Дмитрий Быков - Эвакуатор

— Игорь! Какое там отдохнуть! Я домой должна успеть к ночи хотя бы!

— Успеешь. В крайнем случае заночуем, позвонишь…

— И что я скажу?

— Да ладно, придумаем.

— Игорь, у меня муж сейчас не в том состоянии, чтобы его ставить перед фактами…

— Ничего с ним не сделается. В конце концов, это же все ради него. Мы его берем или как?

— Берем, берем…

На заборе сто двадцатого участка висела табличка — «Н. И. Медников».

— Кто такой Медников?

— Откуда я знаю? Дед какой-то. Мне ключи выдали, адрес сказали, и все.

— Подожди… А зачем было покупать участок, если можно снять? Дешевле же!

— Снять? — Игорь усмехнулся. — Тут после старта знаешь что будет? Ни сарая, ни дома, ни вот этого забора. Хорошо еще, если соседское устоит…

— Да тебе-то какая разница? Улетел, пусть разбираются…

Он посмотрел на нее с недоверием:

— Мать, это на тебя непохоже. Как это — снять, все пожечь и смыться? Это у вас так делается, а у нас это анкурлык.

— Ну прости, пожалуйста. Я просто подумала, что раз уж все рушится… кому какое дело еще и до дачи?

— Вот это серьезная ошибка. — Он полез в карман, достал тяжелую связку почти одинаковых ключей и долго выбирал нужный. — Это ваше большое заблуждение, кстати говоря. У вас думают — если всему конец, можно вести себя как угодно. Как раз наоборот. Когда всему конец, куругач, хотя бы и урулус, — надо вести себя очень прилично. Может, вся предшествующая история была только ради него. Это главное событие. Знаешь, сколько тут наблюдателей в такое время?

— Ваших?

— Конечно, наших. Тут во время катаклизмов сплошные десанты. Приземлиться можно почти незаметно, никому до нас дела нет. Все смотрят. Надо лицо сохранять. Надо, как на «Титанике», — чтобы оркестр играл до последней минуты, чтобы джентльмены прощались вежливо — «Простите, ввиду непредвиденных обстоятельств я вряд ли смогу завтра составить вам партию в триктрак на верхней палубе»… У нас и пословица есть — «Бурлун тырыгык, бырлын туругук».

— Красиво. А что это значит?

— Это значит — «Живи как хочешь, а умирай как человек».

— Да, логично. Я уже почти понимаю ваш язык. Чтобы сделать антоним, надо «ы» поменять на «у», и все. Да?

— Ымница…

На соседнем участке стоял большой кирпичный дом, самый основательный на всей улице: два этажа, пристроенный стеклянный парник, большой гараж. В доме горел свет.

— Сосед… зимует, куркуль.

— А добрый, щедрый человек будет кыркыль, — догадалась Катька.

Игорь тщетно возился с ржавым замком, висящим на калитке. Из соседней калитки вышел толстый усатый мужик, действительно очень куркулистого вида. На нем были серые брезентовые штаны, короткие резиновые сапоги и старый, болотного цвета плащ, — дачная униформа, все древнее, но теплое и прочное.

— А я гляжу — кто возится? — сказал он, усмехаясь. — А это вон кто приехал. Что-то ты поздно.

— Пока доберешься, дядь Коль, — буркнул Игорь.

— Чего, заело? Дай я.

— Нет, нет, все в порядке. Не надо. — Игорю, видимо, очень не хотелось, чтобы дядь Коль лазил в его замок. Он суетливо подергал ключом, что-то щелкнуло, и ржавая дужка наконец отскочила.

— А я гляжу, — повторил сосед. — Что, думаю, не едет никто? Все лето не ездит, и сейчас не ездит…

— Работаю, дядь Коль.

— Работать надо, надо… — Он стоял у калитки, мялся, и из-за этого внезапного препятствия они не могли войти на участок. Сосед хотел о чем-то заговорить, но не решался.

— Жена, что ль?

— Вроде того.

— А. У Юльки тоже вроде того. У всех вас вроде. Я что хотел, Игорь. Ты же все равно… ну это. Не занимаешься домом-то. Участок вон смотри как зарос. Трава по плечо.

