Марк Хелприн - Рукопись, найденная в чемодане

– Славно, славно, – сказал он. – Завтра сможешь заняться штабелировкой в клети сорок восемь.

Для него это было весьма значительным моментом, и я полагаю, что он полагал, будто и я полагаю это весьма значительным моментом. Я улыбнулся, как Чеширский кот, и протанцевал обратно в клеть 47, а когда ворота за мною защелкнулись, мне в этом клацанье послышался прекрасный звук – и я увидел небо, распростертое великолепным круглым ковром, полным невинной синевы и разбросанных там и сям хлопковых облаков.

Я давно спланировал точную последовательность действий: сдвинуть стены, опустошить сердцевину, сбросить слитки и восстановить внешний периметр. По окончании этого процесса почти невидимая крышка шахты, пропиленная мною в мраморном полу, будет завалена тоннами золота, а в клеть 47 никто, скорее всего, не наведается в течение нескольких лет.

Никогда в жизни не наслаждался я так сильно физическим трудом, как в те восемь часов, в течение которых скармливал бруски золота прожорливой пасти шахты, сооруженной Смеджебаккеном. Сбросив несколько сотен слитков, я уверился, что Смеджебаккен находится внизу, на запасном пути, и принимает их. Если бы его там не было, они бы уже не лезли в трубу.

Еще четыре сотни, и я начал чувствовать усталость, но чем сильнее становилась эта усталость, тем неистовее разгоралось во мне пламя решимости. Меня омывали волны наслаждения, порождаемые этим небывалым напряжением. Мышцы мои сжались и зудели, как у того, кто в полную силу потрудился сверхурочно, и это заставляло меня задумываться, буду ли я назавтра в состоянии пилотировать С-54 в Ньюфаундленд, как мы планировали.

– С клетью сорок семь покончено, – доложил я Осковицу.

– О, хорошо, э-э… Бабуин, – отозвался Осковиц. – Завтра приступишь к клети сорок восемь.

– Нет, Шерман, – трезво, серьезно и спокойно сказал я, воспринимая собственные слова как мачете, прорубающиеся через удушливые джунгли, за которыми простирается открытое море.

– Нет?

– Нет, Шерман.

– Почему это нет?

Я помедлил. А потом мягко сказал:

– Шерман, ты меня больше никогда не увидишь.

Я улыбнулся, кивнул и направился к лифту.

Стояла как раз пора ураганов. Бейсбольные матчи отменялись из-за дождя, пляжные домики были заколочены, а раскачивающиеся суденышки бесполезно торчали возле причалов. Я пытался убедить Смеджебаккена помедлить с вылетом, но он хотел следовать графику.

В то время как я вникал во все детали переселения сам, он, будучи более приспособленным к общению с людьми, более доверчивым и более расположенным к работе в коллективе, препоручил другим те задачи, об которые я обломал зубы, заполняя требуемые формы по-португальски и простаивая по полтора часа в очереди в почтовом отделении среди конторщиков, читавших бульварные романы, болтавших о бейсболе и жующих креветочные палочки. Терпеть не могу бразильские креветочные палочки: воняют они почти так же отвратно, как кофе. Но хуже всего – это китайские «голубки». Как-то раз в Сингапуре я надкусил такого «голубка» и на неделю слег в больницу.

Смеджебаккен съездил в некую европейскую столицу и нашел там заправилу всех столичных дел, к которому и обратился со своим предложением. Ему требовалось гражданство и новые паспорта для себя, своей жены и своей дочери. Ему требовался замок неподалеку от столицы, который был бы уединенно расположен в парке. Ему требовались дорогостоящие переделки в этом здании, включая сооружение крытого бассейна. Ему требовались расторопные и достойные доверия слуги, летний дом на побережье, несколько автомобилей, зарегистрированных на его новое имя, и скромное, но элегантное пристанище в уютном пригороде столицы. И ему требовалась защита правительства, буде таковая понадобится.

«Вы что, диктатор? Я вас не знаю», – прозвучало в ответ. Это предположение опровергнуть было легко, но за ним последовало другое, заставившее Смеджебаккена слегка замешкаться: «Или вы преступник?»

– В этой стране, названия которой я не могу огласить даже вам, – рассказывал мне Смеджебаккен, – живут моралисты. Школьники там узнают о категориях нравственности так же, как школьники в Америке узнают об обычаях индейцев. Так что я ему сказал: «С моральной точки зрения я не преступник, ибо присвоил богатство, нажитое неправедным путем. Я также невинен, как святой Франциск Ассизский». «Святой Франциск Ассизский?» – переспросил тот. В конце концов, это ведь странное сравнение. «И каждый, кто оказывает мне помощь, может не беспокоиться о нравственной стороне вопроса. Тот, кто оказывает мне помощь, получит не только достойное вознаграждение, но и сознание чистой совести».

Смеджебаккен сказал мне, что тот, с кем он говорил, стал втягивать в себя воздух, пока его грудная клетка не раздулась на манер надувного матраса. Он быстро согласился и высчитал размер своего гонорара.

По сегодняшним ценам на золото начало новой жизни обошлось Смеджебаккену в 35 миллионов долларов, из которых 10 миллионов пошли «надувному матрасу», но дело того стоило. Если предположить, что он сохранил остальное золото, то теперь у него имеется по меньшей мере 250 миллионов долларов на карманные расходы.

Со мной дела обстоят несколько иначе. Мне необходимо заниматься всем лично, и я очень бережлив, почему и располагаю теперь остатком примерно в 324 миллиона долларов, пусть даже они и спрятаны в труднодоступном месте. Хотел бы я последовать примеру Смеджебаккена, но в европейских кругах меня слишком хорошо знали, так что я вынужден был укрыться у антиподов, где меня никто не знал и где все было поставлено с ног на голову.

Поскольку надо было внести платежи, дать взятки чиновникам, проследить за ремонтом замка и строительством бассейна, Смеджебаккену требовалось переправить золото через Атлантику осенью, а сентябрь – это лучшее время для перелета через Северную Атлантику.

Мне этот сезон сулил некоторый риск. Сразу же по возвращении из Глен-Ларне предстояло загрузить самолет, добраться до Форт-Майерса, пересечь Карибское море, долететь до Амазонки и продолжить полет по ту сторону реки. В полностью загруженном самолете не предвиделось запасного бака с горючим, а это означало, что нельзя будет ни облететь циклон, ни «перепрыгнуть» через него.

Вечером я встретился со Смеджебаккеном, чтобы основательно подкрепиться перед загрузкой золота со служебного поезда Транспортного управления на грузовик с прицепом, у выхода из ответвления подземки в районе Вашингтон-Хейтс. Мы всегда хорошо питались в своем авиационном музее – олениной, свежей кукурузой, шпинатом, базиликом, мясным бульоном, – но по такому случаю решили прибегнуть к гоголю-моголю и бутербродам с отварной телятиной.