, вприпрыжку, понеслись вперед.

— Это… товарищ лейтенант, зачем же мы их отпустили? — Старшина подобострастно заглянул в глаза лейтенанту, когда гастрики скрылись из виду. — Они же унитаз разбили… и вот… человека за бабки убили, наверняка… Может, надо было их это, — старшина два раза согнул указательный палец, — того?

— Степень вины определяет суд, старшина. Мы просто порядок охраняем. И мирный сон граждан. Банкуй, — лейтенант расстегнул еще одну пуговицу на кителе. — Чего стоишь? Тащи кейс в машину! Блядь, как же душно-то… как же душно… щас бы пивком освежиться, да, старшина?

Вова. Двенадцать часов дня

«Какой-то щенок проблему создал уапще на ровном месте»… Эх, Саслан, Саслан. Если бы ты в юности изучал философию, то знал бы, что проблемы не создают. Они сами возникают, и только «уапще» на ровном месте. Но ты же ничего не читал, кроме инструкции к гранате РГД, и в этом твоя сила, Саслан. Это якорь, который тебя удерживает. Ты не думаешь, ты стреляешь. Как викинги. Они тоже, помнится, встретив на острове незнакомца, сразу бросались рубить его на части. Потому что незнакомец мог оказаться либо захватчиком, либо злым божеством. Разрубил его — значит, отстоял свою землю, а если он тебя опалил огнем изо рта, значит, попадешь в Валгаллу. С любой стороны хорошее дело. Win-win.

А я много думаю. «Уапще» слишком много. Был бы я примитивнее, попросту не подошел бы к телефону или сказал, что за границей, или… в общем, отказался от этого дела. Но я же образованный раб смысловых надстроек. Прежде чем просто сказать «нет», я подумал о своем имидже человека, решающего чужие проблемы. Я подумал о том, как после отказа меня воспримут другие заказчики, о недостающей сотне тысяч, я подумал о том, что ты викинг, Саслан, а если викинг просит помочь, ему нельзя отказать, он тебе еще пригодится. Я слишком умный… в этом проблема…

Начало недели ясно намекало, что начинаются проблемы. Они всегда приходят сюда с сентябрем, с пробками, которые создают родители, что носятся по городу, покупкая тетради, учебники и всякое школьное дерьмо.

Все проблемы в моей жизни начинались первого сентября. Школьные драки, институтские романы, смена работы — все приходилось на сентябрь. Каждый раз, когда заканчивается лето, я начинаю нервничать, будто завтра снова в школу или институт. Ненавижу первое сентября. Чертов Гитлер начал войну первого сентября, а что сделал ты, чтобы не пойти в школу?

Все началось в понедельник, когда у меня загнил кактус, мирно росший почти два года. Напитался этой адской жарой, вылез из кадки, распластался побегами, и, сука, вырвал из земли корни. Я стоял над кадкой и почти плакал — его молодые отростки распластались по паркету, словно он сбежать хотел. Собрался с духом, напрягся, рванул и… растекся, как кисель, будто ему ноги отрубили. И даже домысливать не надо — все, абсолютно все хотят свалить из Москвы, даже кактусы.

Потом ЭТА. Неуклюжая в своей вечной отстраненности, будто обдолбанная эфиром, восторженно-наивная идиотка, уничтожившая мой диван. Человек, который случайно может взорвать у тебя дома атомную бомбу, приняв ее за зажигалку, а потом замереть между искореженными плитами, торчащей арматурой и пропищать что-то вроде: «Ой, я, кажется, подолом платья зацепилась за что-то острое!»

Потом Саслан со своим кейсом, в котором лежит миллион. Кейсом, который он сам отдал в руки первому встречному, а потом удивился, когда тот пропал. Дефиченто… больной человек, готовый перестрелять весь город из-за ничтожной суммы. Даже взятку интеллигентно дать не может, все оперирует этим старомодным ублюдским кэшем. А апломба — как у неработающей системы ГЛОНАСС. «Мнэ трыдцать сем, и я стою два ярда… я воэн». Воин.

Тоже мне, викинг. У викингов не было кейсов, у викингов не было сбережений, у них были только боевые топоры. Они забирали чужую добычу, часть отдавали своим богам, а остальное тут же пропивали и проедали. С другой стороны, чего ждать от человека, который, входя в управление полуразваленным молочным заводом (туманное утро, автоматчики работают периметр, охрана связана, бывший директор, полузадушенный телефонным шнуром, подписывает уставные документы), задал первый вопрос своему юристу:

«А какая у завода капытализыц будет через год?»

Чертов город, — ты ухитрился даже из чеченских бойцов сделать просто «инуэсторов».

А потом порвался зайчик… ушастый плюшевый зайчик цвета лаванды, такие делают только в Провансе. Внутрь зайчика вшит мешочек, набитый лавандой. Лаванда ( Lat. Lavandula) — ароматический вечнозеленый кустарник. Римляне добавляли ее в ванны для свежести, использовали для стирки и уборки. Египтяне растили ее в священных садах Фив и готовили из нее благовония. Остатки лаванды были найдены в запечатанных урнах в гробнице Тутанхамона. Аромат лаванды помогает от головной боли, боли в суставах, ее масло способно лечить ожоги. Впрочем, посмотрите про это в Wikipedia. Главное — лаванда снимает стресс.

Стресс, который у меня никогда не заканчивается. Стресс, который меня преследует, ввиду особенностей работы. Стресс, который мешает принимать правильные решения. Поэтому, когда волнуюсь, я нюхаю зайчика. Точнее, его жопу — именно в эту часть животного вшит заветный мешочек.

Кто-то щелкает суставами, кто-то теребит четки, кто-то катает в руке шары или сжимает резиновое кольцо. Кто-то мастурбирует. А я нюхаю своего зайчика. Точнее, его жопу. С одной стороны, это успокаивает, с другой — таит в себе сакральный смысл: может быть еще хуже.

И вот сегодня, выходя из офиса Саслана, подумав о курьере, я судорожно сжал лежащего в кармане зайчика, и он треснул. Лопнул, прохудился, порвался по ебаному шву… в общем, все плохо. Это был последний зайчик из партии. Кто и когда поедет в Прованс, кого я могу попросить привезти мне зайчиков, я не знаю.