В самом деле, участок был по-настоящему запущен — бурьян, дурман, даже пара борщевиков у забора; теперь торчали одни сухие бодылья, но летом, видно, тут бушевал густой травяной лес. Сейчас, когда трава вымерзла и пожухла, можно было различить и дорожку из потрескавшихся бетонных плит, и маленький дом в глубине участка, и сарай возле самого забора, — в июле, видимо, все тонуло в разросшейся сирени, в зонтиках дудника, в облепиховых кустах и зарослях черноплодки. Если Игорь хотел замаскироваться, лучшего места было не найти.

— Я займусь, дядь Коль.

— Да я не к тому. Я что, не понимаю? Работа, что ж. Но ты, может, продать хочешь?

— А что, — Игорь насторожился, — есть покупатель?

— Ну… есть.

— А кто?

— Да хоть бы я. Юльке свой дом надо…

— Я подумаю, дядь Коль. Через недельку приеду и скажу.

— Ага. Ты подумай, да. Я много не дам, это… но ты сам понимаешь: дом у вас еле стоит, его разобрать проще, чем ремонтировать. Потом, кухня тоже никакая. Тут все надо с нуля, буквально. Тут одной земли сколько надо завезти. Ты все равно не занимаешься, я разве что? У кого какой талант. У тебя такой талант, у меня такой.

— Я решу, дядь Коль.

— Ты реши, — не уходил сосед. — Потому что сам понимаешь, мне тоже надо. Я сейчас в Москву и не езжу почти. У меня все здесь. Чего там в Москве-то, слушай? Я по телевизору не пойму ничего.

Да плевать тебе, что в Москве, подумала Катька. Было б не плевать — ты бы сразу спросил. Тебе участок надо ухапать по дешевке. Куркуль ей активно не нравился.

— Ничего. Чрезвычайное положение.

— А. Ну ладно. Давно пора. У нас-то тихо. Только ночью грохотало у них чего-то, может, стрельбы…

— Может. Вроде все в готовности.

— А чего готовность? Выжечь там все, и не надо никакой готовности.

— Да выжгли уже, дядь Коль. Не помогло.

— Я знаю, как там выжгли. Там выжгли, где не надо. А кто бабки платит, тех не выжгли. Ну ладно. Вы, небось, отдохнуть хотите. Отдыхайте, отдыхайте. Я только чего говорю, Игорь, — прибавил он, все не решаясь уйти. — Я и Николай Игоричу говорил, когда он живой был… Чего ты, говорю, маешься тут, отдай участок! Тем более, что из вашего душа вода ко мне идет.

— Я же душем не пользуюсь, дядь Коль.

— Ну а он пользовался, и мне розы подмывало. Я говорю, отдай, Николай Игорич, нет же у тебя к этому делу таланта. Чего ты тут горбатишься, ведь не твое! Не отдавал. Теперь ты вот. Сам же видишь. Тут, если руки приложить, такое можно сделать! Ты посмотри, какие яблоки у меня в том году были. И в этом сколько. Слива какая. Картошку я вообще забыл, когда покупал. Давай, думай. Ты это, — он понизил голос, — ты не думай, я тысяч десять дам. Тебе больше никто не даст. А у меня Юлька. Ты когда решишь-то?

— Через неделю, — терпеливо повторил Игорь.

— Ну давай. — Дядь Коль явно хотел сказать еще что-то, но не знал, как; когда такие люди хотят привести последний и безоговорочный аргумент в свою пользу, они приписывают к заявлению «Прошу в моей просьбе не отказать». Надо высказать еще что-то, главное, но природная деликатность не позволяет им просто и внятно предложить: «Отдай мне твое, у меня на него больше прав, я лучше тебя умею обращаться с землей и стройматериалами, и все это мое, а твое только случайно. В принципе ты бы мне должен отдать это бесплатно, я сам могу взять, если захочу. Но я прошу твоего согласия и даже предлагаю тебе десять тысяч, хотя таких цен за участок с домом давно не бывает. Отдай, хуже будет». Игорь кивнул соседу и шагнул на бетонную дорожку.